— А вы знаете, Андрей Андреевич, дам я вам разрешение, на ваши прожекты, — усмехнулся в бороду, Макаров, — Надеюсь, они нам помогут.

— Есть ваше высокопревосходительство, выполню, — кивнул Вирениус, а потом добавил, — И быть может, стоит действующие силы флота пока держать на Эллиотах? Как бы японская армия готова, к броску через реку Ялу. И как только они приберут к рукам её устье, тут же стоит ждать высадки там их 2-й армии. Как бы не пришлось противодействие организовывать. И войска поддерживать. Хотя последнее это моё дело, но прикрыть канонерки от атак японского флота надо бы, ваше высокопревосходительство.

— Вот тянет, вас Андрей Андреевич, на Эллиоты. И флот туда тянете.

— Там ваше превосходительство удобная якорная стоянка, для всего флота удобная. К тому же стоянка, достаточно прикрытая минами, бонами, сетями. Береговые батареи даже частично перенесли. И генерал Белый их расчетами обеспечил. Единственное так это обстрелы могут быть. Но так и на наших броненосцах пушки.

— Я подумаю, Андрей Андреевич, над этим вашим предложением, — произнёс Макаров, — И у вас всё?

— Да, ваше высокопревосходительство, — ответил Вирениус.

— Тогда, Андрей Андреевич, я вас не задерживаю.

Выйдя из магазина Чурина, Николай Вирениус буквально остолбенел. Прямо перед угловым входом в магазин, капитан первого ранга избивал, стоявшего на вытяжку перед ним, кондуктора Буторина. Который держал форменную фуражку в руке. А по лицу матроса уже текла кровь, но офицер, с остервенением продолжал его бить, приговаривая:

— Я тебя, скотину, научу, как уставы нарушать, ты у меня навек запомнишь, как служить надо.

— Прекратите, — только и выдохнул Николай и шагнул в сторону офицера, — Немедленно прекратите избивать моего подчинённого.

У капитана первого ранга приподнялись плечи, тот медленно развернулся, и уже обращаясь к мичману, язвительно произнёс:

— Вашего подчинённого? Распустили вы их. Бегут по улице без фуражки, и честь не отдают. Да и вообще мичман, как вы обращаетесь к старшему по званию.

Вирениус младший вытянулся, рывком поднёс руку к околышу фуражки и так же рывком бросил её вниз, произнеся, обращаясь к командиру броненосного крейсера «Баян» Роберту Николаевичу Вирену:

— Командир миноносца номер «227», мичман Вирениус второй. Разрешите обратиться господин капитан первого ранга? На каком основании вы, ваше высокоблагородие, избиваете моего подчинённого? К тому же представленного к Знаку отличия Военного ордена[28].

— Командир, — протяжно, с издёвкой протянул Вирен, — Молоко на губах не обсохло, а всё туда же. Командир. То-то же нижних чинов распустил, что по городу без фуражки бегают.

И тут взгляд Вирена упал на японскую саблю, украшенную «клюквой»[29], висевшую вместо положенного морского палаша, хотя и имеющая орденский знак на оружие и надпись: «За Храбрость». От этого Вирен побагровел и набычился ещё больше, и буквально заревел:

— Да как вы смеете, молокосос, нарушать устав! Где ваш форменный палаш!

— Ваше высокоблагородие, — начал было вкрадчиво говорить Вирениус, играя желваками, но его перебил перешедший на визг Вирен:

— Молчать, сопляк!

— Я вас, ваше высокоблагородие, попрошу меня не оскорблять, и не орать, иначе я посчитаю это оскорблением своего достоинства, — рявкнул на повышенных тонах Вирениус и уже спокойно, но тоном не терпящем возражения добавил, — Попрошу вас принести мне извинения, господин капитан первого ранга.

— Ещё чего, — побагровел ещё больше Вирен, явно давая понять, что не считает мичмана равным себе и никакой дуэли не будет, — Для начала соблаговолите одеться, согласно устава. А потом уже требовать сатисфакции, у старшего по званию. Я сообщу Александру Федоровичу, о вашем недостойном поведении, юноша.

При этом Вирен прямо сказал, что выскажется капитану второго ранга Колчаку первому. Который принял минный крейсер «Всадник» и по совместительству стал исправлять должность командира четвёртого отряда миноносцев. Куда и входил «227-й». А также исправлять должность начальника трального каравана.

— Этим орденом меня наградил, их высокопревосходительство, адмирал Алексеев. Собственноручно прикрепив темляк, именно к этой сабле, ваше высокоблагородие. Это раз, а второе, мы, ваше высокоблагородие, находимся в осаждённой крепости.

— И что? — снова с ехидцей потянул Вирен, — Это разрешает уставы нарушать?

— Уставы нет, но для начала надо бы узнать, что делает нижний чин, а потом уже лезть с кулаками в лицо, моего лучшего комендора и командира моей артиллерии. Буторин!

— Я, вашбродь! — рявкнул в ответ кондуктор. Офицеры, в запале совсем не смотрели в его сторону, а тут развернувшись, увидели, что кондуктор стоит навытяжку, в фуражке, старательно пуча глаза. А кровь с лица ему вытирает Аюми. При этом стоявшая рядом с подругой Лидия Белая, держа картонку с покупкой, и с осуждением смотрела на Вирена.

— Что приказали, кондуктор?

— Их превосходительство, контр-адмирал Вирениус приказали найти вас ваше благородие и барышню. Что бы вы срочно, взяв камеру, прибыли на миноносец. Ремонт винта окончен. И их превосходительство, совместно с их превосходительством генерал-майором Белым, пожелали отбыть в Дальний.

Вирениус младший, поморщился, от напоминания об его ошибки. Когда он коснулся винтами дна. Не правильно оценив радиус поворота миноносца, на его полных ходу. Во все его 15,5 узлов. И в сердцах произнёс:

— Да что за напасть. А как же мины?

— Дык, вашбродь, япошки на Эллиотах минные поля тралить удумали, — тут же произнёс Буторин, — И наши катера миноносцами гоняют, под прикрытием своих канонерок и контрминоносцев. Вот их превосходительство и хочет япошкам помешать значиться. А к катерам, мины тралить, значиться «Новик», который пароход, и «Инкоу» добавят, они мины снимать будут.

Вирениус уже знал, что мощности машин паровых катеров не хватало подсечь и сорвать мину с якоря. Поэтому катера обычно находили мины, а вот снимали мины с якорей и расстреливали уже корабли побольше. Мичман вздохнул и повернулся к Вирену:

— Ваше высокоблагородие, вы помешали нижнему чину в выполнении боевого приказа. При этом наказывая его за высказанное им усердие. И заставили ждать их превосходительств. Я доложу им, как вы, ваше высокоблагородие, пытались помешать, выполнить их приказ.

Вирен посмотрел в лицо мичмана, играя желваками, а потом зло бросил:

— Сопляк! Попадёшь ещё под моё начало, заставлю службу нести.

И направился по улице, услышав брошенное ему в спину Лидией Белой:

— Дантист!

А Вирениус повернувшись к девушкам и кондуктору произнёс, протянув ему деньги:

— Прошу простить меня сударыни, но служба. Буторин, возьми рикш и развези девушек по домам. Это тебе их оплатить. Потом вернёшься с Аюми и камерой. Я, к сожалению, на службу. Честь имею!

С этими словами мичман кивнул, молодцевато щёлкнув каблуками. Про себя чертыхнувшись, ведь день так хорошо начинался. Миноносец стоял на слипе, в минной гавани. И при отливе матросы и мастеровые стали выравнивать слегка погнутый винт. А сам он смог выбраться в город. И составить компанию Аюми. Которую после разговора с отцом он воспринимал как ещё одну сестру. Тогда, подойдя к отцу, он спросил:

— Отец, мусумэ это кто?

— Ну это смотря, в какой традиции смотреть. Если в европейской, то содержанка. Если же смотреть в японской, то вполне законная жена. Когда мы стояли в Нагасаки, вместе с нами там стоял и «Рында». Так вот у великого князя Александр Михайловича, который тогда был офицером «Рынды» как раз, в городе была своя мусумэ. Мы в шутку называли её «наша великая княгиня». Японцы к этому титулу относились на полном серьёзе.

— Почему?

— По их представлениям это так и было, — усмехнулся Вирениус старший.

— Забавно, — произнёс Николай, — И получается Аюми моя сестра?