— Она пьёт противозачаточные. Этого и не должно было случиться. — Меня накрывает волна абсолютной беспомощности.

Джош фыркает.

— Ага, я это уже слышал. Похрен, что говорят женщины, я всегда прихожу с собственными презервативами. В этом вопросе я им не доверяю.

У моего приятеля серьёзные проблемы с доверием, когда дело касается женщин. Но это уже другая история.

— Ну, я доверяю Пейдж, — говорю я с уверенностью.

— И это я тоже слышал.

Я вонзаюсь в него таким взгляд, что он отступает.

— Ладно, она твоя девушка. Ты её знаешь лучше всех. Но я просто говорю, что женщины, как известно, выкидывают такие финты.

— Слушай, мне нужно о многом подумать… — я многозначительно смотрю в сторону двери.

Он поджимает губы, несколько секунд пронзая меня взглядом, а потом со вздохом отворачивается и уходит в коридор, где подбирает свой баскетбольный мяч.

— Ты уверен, что не хочешь об этом поговорить? — интересуется он, оглядываясь на меня.

Из меня вырывается лающий смех.

— Да нет. Думаю, с меня хватит твоих ободряющих речей.

Какая-то эмоция, которую у меня не получается распознать, мелькает на его лице.

— Эй, я просто присматриваю за тобой.

Как и всегда, несмотря на то, что уже достаточно вырос и набрался сил, чтобы самому за себя заступаться. Иногда мне кажется, что он хуже моей гиперопекающей сестры.

— Ладно, только отвали от моей девушки. — Трудно злиться на Джоша, потому что я знаю, что он желает мне добра, хоть и по-своему.

Он замирает, как будто надеется, что я передумаю и попрошу его остаться. Когда я ничего не говорю, он слабо улыбается.

— Хорошо, чувак, увидимся позже. Позвони, если вдруг захочешь поговорить или покидать мяч в кольцо.

Я смотрю и слушаю, как он уходит, постукивая мячом по лестнице, и не могу представить, когда это вообще случится.

  

Пейдж

— Как всё прошло? — спрашивает Эрин в ту же секунду, как мы заходим в её комнату. Моя лучшая подруга живёт в одной из толстонских построек в районе, где дома зовутся поместьями. Достаточно сказать, что одна её спальня размером с половину всего первого этажа моего дома.

Она утаскивает меня к кровати, и я позволяю ей затащить меня на шикарный ортопедический матрас. Как бы отвратительно я себя не чувствовала, у меня появляется желание замурлыкать, когда мои ягодицы оказываются на нём. Вы просто не жили, если не спали на таком.

— Ну? — подталкивает она, заправив волосы за уши и наклонившись ближе. Так близко, что мне видно тёмно-синие крапинки в её светло-голубых глазах.

У Эрин естественная красота. И под естественностью я подразумеваю её некрашеные тёмно-каштановые волосы. Раньше я завидовала её бюсту и четырём дюймам, на которые она была выше меня, пока Митч не дал мне понять, что он более чем доволен тем, какая я.

— Он был в шоке.

— Ага, скажи мне, чего я не знаю. Что он сказал? Как себя повёл? Он вернётся в Нью-Йорк, в колледж?

Я поднимаю и опускаю плечи, почти беспомощно пожимая ими, что отражает моё внутреннее состояние.

— Не знаю. Мы об этом пока не говорили. — Тяжело смотреть ей в глаза, потому что она умеет читать меня, как книгу. Так бывает, когда ты дружишь с кем-то с детского сада.

— Ладно, ну и о чём вы говорили?

— Мы… мы особо и не говорили, он просто сказал, что всё будет нормально, — признаюсь я тихо, вспоминая страдальческое выражение его лица. То самое выражение, которое сказало мне, что я разрушаю в пыль его мечты своим «я беременна».

— Так он попросил тебя… ну сама знаешь?..

Избавиться от него. Сделать аборт. Она не может заставить себя произнести это вслух.

Честно сказать, я и сама едва ли могла говорить, когда сказала ему, что не пойду на это.

— Я тебе уже говорила, что он знает — я не стану этого делать. Никогда.

Она отреагировала скептически, когда я заявила ей, что Митч не станет меня просить, потому что знает, что я никогда так не поступлю. Поэтому я не буду ей рассказывать, что сама не дала ему шанс, до ужаса испугавшись, что он это скажет.

— Когда ты собираешься рассказать маме?

Если бы было можно, то никогда.

— Скоро, наверное. Ей понадобится время на то, чтобы свыкнуться. — Фигурально и буквально.

Не поймите меня неправильно, у меня фантастическая мама, и именно поэтому мне будет трудно ей рассказать. Она такая, что будет из кожи вон лезть, чтобы помочь мне и своему внуку. С улыбкой на лице. Поэтому она попытается скрыть от меня своё глубокое разочарование. Может, я технически и взрослая, но для неё я остаюсь дочерью-подростком, всё ещё живущая дома и не имеющая права напиться, потому что недостаточно выросла. Я её ребёнок.

— Эй, ты везунчик. Твоя мама хотя бы не похожа на мою. Моя бы просто взбесилась. Ты можешь представить Маргарет Джин Бэнкрофт, объясняющую такое своим друзьями по загородному клубу? — полушутит Эрин, выгибая идеально выщипанную бровь.

Моя подруга в основном обращается к матери по имени. Они хорошо практикуют несемейные отношения. Миссис Бэнкрофт критикует всё, что делает её дочь — чему я была свидетелем бесчисленное количество раз за прошедшие годы, — а Эрин перестала пытаться ей угодить. Так и продолжается с тех пор, как Эрин исполнилось двенадцать, и не скажешь, что в ближайшее время что-нибудь поменяется.

— Да, я в курсе, просто мне кажется, что она будет раздавлена. Я почему-то знаю, что она станет винить себя и гадать, где меня упустила, — говорю слабым, подавленным голосом.

Эрин и сама знает мою маму достаточно хорошо, чтобы понимать, что это правда, поэтому она просто кивает.

— И когда вы собираетесь нормально поговорить о том, что будет дальше?

— Не знаю. Завтра, наверное. — Надеюсь. Я позвоню Митчу вечером и посмотрю, стал ли он более восприимчивым и готовым поговорить. Понятия не имею, что буду делать, если он решит вернуться в Нью-Йорк осенью. И ещё этот футбольный лагерь через четыре недели.

— Ты скажешь ему?.. — она не произносит этого вслух, просто многозначительно смотрит на меня, и её взгляд сравним с обвиняюще указывающим пальцем.

Единственный звук слышный в комнате — шелест моих волос, когда я энергично качаю головой.

— Никогда? — тихо спрашивает она. Слишком тихо. Сейчас в её голосе больше порицания.

— Какой в этом смысл? Я уже беременна. — К тому же тогда у Митча появится причина винить меня. И ненавидеть.

Она неторопливо кивает, но по выражению её лица становится ясно, что она со мной не согласна. В её глазах я умалчиваю и лгу. Мне же кажется, что это называется «не подливать масла в огонь».

Я неуютно меняю положение на кровати, но заставляю себя выдержать её взгляд.

— Ты же понимаешь, что если он узнает?.. — её голос зловеще обрывается, так что смысл предупреждения не вызывает сомнений.

От одной мысли об этом моё сердце принимается быстро и тяжело стучать, отчего на секунду мне кажется, что я задыхаюсь. Медленно, глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать поднимающуюся панику и волну вины, которая грозит поглотить меня.

— Не узнает. — Эту ошибку я унесу с собой в могилу.

Глава четвёртая 

Митч

На следующий день я приезжаю к Пейдж чуть раньше одиннадцати утра. Миссис Николс открывает дверь и провожает меня внутрь с огромной улыбкой и тёплыми приветствиями. Очевидно, она ещё не знает, что я обрюхатил её единственную дочь.

Когда я следую за ней от входной двери к подножию лестницы, она оглядывается через плечо и замечает:

— Посмотри, какой ты загорелый и красивый. То ли мне чудится, то ли ты ещё подрос с тех пор, как я видела тебя в прошлый раз. И, кажется, плечи стали шире. Это на тебя так университет влияет?

Пора бы уже привыкнуть к миссис Николс, но я всё равно чувствую тепло, согревшее моё лицо. Клянусь Богом, она единственная женщина, способная бросить меня в краску.