В тот вечер Надя сияла. Она увлекла его в другую комнату (хозяйка, у которой она жила, как раз уехала в отпуск) и шепнула на ухо:

— Поцелуй меня…

Костя задыхался от волнения. Ему не верилось, что девушка так доверчива с ним. Но поцеловать так и не осмелился. Надя весело улыбнулась:

— Чудной… — И со вздохом добавила: — Берегись моря, оно всегда зыбкое.

Тяжело сложилась у нее жизнь. Отец, воевавший где-то на Севере, пропал без вести, когда ей исполнился годик. А вскоре во время операции умерла мать. Надю взяла к себе старшая сестра матери Фекла Терентьевна, хотя своих малышей было пятеро. Надя закончила десятилетку и пошла работать. Получила первую получку, принесла домой.

— Мама, вот тебе…

Фекла Терентьевна не в силах была сдержать слезы. Не надо ей денег, пусть лучше справит себе туфли, на платье шерсти красивой купит.

— Ты уже невеста, парни на тебя заглядываются.

Жили они на Кинбурнской косе, что на Херсонщине. Наде приглянулся там рыбак. Генка — так звали парня — был первым хлопцем на селе, хорошо играл на баяне. Он то и выпалил ей:

— Пойдешь за меня? Знаешь, я тебе в Лимане золотую рыбку поймаю. Вот как у Пушкина в сказке. Она счастье нам принесет. Пойдешь?..

Наутро Генка ушел на путину. А в ту пору над Лиманом поднялся небывалый ураган. Завертело лодку, опрокинуло. Генка в сетях запутался… Немало слез выплакала Надя, да горю не помогло. В то лето как раз на Лиман приехала отдыхать семья штурмана из Синеморска. Надя сидела у берега. Косы до самой земли распустила. Грустная такая. Бросает в воду камешки. Солнце низко повисло над Лиманом, подожгло камыш, и блестит он как бронза. От лучей волосы у девушки будто огненные. Штурман подошел к ней, поздоровался:

— Можно присесть, красавица?

— Садись, если не трусишь, — сказала она с усмешкой.

Это штурмана позабавило.

— А чего трусить?

— У жены отобью, бойся. — Помолчала, вздохнула. — Уехать вот мне надо из села. Взял бы на Север, а? Слыхала я, что рыбачки там нужны.

Взял ее штурман, помог устроиться в траловом флоте. Тут-то с пей и познакомился Костя. Когда Надя уезжала навестить больную тетку, Гончар провожал ее. Долго они молчали на перроне, и вовсе не потому, что Косте нечего было сказать. Хотелось сказать многое — и о том, что краше девушки для него нет на свете, и о том, что снится она ему по ночам то белогрудой чайкой, то лебедем. Костя рассказал о ней матери, а та прислала письмо, в котором спрашивает, когда он женится. «Сыночек, приезжай с девушкой сюда, и такую свадьбу сыграем, что на мою старость это самая большая радость будет…» Поезд гулко забасил. Надя ткнулась губами в его горячую щеку.

— Я скоро вернусь…

И вот эта телеграмма.

Все матросы давно позавтракали, а Гончар утюжил брюки.

— Костя, ты совсем отощаешь, садись-ка за стол! — крикнул ему бачковой.

Но Гончар, расчесывая перед зеркалом свой русый чуб, весело напевал: «Ну-ка, чайка, отвечай-ка, друг ты или нет…» Симаков покачал головой:

— Поешь, как Нечаев. Весело, значит, подругу встречать? А признайся, Костя, хорошая она?

Гончар улыбнулся. Чудной Федька. Чего тут спрашивать? Глянул бы на нее.

— Это ж такая девушка, такая… — он не находил слов и помогал себе жестами.

— Все ясно, пришвартовала она тебя, пропал парень! — усмехнулся Федор.

Одевшись, Костя вышел на палубу. Ему уже виделась Надя. Вот она выходит из вагона, и он берет ее за руку. Все-все скажет ей: и как тосковал, и как рад был ее письмам. А еще скажет, что любит ее. На всю жизнь.

Костя шагнул к трапу и столкнулся с Грачевым.

— Вы куда?

— В город, товарищ лейтенант.

— А кто уволил, мичман?

— Так точно! Девушку встретить.

— У вас есть взыскание, и я не могу отпустить на берег. Ясно?..

Грачев нетерпеливо ждал мичмана у себя в каюте, ему было не по себе. Что он себе позволяет? Этому Гончару надо долго сидеть на корабле, пока научится порядку. Ведь мусор бросал за борт, старпом возмущался. А Зубравин его на бережок отпускает.

«Я ему все скажу…» Старшина команды больно мягок к людям. Грачеву недавно пришлось краснеть перед флаг-связистом Голубевым, и хотя тот был резок в своих выражениях, ему не возразишь — прав. Вахтенный сигнальщик матрос Клочко напутал в семафоре. С маяка просили доставить баллоны с газом. Семафор адресовался командиру гидрографического судна «Нептун», стоявшего рядом с эсминцем, а Клочко вручил его Серебрякову. Тот прочел текст и недоуменно пожал плечами:

— Что за ребус, товарищ Грачев?

Петр и сам ничего не понимал. Запросили маяк, и тогда все стало ясно.

А вот и Зубравин. Раскрасневшийся, прядка волос упала на лоб. На мостике кабель укреплял. Грачев строго спросил, зачем он Гончара отпустил на берег.

— Вас не было, и я… — начал было Зубравин, но лейтенант перебил его.

— Я лишил матроса берега, он что, разве не доложил?

— Никак нет, — мичман неловко помялся, понимая, что поступил опрометчиво. Он стоял перед лейтенантом, покорно ссутулившись. — Девушка едет…

— Ничего, посидит на корабле, а девушка и сама дорогу найдет, — сказал Петр.

В каюте он смягчился. Не слишком ли жестко поступил? Нет, не жестко. Пусть знает Гончар, как нарушать порядок. А вот девушку надо встретить. Она не раз приходила на причал, и Петр видел, ее.

«Дел по горло, а тут девушки», — досадовал он.

Петр сразу узнал Надю, как только она вышла из пятого вагона. Поставила у ног чемодан и стала озираться по сторонам, видимо, надеясь увидеть Гончара. Петр стоял совсем близко и успел хорошо разглядеть ее. У Нади было курносое светлое лицо с черными дужками бровей. Глаза чуть задумчивы, словно в них навсегда поселилась грусть. Вот она остановила на нем свой взгляд. Мягко улыбнулась. Петр подошел к ней, поздоровался.

Узнали?

— Узнала, Петр Васильевич, так вас зовут? — она отбросила пальцами волосы, упавшие на лоб. — Кого-нибудь встречаете?

— Вас, Надя.

Она удивленно подняла брови.

— А Костя?

— Он на корабле. Очень занят по службе. Вы уж не сердитесь. Давайте ваш чемодан.

Они прошли по сопке совсем немного, и вдруг Надя остановилась.

— Извините, мне плохо…

Петр внимательно посмотрел на нее. Лицо девушки стало бледным.

— Что с вами?

— Так… Ничего… — Она отошла в сторонку к дереву, уперлась в него рукой.

«Укачалась в поезде», — решил Петр и в душе усмехнулся. До чего же слабые существа женщины! Но каково было его удивление, когда она сказала:

— А мы с Костей еще не повенчаны… Заругают нас?

«Она ждет ребенка!» — догадался Петр, и так ему стало жаль ее, что он ласково взял девушку под руку и осторожно повел по склону сопки. Дом уже виднелся на невысокой горке, откуда хорошо проглядывалось море.

— Костя знает? — спросил Петр.

Она не стесняясь ответила:

— Откуда ему знать? Сама только на днях почувствовала…

Петр подумал, как, должно быть, любит она Гончара, если на такое решилась. Ведь еще. и не поженились. А вот Лена не захотела иметь детей.

— Только вы Косте — ни слова, я сама скажу, — нарушила Надя его мысли.

Вернувшись на корабль, Петр не хотел видеться с Гончаром — он боялся, что проговорится. И смешно и досадно. Но Грачев был человеком слова. Как-то все по-глупому получилось, зря он утром не отпустил матроса. Но кто знал, что вот так все обернется?.. После обеда Петр не лег отдыхать, а мучительно думал, как поступить с матросом? Ведь Надя с дороги и в таком положении… Наконец он дотянулся до кнопки звонка и через рассыльного вызвал Гончара к себе. Петр вспомнил, что недавно матрос просился сходить в фотоателье за карточками.

— Их никто еще вам не принес из города?

— Никак нет.

— Ну вот что, — Петр протянул матросу увольнительную. — И, пожалуйста, сходите к Наде, я прошу вас…

ГЛАВА ВТОРАЯ