Ира показала ему веточки березы — сорвала на сопке. Но Петр не смотрел на веточку, он разглядел на ее лице черную крапинку у глаза. Из-под шапочки у девушки выбились волосы, они спадали на лоб, она заправила их и, смеясь, качнула головой.

— Вы недогадливый, Петя. Ну, подайте же мне платок!

Только сейчас он увидел на земле платок, мигом поднял его.

— Извините, Ирочка…

А вот и ее дом. Ира пригласила его к себе.

Петр разделся. В зеркало увидел свое исхудавшее лицо. Ира уже надела светло-голубое платье. Узкий черный поясок обхватывал ее тонкую талию. Девушка села за пианино, и комнату наполнила печальная мелодия. Когда музыка утихла, Петр спросил, знает ли она историю этой сонаты?

— Нет. Это, должно быть, интересно?

Петр рассказал ей, что Лунную сонату Бетховен посвятил своей возлюбленной графине Джульетте Гвиччарди. Он горячо любил ее, но скоро разочаровался. Композитор мучительно переживал свою душевную драму. Тогда-то он и написал эту музыку. А назвал так сонату не Бетховен, а немецкий поэт Рельштаб, который сравнивал музыку первой части сонаты с пейзажем озера в лунную ночь.

— Озеро в лунную ночь, — тихо повторила Ира.

Она открыла форточку. Белесый дымок кольцами вился над бухтой. Заходящее солнце окрасило берег и воду в цвет бронзы. Над скалами с криком носились чайки. Ире вдруг почудилось, что плывет она на белом пароходе. Впереди по курсу ее взору открылась синяя дорога в неизведанные дали. Кругом так тихо, что кажется, будто море спит вечным сном. Но вчера оно было злое и сердитое. Нависли разбухшие облака. Вода — черней дегтя. Спрятались в скалах чайки, ушла на глубину рыба. Ветер рвал все вокруг, суматошно кричал, как мальчишка.

Петр подошел к ней:

— Что вы там увидели?

— Море. Как-то папа красиво сказал: корабль — это плавучая семья.

— А я бы еще добавил: корабль — это дом, в котором каждый живет по законам совести, — Петр прошелся по комнате. — Легко вам говорить о море…

Она обернулась к нему. В ее глазах он уловил робость и неподдельную искренность:

— Хотите, я вас буду встречать каждый раз?

В эту минуту затрещал телефон. Из трубки донеслось:

— Ирочка, добрый вечер. Вы еще сердитесь? А у меня приятная новость: еду на курсы. В Питер, Ира. Мы уедем вместе.

«Голубев», — догадался Петр.

Ира до боли сжала трубку.

— Послушайте, Голубев. Вы мелкий человек. Больше не звоните мне, слышите? Я презираю вас, я… — она бросила трубку на рычажок, готовая расплакаться.

Петр взял ее за плечи.

— Не надо, Ира. Вы такая добрая…

Она затаила дыхание. Вот сейчас он обнимет ее. Но Петр отстранился. То ли оправдываясь за свою неловкость, то ли стыдясь, что позволил себе лишнее, тихо сказал:

— Простите, Ирочка. Простите!

Он снял с вешалки шинель.

Корабль вошел в бухту. Две недели штормов. Две недели вахт. Крылов неотступно думал о Тане. Как она там? Едва с борта эсминца спустили сходню, он выбежал на причал. Позвонил на рыбокомбинат. Ответила Марина, подруга Тани: ее нет, придет после обеда.

— Я скажу ей, Игорь, она позвонит.

Но звонка все не было. Не было его и на следующий день. А потом — снова в море. И еще раз. Вечером Крылова вызвали на КПП: девушка ждет. Еще издали Игорь узнал Марину.

— Таня просила больше не приходить.

— Заболела? — встревожился Игорь.

— Нет, она здорова. Просто нельзя к ней, вот и все.

Крылов умоляюще смотрел Марине в лицо, а та отвела глаза в сторону, нахмурила брови. Казалось, в ее душе шла отчаянная борьба. Игорь давно знал, что Марина очень дорожила дружбой с Таней и вряд ли что скажет. И все-таки он повторил свой вопрос.

— Что с ней, а?

В глазах Марины вспыхнули зеленые огоньки. Она сердито бросила:

— Что вам еще надо?

Крылов потупил глаза.

— Да, да, нельзя… Извините, Марина…

Крылов отпросился у Грачева на берег и через час был у дома. Открыла ему Таня. Игорь удивился:

— Ты?

— Я. А что?

— Боялся, что ты… что ты заболела, а Марина скрывает, и потом… — Он замялся.

— Пришел? — Таня зачем-то стала тереть пальцы. — Тебя же предупредила Марина? А лейтенант разве мою просьбу не передавал? Дуришь все…

— Не сердись, Танюша. Ты для меня…

Она перебила его:

— Игорь, все кончено.

Эти слова она произнесла твердо, словно вбила в стенку гвоздь. Он пристально посмотрел на нее.

— Если это шутка, то неуместная, — глухо выдавил Игорь.

— Не шучу я, так надо! — твердо повторила она совсем чужим голосом. — Феде нужен отец. Покорюсь Кириллу. А ты уходи. Прошу…

Она отвернулась к окну. Двор пересекал Кирилл. Он шел деловито, по-хозяйски ставя ноги на землю.

— Он! Уходи! Слышь, уходи.

— Не уйду. Я хочу видеть его, — решительно возразил Игорь.

Прежде чем Таня сообразила, что ответить, дверь открылась. Кирилл был в новом кожаном пальто, блестящих сапогах. Поставил у ног большой чемодан.

— Добрый день, женка!

— Добрый, добрый, — торопливо проговорила Таня.

— А где наш Федька, гуляет? Так, так, матросики тут. Я вижу, тебе не скучно?

Он взял стул, сел и не спеша достал портсигар. Так и молчали, пока он не выкурил папиросу. Потом спросил Игоря:

— Давно сюда ходишь?

Таня побледнела.

— Это знакомый моей подруги. Она должна зайти ко мне, вот он и ждет.

«Она боится его, — подумал Крылов, и его охватила злость. Какая же Таня безвольная! Год этот пьянчужка где-то скитался, и она снова пустила его в свой дом. Чтобы снова плакать».

— Ну что ж, коль так, накрывай, Танюша, на стол, — с фальшивой веселостью заговорил Кирилл. — Бутылочка у меня есть. Я дюже спешил к тебе, женка. Улов доставили богатый, деньжат зашиб прилично. Не такой Кирилл Рубцов, чтоб свою Танюху да сынка забывать!

Таня смотрела то на мужа, то на Игоря. Что делать?

— Садись, женка, к столу, не дуйся, — глаза Кирилла стали масляными. — И матросик пусть садится. Познакомила бы нас, а?

Кирилл встал, бросил кожаное пальто и шапку на диван, с наслаждением выпрямился. Только ноги дрожат. «Ну да, а я и не заметила, пьян он!» — испугалась Таня.

Игорь встал.

— Пойду я, — и посмотрел на Таню. Она подошла к гардеробу, достала платок. Но Кирилл остановил ее:

— Я сам провожу.

Таня вздрогнула: сейчас подерутся. В дверях Кирилл взял Игоря за руку и зло прошептал:

— Забудь этот дом, понял? Если еще увижу здесь — душа из тебя винтом!

Игорь вырвал свою руку из крепких потных пальцев.

— Не пугай, я стреляный. Запомни: станешь обижать Таню, разукрашу, как клоуна!

Кирилл сплюнул.

— Эх, матросик, и куда нос суешь? Ищи себе бабу в другом месте.

Так и разошлись. Злые, откровенные. Кирилл вернулся в комнату, молча достал бутылку, налил целый стакан водки и выпил залпом. Закусывая, осоловелыми глазами смотрел на Таню:

— Озяб я, понимаешь. Стосковался по тебе. А ты, я гляжу, живешь весело, матросики посещают…

— Не мели языком. Дверь рядом!

В глазах Кирилла вспыхнул знакомый Тане зеленый огонек. «Рыжая тварь, совсем отбилась от рук. Ну, погоди, я с тобой потолкую!»

— Не сердись! Море все нервы вымотало. — Он взял сумку, достал два отреза ярко-зеленой шерсти, новые туфли и положил все это жене на колени.

— Тебе. На рыбу выменял.

Таня взяла отрезы и стала разглядывать их. Кирилл никогда еще не делал ей таких подарков, и этот поступок мужа тронул ее. На ресницах задрожала густая слеза. Сколько Таня страдала из-за Кирилла — и вдруг он изменился. Вон как говорит!

— Бери, женка! Да это что! Я одену тебя в шелка и бархат. Наряжу, как царевну. Позволь только остаться с тобой. Не гони, Танюша! Душа изболелась. Я буду слушать тебя, буду все делать, что велишь. Пить — баста. Не сердись, женка, сынок у нас, а?

Таня села рядом с ним.

— Ладно, Кирилл, я прощаю… Только обида на тебя так просто не пройдет. Как мне было тяжело одной. Зло никогда не рождает добра. А ты был такой злой.