А потом уж была для него война и была в его корреспонденциях с фронта, сверх прочих фронтовых тем, и особая, гайдаровская тема: «война и дети». Во всех дошедших до нас статьях и заметках он бил в одну точку: отдать жизнь мало, надо именно победить. Учитесь же побеждать!
А потом он остался в окружении, хотя его гнали в самолёт, вывозивший раненых — ещё одного вместо него вывезли. Потом он был фактическим комиссаром партизанского отряда. Потом он в смертном бою лёг за пулемёт и фактически спас отряд от гибели. Потом он смертью своей спас нескольких товарищей, приняв огонь на себя и дав им несколько секунд для спасения. Потом — и до сих пор — идут поиски последних его записей, но пока что ничего не найдено…
Лев Кассиль — второй комиссар детской литературы
Исчез за линией фронта боевой комиссар детской литературы — Аркадий Петрович Гайдар. Долго надеялись на его возвращение, но пока что шла война, война небывалая и всенародная, в ней участвовали и дети — в тылу врага, на фронте и в нашем тылу. Их усилия следовало координировать, на возникавшие у них специфические вопросы следовало отвечать. Одной из форм такой координации, таких ответов, стали радиозаседания Круглого Стола. Возглавлял их Лев Абрамович Кассиль, ученик Маяковского, напечатавший свою первую книгу — «Кондуит» — в журнале «ЛЕФ», ставший одним из виднейших детских писателей параллельно с работой в первых рядах советских журналистов. Его книги и в самом деле были как для взрослых, только лучше, а потому читались всеми возрастами. Очень важной была его близость к спорту — книга «Вратарь республики» и картина «Вратарь» с чудесным маршем «Ну-ка, солнце, ярче брызни!..» стали одним из олицетворений дотермидорианского периода советской истории, наряду с мозаиками Дейнеки в потолке станции метро «Маяковская», бронзовыми фигурами на станции того же метро «Площадь революции» или зданием Химкинского речного вокзала, наряду с «Маршем энтузиастов» или повестью Лавренёва «Большая земля». Но до поры до времени сам Кассиль комиссаром не был — в лучшем случае он был командиром разведвзвода на своём участке фронта жизни и литературы. Он описывал комиссара Чубарькова, лётчика Черемыша, режиссёра Расщепея — все они комиссарами были, а он ещё не был, хотя само собою — чтобы в созданном тобою персонаже увидели именно КОМИССАРА, ты сам должен быть близок к своему герою по кондиции. Но возглавив заседания Круглого Стола и оказавшись в фокусе излучений тысяч взволнованных ребячьих сердец, он воспринял от них такую энергию, что собственное его сердце запылало, как у горьковского Данко, как у ковпаковского комиссара Руднёва, как у Аркадия Гайдара. Упал под немецкими пулями комиссар Гайдар, но подхватил выпавшее из его рук знамя и сам стал комиссаром Лев Кассиль. И в итоге появилась книга «Дорогие мои мальчишки», а в ней ожил двойник Гайдара — комиссар пионеров Рыбачьего Затона, что на другом берегу Волги почти что напротив Сталинграда, ожили «командосы».
Вспомним — «Гайдар» означает по-монгольски «всадника, скачущего впереди». На языке совремённого боевого устава это соответствует Головной Походной Заставе (ГПЗ). Слово взято у монголов, вошло в языки слившихся с ними в единую орду тюрков, стало звучать где «Гейдар», где «Хайдар», и отца великого индийского полководца, сражавшегося с англичанами — Типу-султана или Типо-саиба — звали Хайдар-Али, а секретарь ЦК Азербайджана носит имя Гейдар Алиев. Но ведь память о монгольском иге, в установлении и поддерживании которого сыграли некую роль и удалые «гайдары» из туменов Джебе и Субудая, Батыя и Тохтамыша, жива до сих пор, а перед войной как раз стала вновь оживляться сверху, из почти что полного небытия извлекаться. Но хоть немало идиотов и мерзавцев упражняло свои мозги над измышлением обвинений в адрес Гайдара, а псевдонима его они не касались. Потому что уже существовала народная Монголия Сухэ-батора и Чойбалсана, потому что в совместных боях с врагом побратался Аркадий Голиков с монгольскими воинами и запомнил боевой термин «гайдар», ставший его псевдонимом. Спасибо монгольским братьям — самим фактом своего существования спасли они Гайдара от лишнего ядовитого укуса.
А слово «командосы», как писал Кассиль в своей книге, «вело начало от летучих бурских отрядов периода Англо-Бурской войны и от бесстрашных десантников английской армии, прославившихся своими налётами на оккупированные гитлеровцами берега Франции и Норвегии. Интересно, что англичане не стали морщить нос, давая своим десантникам имя, носившееся сорока годами ранее врагами англичан. Для них это слово было олицетворением идеи летучей войны, молниеносных налётов и ударов, прыжка через смерть, олицетворением групп отборнейших и тренированнейших храбрецов — и большего они не требовали. А для нас Англия в те годы была союзницей в борьбе с фашизмом, так что тот факт, что ребята из посёлка волжских рыбаков и судоремонтников именно так назвали себя, имел и интернациональный смысл».
«И»… а какой ещё? Какой первый, главный смысл? «Гайдар» скачет впереди войска, первый встречает врага, а «командосы» первыми идут в бой. Именно в бой идут, а не просто пионерами-первопроходцами являются. Как ниханги у сикхов, «рыцари смерти», первыми кидавшиеся на врага и телами своими проламывавшие родному войску путь к победе. Есть легенда от ниханге, которому отрубили голову, но он и без неё продолжал рубить врагов. Интересно — знай пионеры Рыбачьего Затона о нихангах — взяли бы они себе это имя? Пожалуй, всё же не взяли бы — советские дети были приучены к мысли о победе в первую очередь, а о смерти во имя победы — уже во вторую. Но термин «командосы» им очень подходил, больше, чем термин «пионеры», тоже иностранный, от американских колонистов идущий, связанный с истреблением индейцев и разрушением девственной природы целого материка, но в нашей стране получившей иной смысл и официально признанный. Вспомним слова Капки Бутырёва в «Дорогих моих мальчишках: „Арсенний Петрович что говорил? Что мы прежде всего пионеры и даже всех других пионеров попионеристее“. Вот в этом всё дело. Как в „Клятве Тимура“ — стоило легализовать тимуровскую команду — и стала она для одних источником рабочей силы, а для других галочкой в отчёте о мероприятиях. Пока ношение красного галстука было высокой и не для каждого доступной честью, пока шла борьба со скаутами в городах и с кулачатами и их подпевалами в деревнях, пока решался в масштабах страны вопрос „кто — кого?“ — было у пионеров дело, была перспектива, было стремление стать пионером и быть им. Но — „подёрнулась тиной советская мешанина… и вылезло мурло мещанина“ — везде, в том числе и в пионерской организации. Это понимал один из руководителей Затонского дома пионеров Арсений Гай. Он видел, что понятие „пионер“ перестало быть синонимом слова „гвардеец“, что достигшего определённого возраста ребёнка, если он не имеет двоек и родители его не репрессированы, автоматически украшают галстуком и называют пионером — вроде как православные попы крестили мордву в былые времена, всех чохом.
Эта практика жива и по сей день, так и в комсомол принимают во множестве мест, и ведёт эта практика своё начало от мартовского толкования членства в партии — того толкования, которое стало началом меньшевизма.
Состоять, числиться, называться — а работать необязательно… И Гай подсказал ребятам идею, а потом и сам принял участие в создании тайной, овеянной легендой, а потому крайне привлекательной для ребячьих сердец организации „мастеров“ — тех, кто других пионеров попионеристее. Это было перед войной, а когда она началась и когда лозунг „Пролетарии всех стран, соединяйтесь!“ (социальный) сменился лозунгом „Смерть немецким оккупантам!“ (этническим), когда произошло отступление с позиций интернациональных на позиции национальные, но в то же время выяснилось, что у нас есть в этой войне и союзники за рубежом, — то в лексиконе этих союзников Арсений Гай и нашёл для своих питомцев выразительный и крепкий термин — „командосы“.
…Не только из-за ребячьей любви к тайне была тайной организация комАндосов — ой, не только из-за этого! Гай был пережитком социализма в стране, пережившей „термидор“, и знал это. Ведь мог бы он во избежание неминуемых будущих недоразумений предупредить педагогическое начальство о существовании такой организации, указать вожаков и договориться, чтобы его преемники, не подавая вида, что знают о существовании „командосов“, взяли организацию под своё покровительство и ненавязчивое руководство? Не только мог — должен был — при условии, что верил в разум преемника своего. Но не сделал. Почему?