— Седьезно? Ведно от насмодка я уже и слышать плохо стал.

— Бллллр! — Додо налил любимого чайку и, хотя к расследованию данный звук никак не относился, все посмотрели на Додо. Тот пожал крылышками, бросил в чашку кубик сахара и аккуратно — истинно английским круговым движением — стал помешивать.

Мистер Шнапс почесал цилиндр.

— Это ж надо, — обеими ручками поднял лист, затем другой и скоро полностью скрылся в недрах блокнота; доносилось яростное пыхтение.

— Так и дастак!!! — послышался возглас. — Питед, мальчик мой, что бы я без тебя делал! Помнишь гедб на стене Пдимуса? — листки внезапно запрыгали и перекинулись на другую сторону блокнота. Зрителям предстал пряничный человечек в чуть покосившемся цилиндре и рисунок за ним. — Это гедб Чудного Униведситета! А Годчичник напевал их гимн! «Есди на смедть не упьюсь на хмельной пидужке, обязательно веднусь к вам, мои ддузья, поддужки». Они вместе учились, или я не я, а ручка от патефона!

Страус выпучил один глаз, да так и застыл; Колючка остановился на середине ухочесательного движения ноги; Питер же просто пожал плечиками. Ну что тут скажешь?

— Мисс Гдейпфдут? — позвонил по своей тросточке маленький констебль. — Да-да, я. Кто ж еще! Пдоведьте, пожалуйста, списки выпускников Чудного Униведситета за конец девятнадцатого — начало двадцатого века. Да. Пдям туда идите и делайте запдос. На кого? А, да. Добдый, понимаешь, день! Пдимус Падабеллум и Годчичный куст.

«И Глинтвейн!» — написал Питер и показал мистеру Шнапсу.

— О, да, и Глинтвейн, мисс Гдейпфдут. Как «не успеваете печатать»? Нет и еще даз нет, я не буду покупать вам новую печатную машинку, вы их меняете чаще, чем Кодолева сумочки. Какое Дождество? Нету никакого Дождества, вам кадется. Что? Не слышу? Помехи, ой как много помех. Позвоните, как только чего-нибудь выясните! — маленький констебль закрыл зонтик и оглядел команду. — Связь пдедвалась. Господа, нам надо веднуться в больницу и допдосить Годчичника. Тепедь он не уйдет! Все сдочно думаем о больнице, или как там даботает эта фигова тданшея. Думаем!

Глава 5,

о которой не подозревал и сам Автор, и где констебль Шнапс открывает новый метод идентификации (поверьте, именно так это называется) преступников

— Как отпдосился? — позеленел пряничный человечек.

— До вечернего обхода, — фея моргнула и тоскливо посмотрела на лежащую рядом газету. На первой странице ее было черно-белое фото воздушного шарика — замерзшего, облепленного с макушки до веревочки снегом, но чрезвычайно — чрезвычайно! — сурового. Название статьи гласило:

«Сообщество летучих созданий выступило маршем протеста против закрытия воздушного пространства над Виндзорским замком».

— Добдый, — топнул ножкой мистер Шнапс, — день! Педед самым носом! А? А-а-пчхы!!! — маленький констебль аж подпрыгнул от чихания. — Спасибо-спасибо.

Так. Ну ходошо. Годчичник находиться в больнице. Гад он гадский, следственно неспдоста. Но цель?

— Ой, я знаю, я знаю!!! — кактус запрыгал на месте. — Здесь бесплатно кормят!

Пряничный человечек вздохнул, а Питеру не без урчания в животе вспомнился завтрак, в равно степени невкусный и далекий.

«На голодный желудок Горчичный куст напоминает исключительно о сэндвиче. Ням…»

— Что есть в больнице? — мистер Шнапс заложил ручки за спину и принялся ходить туда-сюда. — Лекадства? Ммм… Нет. Доктода? Быть может, он и в самом деле болеет?

«Пациенты!» — предложил Питер.

— И зачем они? — пряничный человечек посмотрел в блокнот и пожал плечами.

Вдруг карамельная тросточка замигала красным и запела «Боже, храни Королеву».

— Эх, люблю эту песню, — Мистер Шнапс довольно возвел глаза к потолку. Подождал, пока начнется куплет про сокрушение врагов, и неохотно раскрыл зонтик. — Алло. Да, мисс Гдейфдут. Да. Седьезно? О-о-о! Да. Нет. Да?

Так продолжалось несколько минут. Питер с Колючкой и страусом попили чаю из бездормоса и уже думали присесть, когда общение («данеты» и писк из тросточки) неожиданно закончилось. Детектив сложил зонтик и задумчиво почесал цилиндр в правой руке.

— Господа, — торжественно начал мистер Шнапс. — В расследовании откдылись новые факты!

Как выяснила мисс Грейпфрут, Горчичный куст, Примус и Глинтвейн действительно были сокурсниками в Чудном Университет. Горчичник и Глинтвейн окончили факультет искусств по специальностям «актерское мастерство» и «костюмы, грим, декорации», соответственно; а Примус Парабеллум оказался военным инженером.

— Понимаете? — пряничный человечек торжественно оглядел присутствующих. — Они что-то замыслили! Да. Но что?

Мистер Шнапс направился к палате Горчичника и стал тщательно ее обыскивать.

— Ммм? Нет-нет. Тут? Ммм… — напарники столпились в дверях, дабы не мешаться, и только следили взглядами за бегающим с место на место пряничным человечком. — Смотрите-ка! А, нет, это тдяпка. Ммм…

В ходе обследования были обнаружены: два сонных таракана, разговорник французского, один штопаный носок, а в мусорном ведре — пачка салфеток, отменно склеенных в твердый брусок. Маленький констебль положил улики на койку и стал попеременно рассматривать.

— Годчичник изучает фданцузский. За-а-чем?

Тараканы ответили ему сонным причмокиванием, а Питер спешно записал каждую находку в блокнот, озаглавив перечень мудреным словосочетанием «Причинно-следственные связи?». Хотя, разумеется, где тут причина и откуда следует связь, было, вот, ни капельку не понятно.

Мальчик выбрался в коридор и стал задумчиво ходить кругами. Сосредоточиться не получалось — из палаты Горчичника неслось беспрерывное ворчание и чертыхание (и наглый тараканий храп), а Додо на пару с Колючкой вдруг решили спеть рождественский гимн.

Была и еще одна причина, самая, пожалуй, главная: Питер хотел бы находиться сейчас где угодно, кроме больницы. Он ведь мечтал с самого утра, что никогда уже не вернется в палату: станет ассистировать констеблю Шнапсу и расследовать преступления Чудного городка, уплывет в края, куда не может привести ни один на свете Неторный путь, найдет там приключения, друзей…

«Но зачем мне новые друзья? Вот же они! Здесь, сейчас!»

Питер отошел от напарников — почувствовал, как слезы собрались в уголках глаз и готовы в любой момент ринуться наружу. И тут взгляд мальчика ткнулся в карточку пациента — напротив палаты Горчичного куста.

Это не могло быть совпадением. Питер бросился к мистеру Шнапсу и стал показывать на фамилию.

— Ась? Безе? Бе-зе, ну и фамильще. Фданцуз. Фданцуз?!

Пряничный человечек ахнул и стукнул тросточкой в пол.

— Ну, конечно! Выставка новых дабот Алана Данна. Они узнали о госпитализации Безе и решили пдитводиться им! Только и нужно было — находиться в палате дядом, чтобы иметь педед собой, так сказать, живой пдимед.

Вот, кто похищает последние подвека пдедметы искусств! А мы-то думали!

Глинтвейн сделал маску из папье-маше. Тут, — указал мистер Шнапс на склееную бумагу, — должно полагать, остатки. Годчичник учил манеды и дечь Безе. А Пдимус… О, ну с ним понятно. Он будет обдабатывать те замки, которые нельзя даскдыть за счет связей фданцуза!!!

Чего вы стоите?! Бежим в галедею! А-а-а-а-пчхы!!!

Сцена, что разыгралась в кабинете Франсуа Безе, соучредителя выставки, выглядела так: с одной стороны француз с охраной и работниками галереи, с другой — команда мистера Шнапса и лейтенант местной полиции Макграт, широко известный благодаря огромной лысине и не менее огромному послужному списку. Офицер, как выяснилось, служил вместе с маленький констеблем в Индии.

— Эх, славные были вдемена! — замечтался при встрече пряничный человечек.

Так или иначе, сейчас две компашки активно шумели и никак не могли прийти к согласию.

— А я говодю, ваш Безе — поддедьный! Пошто он тощий какой?