Она хмурится.

— Не сказала бы. Зачем?

— Господи, воспользуйся подсказкой.

— Ой. Ты хочешь, чтобы я оставила тебя в твоей задумчивости.

— В точку.

Она тут же останавливается и поворачивается так, что оказывается спиной прямо к дому.

— Прекрасно. Попытаюсь освоить твой приём с дыханием на обратном пути. Завтра в то же время?

— Нет. Найди другое время для пробежек.

— Мне платят за то, чтобы я поддерживала твою компанию, ты же знаешь.

— Хорошо, только делай это тихо. И издалека.

Она вздыхает, будто я какой-то капризный ребёнок.

— Так обескураживает, что никто из твоих других компаньонов не продержался дольше двух недель. Невероятно обескураживает, скажу я тебе.

— Прощай, Миддлтон, — отзываюсь я, указав тростью на дом.

— Увидимся, Лэнгдон, — говорит она, сдвинувшись с места в обратном направлении, всё так же оставаясь лицом ко мне. — Может, проведём ещё одну небольшую викторинку утром? В обмен на твои непрошеные советы по правильному дыханию?

— Нет, благодарю.

Она игнорирует меня и кивает на трость.

— А это? Только для вида. Ты ни разу за всё это время не воспользовался ею, чтобы поддержать свой вес.

Я открываю рот, чтобы ответить, но вместо этого у меня слегка отвисает челюсть, когда до меня доходит.

Она права.

Я ни разу даже и не подумал о своей ноге. Или о шрамах.

Она уже трусцой убегает от меня, а всё ещё стою на месте, несколько минут наблюдая за ней, пока она не исчезает за поворотом. А затем продолжаю свою прогулку, убеждая себя, что рад вернуться к своему уединению.

И если и есть где-то слабое затаённое чувство одиночества, то я его не замечаю.

Глава девятая

Оливия

Приняв душ, я отправляюсь на поиски Пола.

Его нет ни в библиотеке, ни на кухне. Преодолев пол лестницы, я слышу тяжёлую, драйвовую музыку, доносящуюся со стороны его спальни. Я не росла с братом (или с сестрой, если уж на то пошло), но знаю наверняка, что все эти пугающие звуки, которые издавала гитара, были зашифрованным предостережением этого пижона: «Держись, чёрт возьми, подальше».

Меня оно устраивает.

Не думаю, что наша встреча может быть ещё более странной после поцелуя в библиотеке прошлым вечером или же нашей неожиданной предрассветной прогулки/пробежки, где мы на какую-то долю секунды практически нашли точки соприкосновения, пока он снова не начал вести себя, как козёл.

Вернувшись в комнату, я проверяю свою почту, игнорируя все сообщения, кроме того, что было прислано от Гарри Лэнгдона. Кликаю по «Ответить» и принимаюсь выдавать бредни о том, что «Мы с Полом отлично поладим!»

Я не могу сказать ему правду о том, что не знаю, как пережить следующие три месяца рядом с его восхитительным измученным сыном.

А потом, не имея ни малейшего понятия о своих обязанностях, я занимаю себя небольшой экскурсией по владениям Лэнгдона.

Утром комплекс выглядит таким же огромным и впечатляющим, как и в сумерках, и, хотя всё, вплоть до акустической системы, которую Мик так настоятельно мне продемонстрировал, модернизировано, я всё равно не могу избавиться от ощущения, будто вернулась в эпоху, где нелюдимый Герцог господствует в своём полузаброшенном поместье.

В особенности угнетает тренажёрный зал. Он оснащён достаточным количеством оборудования, чтобы занять целую футбольную команду, что выглядит немного пафосно, учитывая, что здесь им пользуется всего один человек, и то, если вспомнить письма Гарри Лэнгдона, Пол занимается только верхней частью своего тела, а не ногой, которая так остро нуждается в восстановлении.

Впрочем… я не лгала, когда отметила этим утром, что ему, похоже, не нужна трость. Честно говоря, мои познания в психологии ограничиваются одним занятием на первом году обучения в университете, но я бы поставила серьёзную сумму на то, что проблема Пола кроется скорее в голове, чем в ноге. И подозреваю, где-то в глубине души он тоже это знает.

Вот, почему он меня избегает.

Он не пытается прогнать меня той пафосной враждебностью, выказанной им вчера, но, разумеется, он меня и не ищет. Я разочарована, но не удивлена. В конце концов, он ясно дал понять, что всё во мне выводит его из себя. Мой характер, моя техника бега, мои розовые кроссовки…

Позднее Линди просит меня отнести Полу обед, — домашний минестроне и бутерброд с ветчиной — но когда я прихожу в кабинет, то комната всё ещё пуста. Хотя на столе стоит стакан с каким-то алкогольным напитком коричневатого цвета, которого, как я знаю, раньше там не было. Что ж, очевидно, он больше не запирается в своей комнате.

М-да. Наверняка меня избегает. Я забираю с подноса, стоящего на столе, стакан со спиртным. Меня не отнесёшь к убеждённым трезвенникам, но последнее, что нужно этому парню, — напиваться средь бела дня. Вернувшись на кухню, я выливаю алкоголь в раковину, извращённо надеясь на то, что пустила по ветру что-то очень дорогое.

Ближайшую пару часов я провожу в своей комнате. Звоню маме и выдаю ей блестящую полуправдивую версию моего первого дня. Затем набираю Беллу, и, хотя и рассказываю ей о том, что Пол не только моложе, чем ожидалось, но и до смешного сексуален (привилегия лучшей подруги — я не могу не сказать ей), я резко останавливаюсь на той части, где он одновременно и притягивает меня, и приводит в дичайший ужас. Разумеется, о поцелуе я тоже умалчиваю.

Потом убиваю столько времени, сколько могу, проверяя всевозможные социальные сети и затрачивая лишние несколько минут на изучение новых фотографий Итана и Стефани только лишь для того, чтобы наказать себя.

Широкая улыбка на лице моего бывшего, когда он смотрит на стройную брюнетку, отдаётся лёгким ощущением поворачивающегося в груди ножа. Он и на меня так смотрел. А смотрел ли? Уф. А что, если не смотрел? Что, если никто больше и не посмотрит?

Исчерпав запас всех известных мне социальных сетей и сайтов со сплетнями о знаменитостях, я уже было закрываю свой ноутбук, когда приходит новое электронное сообщение.

Оно от Гарри Лэнгдона.

«Мисс Миддлтон,

Отрадно знать, что вы прекрасно приспосабливаетесь. Надеюсь, Пол не повёл себя слишком неприветливо. Он может быть немного грубым с новыми людьми, учитывая его состояние. Я знаю, будет трудно, но уверен, что даже час или два ежедневного человеческого общения окажут существенное влияние на его выздоровление. Будьте с ним терпеливы. Он хороший мальчик.

Я буду на связи,

Гарри.

P.S. Приглядывайте за тем, что он пьёт».

Я дважды перечитываю сообщение. Серьёзно? «Хороший мальчик»? Видимо, Гарри проводил со своим «мальчиком» не так уж много времени, потому что тот парень, с которым я встретилась, далёк от «хорошего» и уж точно не мальчик.

И что это ещё за состояние? Враждебность? Подавляющее мудачество? Существование, зацикленное на барахтанье в затяжной жалости к самому себе?

Плюс ко всему, в сообщении есть детали, беспокоящие меня. Да, мужчина выплачивает смехотворные суммы, чтобы прятать своего сына в роскоши, но можно ли оплатой сиделок по-настоящему компенсировать отсутствие семьи? И где мать Пола? Делаю себе мысленную заметку порасспрашивать Линди.

Единственное, что хоть как-то успокаивает меня в деловитом послании мистера Лэнгдона, — это упоминание о «часе или двух» человеческого общения. Признаю, мне немного странно получать бесплатное жильё и питание вкупе с порядочной зарплатой взамен на то, что я буду присматривать за парнем, которого, казалось бы, даже найти не могу. Но, эй, если им хочется платить за то, чтобы я вторгалась в его утренние прогулки и выливала его бухло, то Оливия к вашим услугам!

Я убираю ноутбук в сторону и тянусь за книгой, которую привезла с собой. Одна из моих личных целей в этом небольшом путешествии в Мэн — начать больше читать. В смысле, я всегда преуспевала в прочтении журналов со сплетнями, а учебники читала достаточно тщательно, чтобы получать хорошие оценки. Но в последнее время во мне развилась тяга к тому, чтобы сделать свою жизнь содержательнее.