К трем часам пополудни на севере показывается парус. Корабль еще находится за линией горизонта, но форма его паруса мне знакома. Вскоре становится ясно, что судно плывет в нашу сторону, и я окончательно узнаю «Ренгилех».

Через полтора часа мы встречаемся борт к борту, и Саид перебирается на наше судно, чтобы рассказать о произошедших за это время событиях.

Сперва им показалось, что мы обогнали их, и, не увидев нас ни в Обоке, ни в Сиане, они направились прямо в Кауку, поскольку у пассажиров кончилась еда. По-видимому, меня уже ждали, и едва «Ренгилех» прибыл туда, как судно было, так сказать, взято штурмом. Али Саид заявил, что никак не связан со мной и что его корабль принадлежит Салиму Монти. Его отвели к шейху на допрос. И тогда Саид рассказал обо мне все, что им было нужно. Он объяснил, что я приплыву туда через пару дней с пассажирами и дорогим товаром. По его словам, он вызвался доставить меня на берег при условии получения части выручки. Саид говорил так убедительно, что ему дали вернуться на судно.

Не теряя ни минуты, он направил судно в открытое море и принялся курсировать вблизи Кауки в надежде предупредить об ожидающей нас засаде.

Положение осложняется. Надо срочно выйти из зоны влияния Салима Монти. Я решаю сегодня же ночью высадить на пустынном участке побережья своих пассажиров. Прибрежный риф делает этот маневр опасным, но нам помогает штиль.

Несчастные арабы не возражают против этой скоропалительной высадки. Перед ними простирается их родная аравийская земля, им предстоит пройти всего несколько лье пешком по знакомой местности, и это их не пугает. Правда, им придется платить пошлину за проход по территории небольших племен, каждое из которых считает свои владения государством. Если денег у них не окажется, то они заплатят натурой: каменщик возведет стену для шейха, чьи владения намерен пересечь; плотник смастерит двери и окна в одном из его домов, и так будет всюду, несмотря на то что некоторые территории размерами не больше кантона[49]. Надо быть мусульманином, чтобы находить естественным такое положение вещей, когда ко времени относятся так, словно у каждого человека впереди целая вечность.

Один из пассажиров дает мне расписку в том, что я высадил их всех целыми и невредимыми в пункте назначения, затем, избавившись от них, мы берем курс на Рахейту.

Объединившись — не без сложностей, — три мои судна входят в небольшую бухту, защищенную от ветра мысом Рахейта, где пролегает франко-итальянская граница — между Французским Берегом Сомали и Эритреей.

В общем-то мне крупно повезло: я избежал двух катастроф, каждая из которых могла оказаться для меня роковой — в Обоке и в Кауке. Ничего не остается, как уверовать в свою звезду и прийти к выводу, что моей судьбой управляют высшие силы; это позволяет смотреть в будущее без того парализующего страха, который именуют осмотрительностью. Человек, идущий на штурм крепости, должен повторять про себя: «В меня не попадут». Если он поверит в это, он станет героем. Если же он на это не способен, значит, ему суждено остаться трусом.

Меня спасла цепь странных случайностей, а ведь их нельзя было предвидеть, я шел навстречу событиям вслепую!

Вначале я собирался разместить пассажиров на «Ренгилехе», затем якорь зацепился за дно. Из-за того, что «Ренгилех» не встретил нас по пути и поскольку у пассажиров кончились продукты, он приплыл в Кауку раньше меня.

И так продолжалось вплоть до аварии около Обока, благодаря которой я задержался на двое суток и тем самым избежал подстроенной мне ловушки. Если бы не это происшествие, я догнал бы «Ренгилех», и оба наши судна были бы захвачены в Кауке зараниками.

Все эти соображения вселяют в меня уверенность. Со мной плывут двадцать пять преданных мне людей, которые готовы последовать за своим капитаном хоть на край света.

В течение десяти дней мы совершаем довольно непростое плавание из-за того, что корабли идут с разной скоростью.

Я не хочу приближаться к берегу, дабы не обнаруживать своего присутствия, и несколько ночей подряд мы плывем в открытом море, несмотря на сильный встречный ветер. Поэтому мы с большой радостью замечаем первый островок, Окбан, находящийся в самой южной точке архипелага Фарасан, намереваясь провести ночь на якорной стоянке и забыться сладким сном, на который способны лишь моряки, когда их судно надежно стоит на двух якорях в месте, защищенном от любых ветров.

VI

Ограбление

15 января. На исходе дня мы входим в бухту Думсука, довольно пересеченного острова (отдельные холмы достигают высоты шестидесяти — восьмидесяти метров). Слева остались высокие скалы, отвесно обрывающиеся в море. Справа пологий берег, с мадрепорическими наростами в виде полусводов, которые спускаются друг за другом, напоминая картографические горизонтали.

В этих естественных укрытиях находят приют рыбаки, посещающие остров, о чем свидетельствуют раздавленные раковины морских улиток, которыми они питаются.

Мы бросаем якорь за песчаной косой, она защитит нас ночью от северного ветра. Тем временем наступает ночь.

Суданцы отправляются на поиски моллюсков, чтобы приготовить ужин на свой вкус.

На каждом судне вверх поднимаются длинные языки пламени от муф[50], и, озаренный этим ярким светом, черный, как дьявол, на палубе суетится абсолютно голый юнга. Люди напевают печальные песни, перемежая их чтением молитв, затем голоса один за другим стихают, и светлую ночь заполняет пронзительное стрекотание сверчков.

Время от времени безмятежную неподвижность воды нарушают всплески рыб, спасающихся бегством от прожорливых акул, и в голову сразу же приходит мысль о том, что борьба за жизнь не прекращается, даже в эту прекрасную теплую ночь.

Ранним утром мы приступаем к выгрузке на берег провизии и прихваченного нами строительного материала.

Как и все его соседи, остров Думсук образовался вследствие поднятия морского дна. На вершинах самых высоких холмов можно увидеть окаменевшие остатки подводной флоры и фауны, оставшиеся с той незапамятной эпохи. Известковые ветви крупных древовидных мадрепоров переплелись между собой, и огромные окаменевшие раковины лежат здесь в земле, раскрыв створки, уже тысячелетия.

Все эти следы сохранились в неприкосновенности, поскольку ни одно животное, включая человека, самого разрушительного существа на свете, не посещало этот остров.

Эти странные декорации, окруженные пустынными просторами вечного моря, заставляют забыть о существовании суетливого и самонадеянного человечества, озабоченного сущими пустяками. Все человеческое кажется таким мимолетным рядом с этими уцелевшими окаменелостями. Они расположены так близко от нас на эволюционной лестнице и в то же время так далеко во времени, если вести его отсчет в масштабах Истории!

Морское дно, поднявшееся сперва внезапно, о чем свидетельствует застигнутая врасплох жизнь подводного мира, позднее, конечно, продолжало подниматься, но уже постепенно. Я пересекаю обширные поляны, покрытые жесткой травой и окруженные скалами в виде полусводов, о которые ударялись некогда волны, подтачивая эти твердыни. И сегодня кажется, что они когда-то отпрянули от сухих и колючих зарослей.

В глубине острова дремлют небольшие озера с красноватой и насыщенной солью водой. Там не увидишь ни водяных растений, ни рыб, и ни одна птица не появляется вблизи этих неподвижных луж, напоминающих лужи крови. У кромки воды образовались блестящие белые и розоватые пятна — это корка застывшей соли.

Фауна представлена пролетающими мимо птицами, которые иногда отдыхают на острове, и несколькими разновидностями морских птиц, откладывающих яйца в гнездах, устроенных прямо в горячем песке.

На северо-восточном берегу я обнаруживаю следы засыпанных родников и, выкопав землю, убеждаюсь в том, что их можно привести в порядок; они будут иметь для нас впоследствии немалую ценность.