«Любимые цвета Готфрида», — отметил про себя Леон.

— Приветствую, лев! Не виделись пять дней, а по ощущениям, как если бы прошел весь месяц!

— Рад тебя видеть! — юноши обнялись, а Беатриче задорно описала вокруг них круг, помахав Леону ручкой.

— Клянусь своим плащом, она становится все человечнее! — воскликнул Леон.

— А то! Я тоже заметил. Принарядилась даже я погляжу.

— В охотничьем уделе скажу я тебе дикие мужики, таращились на ее точно эйдосов никогда не видели. Я тогда решил, чего это на мою девочку нагую пялятся все, кому не лень? Тогда я придумал ей такой облик, и она приняла его.

— А это свидетельство мужества в каком бою получено? — Леон указал на синяк под глазом и безотчетно потер свой лоб, проверяя болит ли он.

— Так я и говорю, — дикие мужики эти охотники. В местной таверне один олух про Беатриче и меня непристойные шутки отпускать начал. Вот мы с ним и побеседовали как должно — по-мужски.

— Неслабо он тебя приложил.

— Эге-гей! Неслабо его голова приложилась к табурету! Звук при этом был как когда вбивают затычку в бочонок с элем. Мне стало так смешно, что я пропустил его удар. А ты как? Есть что рассказать… Нет! Постой! — с внезапной серьезностью выпалил Готфрид. — Не говори ни слова, я вижу друг мой лев, как взгляд пылает твой, да так, что солнце вот-вот от ревности взревет! — Готфрид загадочно обошел вокруг Леона, точно разгадка крылась у того за спиной. — Но прежде солнца взреву я от любопытства! Позволь мне лишь с себя доспехи дорожной грязи с пылью снять и там расскажем друг другу о том, что с нами приключилось.

Готфрид ополоснулся, переоделся и с подносом полным еды, пришел в беседку к другу. Леон начал рассказ, неспешно и подробно описывая все произошедшее, чтобы Готфрид насытился им, как если бы этот рассказ пришелся ему вместо ужина.

— В тихом омуте черти водятся! Ну Леон, ну ты меня и уел! — коварно прищурившись, с разоружающей улыбкой и тыча в друга куриной ножкой точно указательным пальцем, восхищался Готфрид, прослушав о событиях на озере. — Даже я плутовку, запавшую мне в сердце, без одежды еще не видал, хотя встретил дважды, а ты уже и тут успел! Ай да Леон! И ее оглядел и себя показал! — улыбка ниспадала с лица Готфрида и была столь искренней и энергичной, что ее можно было порезать как сыр на сотни долек и раздать всем погрустневшим в Линденбурге.

Лицо Леона залил жаркий багрянец, а чувства оплел глухой стыд. Даже перед лучшим и близким другом, что был ему как брат. Увлеченный тем, что узнал, Готфрид потерял интерес к еде, хотя, берясь за нее, утверждал, что голоден как атабский бык, нет — пять быков! Уже пару лет как Готфрид ждал с жадным любопытством ту, кто сможет пройти сквозь заросшую шипами принципов и требований, аллею, ведущую к сердцу друга. Готфриду так хотелось взглянуть на эту девушку, что он был готов несмотря на усталость вновь вскочить в седло и мчаться по тракту хоть всю ночь. Затем схватить эту альвийку и радостно кружить, выкрикивая ей слова благодарности. В этой осаде, под неприступными стенами которых полегло немало воительниц, нашлась та, что сумела взять замок без осады. Когда рыцарь закончил рассказ, Готфрид вскочил из-за стола, чуть не опрокинув поднос.

— О слава нашим родителям, это случилось! Друг мой, да ты влюблен! — Готфрид расхохотался и приобнял Леона за плечи.

— Тише ты, не кричи так, еще матушка услышит! — смутился Леон.

— Пусть само солнце и звезды слышат! Впрочем, раз такова твоя просьба, то мне остается лишь подчиниться. Не терпится же мне увидеть ее, ох как не терпится! Даже не верится, что кто-то покорил сердце моего друга!

— А уж как мне хочется увидеть ее вновь. Ее образ все время стоит у меня перед глазами и так тоскливо, что ее нет рядом.

— В этом любовном плену ты не одинок, мой друг! Сдается мне, и я туда же угодил. Так будь любезен, камеру со мною раздели. — с улыбкой, понизив голос, признался Готфрид.

— Вот так дело, двух рыцарей сердца, пленили красотою девы! Ты молвишь о Лисе? — уточнил Леон, в случае с Готфридом уточнении было вполне уместным.

— О ней самой! Ты ведь и правда уел меня Леон — я даже не знаю, как и где ее искать свою лисичку. Как выйти на нее, а ты уже и дома побывал у хозяйки своего сердца. Обскакал так обскакал, ничего не скажешь. — Бесовка эта не выходит с головы моей. Сразить стилетом хотела, однако нанесла удар в сердце одним лишь своим диким взором. Ну вот, будучи рядом с тобой я и начинаю говорить точно трубадур какой.

— Молю лишь об одном, не грабьте горожан, когда разлука меж вами сойдет на нет! — пошутил Леон, и Готфрид рассмеялся, шутливо толкнув друга. Когда речь зашла о Лисе, Леон вспомнил важную деталь, но решил, что именно сейчас не время говорить о ней. Сначала нужно рассказать о Тенебрисе. Мысли о последнем, холодной змеей проскользнули во дворец веселья, где столпились радость и восторг от встречи с другом и разговора с ним.

Рыцари еще посмеялись немного, опьяненные своей влюбленностью и потешаясь сами над собой. Готфрида умиляло, что он «черненький» и влюбился в цинийку, а Леон будучи «светленьким», пленился сильвийкой.

— Abyssus abyssum invocat! — с важным тоном произнес Готфрид на общем, альвийском языке, что дословно переводилось как «бездна бездну призывает» или же в осмысленном варианте «подобное притягивает подобное».

На сомнения Леона в том, что Элисса чувствует к нему симпатию, Готфрид, небрежно махнул рукой и сделал такое лицо, словно объяснял ребенку очевидное. Впрочем, он себя так и чувствовал — Леон в делах сердечных был самым что ни на есть ребенком, в хорошем смысле этого слова: наивный, неопытный, только начинающий познавать сию непростую стезю.

— Клянусь черепом своего деда и вот этими пальцами, — Готфрид продемонстрировал Леону собственные пальцы. — Элисса втрескалась в тебя до кончиков своих альвийских ушей! Провалиться мне на месте если это не так!

— Не кричи ты так!

— Прости. Поверь мне как ба… — Готфрид осекся. — Как дамскому угоднику, далеко не каждая барышня будет себя так вести, даже если и испытывает симпатию. Из всего сказанного тобой, я пришел к выводу, что Элисса влюбилась в тебя самой чистой, беззаветной любовью. Такое тоже бывает, редко правда, повезло тебе, что еще тут сказать? — Готфрид вытянул правую руку на фоне уже очертившей свой белый лик на черном небе луны таким образом, как если бы держал ее подобно яблоку и с нарочитым пафосом произнес. — Встретились два взгляда подобно двум клинкам и высекли искру, начавшую пожар страсти. Хех, ручаюсь, это невинное создание сейчас терзается мыслями о том, думаешь ли ты о ней.

— Хотелось бы верить.

— Так и есть, Леон, — уверенность Готфрида передалась Леону, придавая сил.

Радость радостью, однако Леон был вынужден омрачить столь оптимистический настрой друга вестями о Тенебрисе. Готфрид вернулся поздно и не заезжал в столицу, а потому не встречался с Гидеоном и не знал дурных вестей. Черный рыцарь так вспылил, что Леон почувствовал себя своим отцом, приводя те же самые аргументы и доводы, что и он, призывая друга не горячится, а все взвесить. Глядя в сумерки, Готфрид пригрозил неведомо кому, что если к концу месяца дело не разрешится каким-то результатом, то юноша задействует свое наследство и сам наберет себе дружину наемников с помощью которых рванет через известный лаз в пирамидалл, бить атабов. Покуда наемники не состоят ни в какой армии и не стоят под чьим-то знаменем, то и спросу с них нет. Леон удивился прагматичности мышления друга, ему самому такое даже и в голову не пришло. Поведал Леон и о том, что ключом к происходящему под землей может стать как ни странно — Лиса, а точнее, господин Уильям, давший ей заказ на корону. Леон напомнил, как Лиса говорила о том, что заказчик предупреждал ее о феррумах и опасных чудовищах, мутантах. Вовсе не таких, каких можно встретить в лесах княжества, в виде привычных, но крайне крупных, животных. Те мутанты, которых довелось встретить в пирамидалле, попали туда только потому, что он сообщался с Тенебрисом, но ведь ходы в Тенебрис были замурованы. В свете вышеизложенного, Готфрид пуще прежнего вознамерился во что бы то ни стало найти Лису.