И я снова и снова возвращался в Атлантику. Осознав наконец всю бесполезность моих поисков, я решил побывать в Средиземном море, а уже оттуда двинуться проведать мать и отца.

Но и тут, минуя причудливые изгибы Дарданелл, я ловил себя на том, что продолжаю думать о своей аквалангистке.

Особенно мне запомнился ее голос — веселый и немного резковатый, как у беззаботных марокканских сардинок. И хотя доносились до меня голоса очень даже похожие, но, всмотревшись в лица их обладательниц, я сразу же убеждался, что это не она. И тут я в тысячный раз говорил самому себе, что, пока я не научусь понимать язык людей, до тех пор поиски мои обречены на неудачу.

В Средиземном море я расспрашивал всех мало-мальски осведомленных дельфинов, не знают ли они кого-нибудь, кто мог бы научить меня хотя бы немного понимать человеческую речь.

Почти все советовали мне обратиться к одному ученому кашалоту.

Этого кашалота я отыскал быстро. Посчитав меня за любопытствующего невежду, он долго плел всякую ерунду, не поинтересовавшись даже, зачем, собственно, я к нему приплыл. Я сразу понял, с кем имею дело. Этот кашалот, на поверку, оказался диким хвастуном и воображалой.

К ученым он себя причислял на том основании, что когда-то проглотил натощак плавучую культбазу вместе с библиотекой, в которой насчитывалось полторы тысячи книг.

Книги, по словам кашалота, были на редкость ценные и все очень аппетитные, в матерчатых вкусных переплетах.

На этом основании он объявил себя самым начитанным морским животным. Однако, судя по его разговору, проглоченная библиотека состояла сплошь из кулинарных книг. Я понял это сразу, как только он пустился в длинные рассуждения о пирогах с грибами и курином ризото в соусе а-ля миньер…

Я долго смеялся, вспоминая важность, с какой принял меня этот хвастун, и тут же поклялся никогда не обращаться за советом к кашалотам, если среди них объявится даже такой, который проглотил целое научно-исследовательское судно.

Впрочем, через каких-нибудь полгода случай снова свел меня с этим непревзойденным болтуном.

На этот раз к титулу «ученого» он прибавил звание «первого в море музыковеда».

— Вы знаете, что у меня в животе? — приставал он к безмозглым вьюнам.

Оробевшие вьюны, готовые по привычке пресмыкаться даже перед кильками, почтительно застывали на месте, услышав, что в животе его находится только что проглоченный духовой оркестр в полном составе, с пюпитрами и нотами самых популярных мелодий.

Опасаясь попасться на глаза этому «музыковеду», я круто повернул в противоположную сторону и, всплыв на поверхность, вдруг нос к носу столкнулся с моей давней знакомой уткой.

Да, да, это была та самая утка, которой когда-то, еще в дни моей ранней молодости, я оказал медицинскую помощь. Мы сразу узнали друг друга. С радостным криком утка бросилась мне на грудь. И задала такое множество вопросов, что потребовалась целая неделя, чтобы я смог дать ей более или менее обстоятельные ответы.

Есть у дельфинов старинная поговорка: чтобы найти того, о ком мечтаешь, — нужно встретить того, кого не ожидаешь. Мое нежданное свидание с уткой подтвердило правильность этой дельфиньей мудрости.

Сейчас я даже представить себе не могу, как бы сложилась моя дальнейшая жизнь, не повстречай я тогда утку. Только она смогла дать мне по-настоящему дельные советы.

В такой, казалось бы, совсем маленькой голове моя утка умудрялась вмещать неисчислимое количество самых разнообразных сведений.

По роду своей служебной деятельности — сбор информации обо всем, что происходит на суше, на море и в небесах, — она редко задерживалась на одном месте больше чем на полчаса и непрерывно находилась в движении. Я хорошо понимал свою пернатую подружку, потому что и сам не мыслил своего существования без длительных путешествий. Недаром дельфинов, как и диких уток, завистливые черепахи называют вечными бегунами!

Каково же было мое недоумение, когда я узнал, что люди называют всех умеющих летать уток — дичью, а их, лишенных интеллекта, ничего не видавших, кроме своего пруда, соплеменниц считают цивилизованной птицей.

В ответ на высказанное мною возмущение утка застенчиво улыбнулась, как это делала всегда, когда слышала похвалу, и, поблагодарив за сочувствие, сразу же перевела разговор на другую тему.

Я, понятно, не мог удержаться, чтобы не рассказать утке о своем первом сражении с акулой и о спасенной мною аквалангистке. Рассказ этот был выслушан с участливым вниманием, и за ним последовала уйма всяких расспросов, вопросов и требование повторить снова весь рассказ, не упуская при этом ни одной самой маленькой подробности.

— Ну что ж, — довольная полученными сведениями, сказала утка, — не хочу вас обнадеживать, но мне кажется, что я знаю этого человека. Если не ошибаюсь, то, судя по приметам, это известная молодая аквалангистка, победительница многих соревнований по подводному спорту — Лида Катушкина.

— Где же она сейчас? — нетерпеливо перебил я утку.

— Попробуем выяснить, — сказала утка. — Я черкну запрос моему начальству в «Главгусьсправку». Там всё знают.

Понимая мое нетерпение, утка достала из своего хвоста тонко зачиненное перо и что-то быстро начертила на широком листке водяной лилии. Свернув лист в тонкую трубочку, она крякнула три раза, и к ней тотчас же подлетела маленькая желтенькая птичка и, захватив клювом депешу, взвилась высоко в небо.

— Не думайте, что все так быстро, — предупредила утка. — Пока мой связной вернется со справкой — может пройти много времени. Гусь ведь тоже не сидит на одном месте. Чтобы все знать, надо везде побывать… А бедняге уже двести сорок третий год пошел… И лапы начинают побаливать, и крылья уже не те…

А я-то надеялся, что через какой-нибудь час или два — получу точный адрес Лиды Катушкиной!

По моей опечаленной физиономии утка сразу поняла, в чем дело.

— Только, пожалуйста, без этих ваших нервных дельфиньих штучек, — строго сказала она. — И кстати, нам совсем не обязательно скучать здесь и томиться в ожидании. Связной найдет нас в любой части света, а если так, то предлагаю не терять времени и отправиться в Индийский океан.

— В Индийский? — удивленно переспросил я.

— Да-да, именно в Индийский.

— Вы туда спешите по делу?

— Угадали, — засмеялась утка, — по делу. Только не по своему, а по вашему.

— Но у меня там, кажется, никаких дел нет, — уже совсем по-идиотски пролепетал я.

— Есть, — твердо сказала утка. — В Индийском океане вы сможете осуществить свое заветное желание. Там живет одна очень образованная гринда. Эта гринда, насколько мне известно, единственный представитель вашей дельфиньей породы, владеющий ста сорока языками, и всеми человеческими в том числе.

Сообщение утки привело меня в бурный восторг. От радости я начал прыгать, смеяться, кричать, а потом трижды перекувырнулся и быстро пошел ко дну. Там я наскоро проглотил несколько щук и вскоре всплыл почти у самого берега.

Утка тоже не теряла времени даром. Перед дальней дорогой она основательно почистила крылья, и, когда на небе появилась луна, мы уже были готовы в путь.

В том, что утка плыла по воздуху, стараясь не терять из виду океан, а я передвигался обычным дельфиньим способом, подгоняемый сильным течением, — во всем этом было немало преимуществ. Слов нет, когда под боком у тебя приятный во всех отношениях спутник, путь кажется менее длинным и утомительным.

Но это хорошо в известных пределах. Даже самые близкие друзья должны время от времени разлучаться. По своему опыту я хорошо знаю, что когда странствуешь не один, то часто утомляешься не столько от самого передвижения, сколько от назойливых расспросов и бесконечной болтовни.