Вновь бахнули орудия.

Заранее отмеренные заряды пороха, увязанные в одном картузе с картечью – сила. С их помощью можно было даже такие убогие тюфяки перезаряжать довольно быстро.

- Пали! – Вновь раздался голос командира стрелков и фронт окутался дымами. В третий раз.

Нестроевые уже притащили пикинерам из обоза запасные пики взамен сломанных. Посему распорядившись начать наступление, княжич отправился к своему коню.

- Иван Иванович! - Воскликнул командир пехоты и осекся с невысказанным вопросом на устах. Не посмел.

- Бой выигран! - громко крикнул Ваня. – Теперь надлежит грамотно воспользоваться его плодами. А для того поле битвы видеть нужно.

Пикинеры подняли свои длиннющие «причиндалы» и, дрогнув, пошли вперед. Под барабанный бой и волынку .

Подошли к завалу. Опустили пики. Мощными размашистыми амплитудным ударами перекололи раненых лошадей и слонявшихся промеж них ошалелых людей. Подняли древки. И пошли дальше. А стрелки, используя свои клинки, попутно добивали раненых людей. Обычное дело в такой рубке, ибо оставлять их в тылу было опасно. Мало ли? Шок пройдет. И давай злодействовать. Оно кому надо?

Новгородские же всадники, беспорядочно отступали к своему лагерю. Ваня прекрасно знал, что средневековое войско очень сложно остановить, если оно перешло в бегство. Даже притворное. Так что теперь, если кто и сможет собрать это войско, то сильно не сразу. В дне, а то и в двух путях отсюда. Княжич преследовать их не хотел, так как у новгородцев даже после поражения оставалось кавалерии сильно больше, чем стояло под рукой Холмского. Деморализованный противник, конечно, разгромить три всадников Даниила не смог бы, но потери могли появится и очень неприятные.

Зачем же тогда Ваня отправил свою конницу? Так просто шугануть супостатов из лагеря, чтобы эти шалуны трофеи его не растаскивали. Посему и отправил конницу не сразу, да с наставлением – идти только до реки, но на ту сторону не лезть.

- Иван Иванович, - тихо произнес Фома Семенович командир пехоты. – Ты извини меня.

- За что?

- Я ведь усомнился в тебе.

- Ты усомнился в себе друг мой. В себе и своих людях.

- Ты был так спокоен, - после долгой паузы и напряженного жевания губ заметил он. – Неужто ты знал наперед что мы победим?

- Конечно. О том и сказал. Разве ты позабыл уже?

- Да… но… я думал, что ты говорил так, чтобы подбодрить ребят.

- То есть, врал? – Повел бровью Ваня.

- Нет, нет! – Замахал он руками. – Нет. Я не это хотел сказать.

- Это ты хотел сказать, - усмехнулся княжич. – Нет. Я не врал. И хватит об этом.

- Да, да, конечно, - быстро закивал Фома, странно смотря на своего княжича.

Ване было лень рассказывать о том, что кавалерия против такой пехоты в сложившейся диспозиции практически бессильна. Это были азы. Для него, как человека из другой эпохи.

Однако окружающие восприняли слова нашего героя совсем иначе. Мышление-то у них было религиозно-мистическое, а потому и решили - если княжич твердо знал, то не потому что просчитал все. Нет. Ему де знамение было. Не зря же он про Господа Бога говорил? Не зря же проговаривал, будто тот смотрит на них здесь и сейчас? Да и спокойствие хранил удивительное.

Эх! Знал бы Форма Семенович и прочие, чего Иван Ивановичу стоило остаться невозмутимым в такой ситуации. У княжича все поджилки отчаянно вибрировали от вида надвигающейся конной армады. А рука сдавила эфес клинка так, что казалось – раздавит. Да и ноги едва держали. Но он справился. Он устоял. И даже нашел в себе силы топорно, но подбодрить стрелка. И это очень сильно подняло его в глазах окружающих, не ожидавших от отрока тринадцати лет такой выдержки. А в сочетании с произнесенными словами, это решительно укрепило его репутацию, серьезно подняв веру в него, как удачливого командира. В армии, особенно старинной, вещь это наиважнейшая! В того же Суворова, например, его солдаты верили едва ли не больше, чем в Бога...

Глава 5

 1471 год – 28 июня, река Шелонь

Александр Васильевич Чарторыйский выехал на опушку и остановился. Довольно большое поле подле реки Шелонь еще не успело зарасти после не то выкоса, не то выпаса. Поэтому и травка была довольно низкой.

Его люди еще издалека видели, как появившиеся здесь всадники, только лишь их приметив, развернулись и ускакали прочь. А потом из-за леса донеслись звуки труб. Это уже тогда насторожило опытного командира. Сейчас, выбравшись на опушку он нахмурился, лихорадочно соображая.

Перед ним были явные следы боя. Вон – тела людей и лошадей навалены. Сильного боя, надо сказать. Трупов масса. Те же люди, что сейчас строились возле лагеря, совсем не походили на новгородцев. Их Александр Васильевич знал очень хорошо, ибо прожил в Новгороде довольно много. И воевал с ними против Москвы во время борьбы Дмитрия Шемяки  с Василием Темным.

- Это же княжич Иван! – Воскликнул кто-то рядом.

- Княжич? – Удивленно переспросил Чарторыйский.

- Да. Вон же – золотой лев на красном. Нам же сказывали, что он так велел размалевать своих ряженых селян.

- Ряженых? – Усмехнулся Александр Васильевич с явным скепсисом в голосе.

Он был опытным «кондотьером» вся Руси, Литвы и прочей округи. Самым опытным и удачным. Воевал давно и со вкусом. Из-за чего имел личную дружину сопоставимую с тем, что могла съехать с московского великокняжеского двора. Деньги у него водились для их содержания. А почему? Потому что он всегда знал – когда нужно атаковать, а когда отступить. Чуйка у него хорошо работала.

Так и сейчас, несмотря на смешки и шутки воинов, он не веселился, наблюдая за тем, как «ряженые селяне » княжича, быстро и организовано строятся. С крепкой пехотой он не сталкивался, но ему это все совершенно не нравилось. Он очень чутко относился к рассказам о военных кампаниях дальних стран. А потому о швейцарской и фламандской пехоте слышал неоднократно. Вот они тоже ходили с длинными копьями – пиками. А могли стоять и с алебардами, которых Александр Васильевич, впрочем, не наблюдал. Но это не сильно его обнадеживало.

Казимир IV, как Ваня и предполагал, не смог усидеть и вмешался в конфликт между Новгородом и Москвой. Тем более, что тот возник во многом благодаря его усилиям. Особенно после столь ценных сведений, что ему оперативно передали. Полноценную войну он начинать не стал. Зачем? Довольно было и частной кампании.

Чем отличалась в те годы война от частных вооруженных разборок? Тем, что коронное войско, будь то Великого князя или короля, выступало в поход во время войны. В мирное же время если какой-нибудь магнат или боярин в частном порядке или «в складчину» совершит набег на соседей и пограбит маленько – то не беда. Плохо, конечно, и может стать началом для войны. Но Иван III был не в том положении, чтобы драться еще и с Вильно, который подпирал Краков…

Ваня предполагал возможность появления здесь литовских войск, хоть и не так быстро. Ведь место прекрасно подходило для рандеву новгородской рати с подходящим с запада – юго-запада отрядом.

Сколько их прибыло? Бог весть. Но времени на размышления не было. Бежать уже поздно. Стоять – значит отдавать инициативу противнику. И, в случае его численного превосходства, это может закончится плачевно для московской рати. Поэтому Ваня принял единственно верное, как он думал, решение в текущей ситуации – наступать и давить. Этим шагом он думал сократить им пространство для маневра, прижимая к лесу и лесной дороге, с одной стороны. А с другой – удивлять. Они ведь наверняка не ожидают от «пешцев» решительного наступления. Да и боевой дух своих солдат, находящийся после победы где-то в заоблачных высотах, тоже нужно было использовать с пользой.

И вот, выстроившись развернутым строем, пикинеры со стрелками двинулись вперед. Под барабанный бой и завывания волынки . На флангах вновь встали всадники – по сотне с каждой стороны, плюс третья сотня в тылу, в резерве. Артиллеристы же тянули на лямках свои орудия  держась фланговых зазоров между пехотой и кавалерией. Иными словами – княжич решил оставить прежний строй, дабы психологический эффект для его солдат был как можно более сильный.