Изменить стиль страницы

— Ты должен улыбаться чаще, — говорю я и падаю обратно на кровать.

— Тогда мне нужно проводить с тобой больше времени.

Думаю, что не буду особо возражать, если только в один прекрасный момент все это не окажется сном. В жизни так не бывает. Не может такого быть, чтобы всего за один день в меня влюбился сексуальный красавец. Ну, по крайней мере, не в моей жизни.

Все выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой…

— Кстати, ты собираешься закрыть магазин отца, когда приведешь все в порядок? — спрашиваю я, перебирая пальцами бахрому на пледе. Не стоит впускать его в свое сердце, если Бэкс планирует вскоре уехать.

Он не отвечает. Просто лежит, глядя в потолок задумчивым взглядом.

— Я хотел. В смысле, собирался.

— Но? — Я надеюсь на это, но

— Помимо потрясающей девушки, вчера в магазине я нашел еще кое-что, и задумался об этом.

— Что ты нашел? — спрашиваю я, приглаживая пальцами свои растрепанные волосы.

— Письмо отца.

— Где?

— Оно было в кассе под лотком с деньгами. Я искал ключи, и увидел конверт со своим именем.

— Ох.

— Я так долго избегал общения с отцом, Фин. Я думал, он ненавидит меня.

— Говорила же: у него не было ненависти к тебе. Ни у одного из твоих родителей ее не было. Что в письме?

— Не знаю.

— В смысле?

— Я имею в виду, одна только мысль о том, что он написал мне письмо, заставила меня взглянуть на все по-другому.

Бэкс похож на меня. А я — на него. За последние два года я взрастила в себе гигантское чувство вины, размышляя о том, что если бы мои родители и сестра выжили в том несчастном случае, то непременно бы возненавидели меня. Они винили бы меня так же, как я сама винила себя.

— Ты собираешься читать его или как?

Я бы отдала все на свете за письмо от родителей. Все, что угодно. Раньше я молила дать мне знак, что они не испытывают ко мне ненависти. Целый год, как безумная, умоляла об этом Бога. Но не получила никакого знамения.

— Можешь сама прочесть? — просит Бэкс, наклоняется и достает из сумки надорванный конверт.

— Да, конечно.

Я скрещиваю ноги, закутываюсь в одеяло и вынимаю из конверта лист, вернее, листы. Одного беглого взгляда достаточно, чтобы удивиться разительной разнице в почерке.

— Похоже… одно из них от твоей мамы.

Подняв взгляд от писем, я вижу боль в его глазах.

— От мамы? — выдыхает он.

Вновь опуская взгляд, я начинаю читать:

«Мой дорогой Бэкс.

Надеюсь, ты читаешь это письмо, будучи уже взрослым, умудренным опытом мужчиной, которым, уверена, станешь. Мы так недолго были вместе, и я знаю, какую боль причинила тебе. Знаю, почему тебя не было рядом. Я понимаю, ты был напуган. Мне тоже было страшно. И я не виню тебя, дорогой. Никогда не винила. Я боюсь только одного: что так и не смогу сказать, как сильно я тебя люблю, Бэкхэм…»

Я бросаю на Бэкса беглый взгляд и замечаю, как ходят его желваки.

— Бэкхэм? — удивленно спрашиваю я.

— Это мое полное имя, но все зовут меня Бэкс, — равнодушно отвечает он.

— Мне нравится имя Бэкхэм. — Я беру его за руку, переплетая наши пальцы. — Читать дальше?

— Да.

«Ты хороший сын, и, надеюсь, сможешь себя простить за то, о чем в один прекрасный день пожалеешь. Я прощаю тебя, потому что всегда знала: ты принимаешь все слишком близко к сердцу, именно поэтому ты отдалился от меня во время моей болезни. Надеюсь, ты будешь жить полноценной жизнью и найдешь свою любовь. Полюбишь какую-нибудь девушку так же, как твой отец полюбил меня. Я желаю тебе этого, сынок.

С любовью, мама».

— Это все.

Бэкс шмыгает носом и несколько раз кивает головой, глядя в потолок. Его грудь тяжело вздымается, и мне хочется посоветовать ему не сдерживать своих чувств, но я не могу сказать этого даже себе. Он шумно выдыхает через рот и смотрит на меня.

— Можно взглянуть на другое письмо? Которое от папы.

Я передаю ему оба листа и наблюдаю, как он читает. Это неправильно, но я чувствую черную зависть и пытаюсь представить, о чем говорилось бы в письме, будь оно от мамы или от папы. Интересно, сказали бы они, что прощают меня? Или, может, о том, что это было предначертано, и все должно было случиться за два дня до Рождества — именно тогда, когда они собирались навестить свою эгоистку-дочь.

— Письмо отца один в один, как мамино, — говорит Бэкс, все еще не отрывая от него взгляда. — Он любил меня. И никогда не злился. Я по собственной глупости зря потратил столько времени, Финли.

— Ты можешь загладить перед ними свою вину, — говорю я ему, тут же задаваясь вопросом, а чем сама могу загладить вину перед собственной семьей.

— Как? — спрашивает он.

— Сохрани семейный бизнес. Управляй им так, как управлял бы твой отец. Каждый раз, открывая магазин, представляй его рядом, чтобы в конце знать, что он может гордиться тобой.

— Мои родители хотели жить полноценной жизнью. Хотели счастья. Простого счастья. Может, я смогу последовать собственному совету… хотя бы ради них.

Может, и я смогу сделать то же самое для своих родителей? Стать счастливой ради них. Быть человеком, которым они бы гордились. Жить с улыбкой.

— Давай одеваться, — наконец, говорит Бэкс. — Я вызову ремонтную бригаду, чтобы починить окно, и мы отправимся к тебе в общежитие и нормально отпразднуем Рождество. Там есть кухня?

— Да, этажом выше.

— Отлично.

Я надеваю штаны и через голову натягиваю рубашку. Бэкс тоже одевается и уходит на кухню, где складывает в сумку всякую всячину.

— Знаешь, чему меня научила мама незадолго до смерти? — неожиданно спрашивает он.

— Чему? — спрашиваю я с едва заметной улыбкой.

— Готовить из минимального набора продуктов. Денег у нас было немного, так что мама буквально из воздуха могла сотворить шедевр.

Моя мать была точно такой же — из ничего могла сделать конфетку. Денег у нас хватало, но она не любила тратить их без необходимости. Мы никогда не испытывали нужды, просто мама предпочитала делать все своими руками и с… любовью.

Глава 12

Бэкс

Снегоуборочные машины справились с работой отвратительно, но нам удается преодолеть путь до общежития, не напоровшись на ветки и не потеряв в сугробах обувь. Думаю, в данной ситуации — это триумф. В общежитии тепло, и через час мне удается согреться.

Мы принимаем душ вместе, а потом еще несколько раз «согреваем» друг друга, после чего Финли ведет меня наверх, на кухню.

Здесь в углу стоит столик — прямо напротив огромного окна, открывающего взору снежный мир, в котором мы затеряны уже почти два дня.

— Загляни в холодильник и скажи, есть ли там вообще хоть что-то.

Финли открывает дверцу, наклонившись, оглядывает холодильник сверху донизу и вытаскивает полгаллона молока и масло. Проверив срок годности, она констатирует:

— Не просроченные. — После чего, открыв шкафчик, достает из него упаковку растворимого картофельного пюре и пару банок кукурузы.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашиваю я.

— Что у нас на ужин пюре и кукуруза? — смеется она.

Я наклоняюсь и достаю из сумки банку тушенки.

— Нет. У нас пир!

— Ладно, я поняла, к чему ты клонишь. — Финли осматривает еще несколько шкафчиков и достает миски и ложки, а я вынимаю из сумки одноразовые тарелки, стаканчики и большую бутылку шампанского. — Мне нравится ход твоих мыслей, Бэкс. Или лучше называть тебя Бэкхэм?

— Можешь звать меня Бэкс, — смеюсь я. — На здоровье.

Я отодвигаю ее в сторону, и в течение ближайших двадцати минут Финли остается только смотреть, как я готовлю картошку с тушенкой.

После чего открываю бутылку шампанского и наполняю два маленьких стаканчика.