— Довольны ли вы? — спросил граф, улыбаясь.

— Одно могу сказать, сударь, вы заплатили по-барски, нижайше благодарю вас, сударь.

— Мне хочется, чтобы вы сохранили обо мне хорошее воспоминание, — прибавил граф с улыбкой.

— Для меня будет великое счастье, сударь, когда вы вздумаете почтить мой бедный дом своим присутствием.

— Совсем не такой бедный, судя по тому, что мне пришлось видеть, — сказал граф, смеясь. — Может статься, что мы встретимся, Кайман, и может быть, раньше, чем вы думаете.

— Я всегда буду к вашим услугам, сударь.

Граф взял свое оружие, завернулся в плащ, надел шляпу и вышел за Кайманом, который отворил ему дверь прямо на улицу.

В условленный час Картагю был на посту; шхуна стояла на якоре в углублении небольшой бухты вне рейда; через десять минут судно было под парусом.

Патрон ничего не преувеличивал — все было так, как он говорил: «Дороде» была в отличном состоянии и имела превосходный ход.

Каюта графа была невелика, но удобна и чиста, без роскоши, но со всем необходимым.

Переезд был прекрасный и быстрый; «Дороде» скрылась в глубине залива почти неизвестного, где ей нечего было бояться.

Граф спустился в лодку вместе с патроном.

— В котором часу мы можем ехать сегодня вечером?

— Если вас не стеснит, мы отправимся в тот же час из Луисбурга; у меня есть ценный товар, который я желал бы сбыть, это скоро сделается; дамы Бостона очень кокетливы, часа в два все будет разобрано.

— Хорошо, — сказал граф, улыбаясь, — справляйте свои дела, пока я займусь своими; в половине двенадцатого мы сойдемся на люке.

— Так, сударь, я буду аккуратен. Они расстались.

Граф отправился прямо к «Сулливан и сын»; контора банкира была против бостонской ратуши, которая двадцать лет спустя приобрела известность как колыбель американской революции; в этом именно здании началась она; но это громадное событие крылось еще в тумане будущего.

Как только граф явился, его отвели тотчас же к банкиру; это был человек лет сорока восьми, с рыжей головой.

— Уже приходили получить по векселю, — сказал он, увидав графа и встав ему навстречу, чтобы пожать ему руку.

— Когда?

— Вчера в половине четвертого.

— Вы заплатили?

— Да, фунтами стерлингов, он так просил.

— Это составило порядочный груз?

— Разумеется, но с ним был здоровенный носильщик, впрочем, в последнюю минуту он переменил намерение.

— А!

— Да, он попросил четыреста тысяч ливров билетами английского банка, а остальные фунтами стерлингов, которые носильщик подхватил как фунт перьев.

— Видели вы этого человека?

— Конечно, я всегда сам выдаю значительные суммы, для того чтобы избежать ошибки.

— Похвальная предусмотрительность, — сказал граф с горечью, — хорошо ли рассмотрели вы этого человека?

— Отлично, это человек лет пятидесяти по крайней мере, маленький, толстенький, с красивым лицом, вид у него довольно жалкий и носит он огромные синие очки с зеленым шелковым козырьком над глазами… Он ли это?

— Точь-в-точь, благодарю вас. В скором времени я вам представлю некоторые вклады, чтобы уплатить кое-какие долги.

— Когда вам будет угодно, милостивый государь, я сочту себя польщенным вашим доверием.

Граф простился и вышел, сопровождаемый до дверей банкиром, который не всем оказывал такую вежливость.

— Негодяй не потерял ни минуты, — ворчал граф, направляясь к дому Грослостен близ пристани. — Этот Сулливан — идиот, удивительно, как цифры затемняют ум, я счел за лучшее ничего ему не говорить, он посмеялся бы надо мною и был бы прав; посмотрим, был ли другой поумнее?

В этих размышлениях граф дошел почти до самого дома. Сам того не замечая, граф вошел и назвал себя; как и в первый раз, его отвели в кабинет банкира, которого он застал над цифрами.

— А, это вы, граф, — сказал банкир, вставая, — милости просим; знаете, эта барыня приходила вчера в 12 часов получить по векселю; прелестная особа, могу сказать!

— Дама, — сказал граф, озадаченный, — дама приходила получать?

— Ну да, хорошенькая брюнетка, лет двадцати пяти, не больше, вы ее не знаете?

— Какой я забывчивый! — вскричал граф, ударяя себя по лбу. — Господин, которому я поручил получить по векселю, женат, я совсем позабыл, тем более что видел эту даму только один раз и то минут на пять; сделанный вами портрет похож и наводит меня на мысль, что муж ее поручил ей получить деньги.

— Очень вероятно, — сказал банкир, — мне не пришлось сделать ей никаких замечаний, так как вексель был у нее в руках; оставалось заплатить, что я и сделал.

— И прекрасно!

— Очень рад.

— Что, эта дама с мужем живет еще в Бостоне? Когда я знал их, они жили в Нью-Йорке.

— Именно, как она мне говорила, они долго жили в Бостоне.

— А теперь они там не живут?

— Нет, они вчера, в четыре часа вечера, уехали на «Быстром», который отправляется в Лондон; они выбрали это судно за его ход; кажется, дела крайней важности заставляют их как можно скорее прибыть в Англию, где они и поселятся; поэтому-то госпожа просила меня рассчитать всю сумму билетами английского банка, как самыми удобными для размена во время путешествия.

— И хорошо сделала, нет ничего более затруднительного, как фунты стерлингов в пути; со мной в эту минуту около трех миллионов банковскими билетами, это нисколько меня не стесняет, если бы у меня были фунты стерлингов, нужно было бы взять экипаж.

— И хорошую лошадь, — прибавил банкир, смеясь. Граф также засмеялся, попрощался и вышел.

— Черт возьми! — вскричал граф, когда очутился на улице. — Надо сознаться, что все ловко сыграно! Большое удовольствие потягаться с такими противниками, это волнует кровь и заставляет работать воображение; но дело еще не кончено, он напрасно торжествует; я готовлю ему под конец превосходный удар; он должен быть очень ловок, чтобы его отпарировать. Нужно самому себе признаться, хотя никто другой не узнает об этом, что никогда еще не издевались — не побоюсь этого слова — надо мною так, как этот молодец; он ничего не упустил из виду, не забыл ни одной предосторожности, впрочем, нет — эта бумажка, оставленная в моем бумажнике и которую он не подумал уничтожить заодно с другими, более важными, украденными у меня.

Он подумал несколько минут, потом продолжал с беспокойством:

— А если он не забыл эту бумажку? Если он оставил ее нарочно, чтобы сыграть со мною еще шутку своего рода? Нет, это невозможно; я с ума схожу, я не знаю, что говорю и что делаю; к черту этого негодяя! Уж если мне удастся его поймать!..

Он сделал угрожающий жест, который не обещал ничего хорошего для его врага.

— Э, да что с вами? — раздался голос над его ухом. — Что вы жестикулируете среди улицы?

Граф поднял голову и как будто очнулся:

— А! Это вы, Картапо, что вы говорите?

— Я спрашиваю вас, не больны ли вы?

— Я? Ничуть, напротив, я чувствую себя очень хорошо, я отлично устроил все дела, а вы?

— И я также; я продал весь свой товар, было бы его втрое больше — все мог бы сбыть.

— Так вы довольны?

— Еще бы.

— И я доволен, есть у вас какое-нибудь дело?

— Решительно никакого; я собираюсь идти обедать на шхуне; хотите ли сделать мне удовольствие пообедать со мною?

— С радостью, но с условием.

— Я заранее принимаю его.

— Вот это дело! Мы оба веселы — вы, потому что продали свои материалы и кружева, я, потому что кончил свои дела, пообедаем вместе, но здесь, на берегу; во-первых, нам будет свободнее, во-вторых, обед будет вкуснее — не в обиду вам будь сказано; согласны вы?

— Согласен, сударь.

— Ну, так как вы часто бываете в этих странах, вам лучше, чем другому, должны быть известны здешние места.

— Действительно известны, сударь, но вы не замечаете, что у меня дорожный костюм.

— Что за дело? У кого есть деньги, тот не должен заботиться о своем туалете, пойдемте обедать.

— Пойдемте, если вы так хотите, недурно для здоровья слегка выпить время от времени.