Изменить стиль страницы

Диана виделась с Пейдж в начале сентябре, что повлекло за собой «звонок» мне. Она спустила на меня всех собак. Упрекала, уговаривала, и потом, когда и это не сработало, она, наконец, взорвалась, проругавшись на меня больше часа. Я ожидал этого «разговора» последние пару месяцев, поэтому был полностью готов к вине, которую она попыталась возложить на меня.

Я сказал ей не лезть, что только разозлило её ещё больше. Когда она требовательно спросила, что случилось между мной и Пейдж, а я ответил: «Прощай, Диана. Я вешаю трубку», она перестала со мной разговаривать. Это продолжалось три недели.

Когда она снова начала мне звонить, это было либо для того, чтобы вселить в меня вину и вернуть домой для «исполнения своих обязательств», либо же чтобы сказать, как она разочарована во мне. Ещё интересовалась, что со мной стало, ни капли не сомневаясь, что моё тело захватили инопланетяне.

С тех пор я получил около десятка звонков от неё. Она свыклась с тем, что в ту же секунду, как речь заходит о Пейдж или ребёнке, я вешаю трубку.

Теперь в своих звонках она спрашивает об учёбе, и я лгу, рассказывая как всё отлично. Можно только представить, чтобы она сделала, если бы я признался ей, что мой средний балл 3.5 упал на целую единицу за один семестр. Ага, ей бы это понравилось.

Я спрашиваю о Тесс и Даге, а потом сразу же вешаю трубку. Ключ для избежания спора — не затягивать разговор, иначе он растянется на слишком долго и неизбежно приведёт к Пейдж, а разговоры о Пейдж — это нарушение условий сделки. Конец разговору. Я не стану о ней говорить. И Диана это знает. Но её ничего не останавливает. Неа, моя сестрица превращается в бульдога, когда дело доходит до моей бывшей девушки и ребёнка.

До родов Пейдж осталось десять дней, а от моей сестры ничего не слышно почти месяц. Совпадение? Возможно. Кто знает.

Я качаю головой, раздражённый тем, что не могу вытеснить из мыслей надвигающуюся дату.

Завернув за угол, я изумлённо замечаю Зака Пирсона, нашего начинающего квотербека, стоящего у раздевалки. На нём тяжёлая кожаная футбольная куртка, чёрные джинсы и перекинутый через плечо рюкзак. Зак одет и готов уходить, так почему он ещё тут? Тренер Брайтон продержал меня в своём кабинете целых сорок пять минут после тренировки. Я был уверен, что все уже разошлись.

— Что ты до сих пор здесь делаешь? — спрашиваю я, когда подхожу.

— Жду тебя, — отзывается он с открытым, дружелюбным выражением лица. Пирсон хороший парень. Мы много зависали вместе с тех пор, как мой сосед по комнате Стив начал встречаться с лучшей подругой его девушки четыре месяца назад. До этого мы в основном тусовались только когда команда была на выезде. Он мне нравится, но мы не близки, если понимаете о чём я.

Я останавливаюсь перед ним.

— Для чего?

Дёрнув головой в направлении двери, он изрекает:

— Скажу, когда закончишь.

— Что, будешь ждать, пока я приму душ? — осведомляюсь я, вскинув бровь. Тренер рассказал ему о моих плохих оценках?

Пирсон разражается смехом.

— Только час не возись. У меня встреча с Оливией сегодня.

Из того, что я слышал, он видится с Оливией практически каждую ночь, так что ничего нового.

Пожав плечами, я проталкиваюсь в раздевалку.

Пятнадцать минут спустя, с всё ещё влажными после сушки полотенцем волосами, я выхожу из раздевалки и нахожу прислонившегося к стене Пирсона с прижатым к уху телефоном. Заметив меня, он произносит:

— Лив, мне пора бежать. Увидимся позже. — Он тихо смеётся над чем-то, что она говорит, и отвечает: — Ловлю на слове.

Вот ещё кое-что, что я знаю о нашем бесстрашном квотербеке — он по уши влюблён в свою девушку, как когда-то я был помешен на Пейдж.

Пейдж.

Чёрт. Хотел бы я, чтобы в моей голове стояла стальная рабочая ловушка.

— Так ты расскажешь мне, что всё это значит? Тренер тебе что-то сказал? — спрашиваю я, пока он пересекает холл, направляясь в мою сторону.

Затолкнув телефон в карман куртки, Пирсон подстраивается под мои шаги, в то время как мы плечом к плечу идём на выход.

— Оливия сказала мне, что ты не едешь домой на каникулы, — роняет он, склонив ко мне голову.

Оливия в моём классе по политологии в этом семестре. Я познакомился с ней через Пирсона, и когда мы на прошлой недели прохлаждались в классе, я ненароком сболтнул, что не собираюсь домой на Рождество.

— Да ладно, пустяки.

— Эйприл говорит, что твой сосед собирается в какой-то круиз по воссоединению семьи, — говорит Пирсон, продолжая копать.

Я бросаю на него взгляд, пока мы идём через короткий коридор, ведущий на парковку.

— Да. — У меня такое ощущение, будто я знаю, куда ведёт этот разговор.

— Почему бы тебе не поехать домой со мной? Мама жалуется, что ей некому печь и готовить теперь, когда мой брат от нас отбился.

Я блекло улыбаюсь самому себе. Рефлексы на уровне.

— Нет, старик. Всё хорошо.

Господи, может ли моя жизнь стать ещё хуже. Я официально объект жалости.

Пирсон толкает дверь, и порыв ледяного ветра ударяет в лицо. Я ограждаюсь плечом от ветра и следую за ним в зимний вечер. Земля укрыта парой сантиметров снега, но, по крайней мере, метели нет и дороги чисты. В шесть уже стемнело, но парковка хорошо освещена и почти пуста, не считая мою машину, несколько других и грузовик Пирсона.

— Ты поедешь домой со мной.

Я качаю головой.

— Мне и здесь хорошо.

Мой телефон начинает звонить, прежде чем Пирсон успевает настоять. Засунув руку в карман куртки, я бросаю быстрый взгляд на экран, и у меня замирает сердце.

Диана.

Я останавливаюсь в полушаге и вскидываю палец Пирсону с просьбой дать мне минуту. Он кивает и продолжает идти. Я поворачиваюсь к нему спиной.

Едва прижав телефон к уху, я слышу задыхающийся голос моей сестры:

— Пейдж рожает. — Пауза, и моё сердце теперь буквально застревает в горле, препятствуя словам. — Думала, может, ты захочешь знать.

Я всё ещё ничего не говорю.

Не могу. Физически не могу. Мне понадобится час, чтобы перевести дыхание.

Мне кажется, она собирается сказать больше, но бросает трубку на этих словах, оставляя меня стоять там. Одного. На холоде.

Часть меня, слабая часть, хочет ей перезвонить. Хочет забронировать рейс домой в эту же секунду. Но другая часть меня знает, что если я выберу эту дорогу, возврата не будет. Я всё потеряю. Больше, чем уже потерял.

В один день мои родители были здесь, а к тому времени, как я проснулся на следующее утро, их уже не стало. Какой-то идиот, чересчур тупой и бездумный, чтобы понять, что он слишком пьян для вождения за рулём отнял их жизни и безвозвратно изменил мою.

После их смерти мне пришлось переехать к сестре. Никто из нас и не выбрал бы другую жизнь, но смерть исключает возможность выбора. Очевидно, и тот, кто отвечает за новую жизнь на земле — тоже. Футбол и учёба в Уорвике были моим выбором.

И Пейдж намеренно отобрала это у меня.

Поэтому, прежде чем я размякну и сделаю что-то, о чём потом пожалею, я разворачиваюсь и окликаю Пирсона, который не торопясь забирается в грузовик, устремив взгляд на меня.

Я неторопливо бегу к нему с гремящим в горле сердцем, пока не останавливаюсь у грузовика.

— Когда едем? — спрашиваю я.

Пирсон улыбается, выглядя довольным.

— Выезжаем в пятницу.

— Круто. — Я застываю. — И, эй, спасибо.

— Не благодари. Ты сделал мне одолжение.

Нет, это он сделал мне одолжение, потому что я знаю, что если останусь, то, в конце концов, сдамся и поеду домой — и, наверное, никогда не вернусь.

Пейдж

Я так крепко цепляюсь за руку Эрин, что она, наверное, совсем онемела. Но Эрин не жалуется, она — моя опора и партнёр по родам.

Шесть недель курсов материнства не подготовили меня к такой боли, как роды. А я-то думала, что это спазмы — своеобразная пытка. Они и в пыль не попадают кошмарной боли, пожирающей моё тело с каждой схваткой.