Кажется, я начала слишком резко двигаться. Димыч негромко посоветовал:

— А ты не пои её. Ты просто смачивай ей рот. Сколько попадёт — всё хорошо. Как рука замёрзнет, поменяемся, и я тоже буду поить — то есть смачивать.

Мы вымокли сами, намочили-таки живот девочке и её волосы, иногда прерывая своё странное занятие, чтобы не дать ей совсем уж замёрзнуть.

Она ожила, когда я, в очередной раз поменявшись местами с братом, поддерживала её. Просто внезапно прильнула к подставленной ладони Димыча и принялась глотать ледяную воду с неё, твердея всем телом, но не открывая глаз… Насколько я довольно спокойный и даже чёрствый по жизни человек, и то чуть не разревелась от нового облегчения… Много ей пить не дали — побоялись, как бы не заболела.

Но в себя она так и не пришла.

— У нас проблема, — задумчиво сказала я, усевшись так, чтобы она, всё так же с закрытыми глазами, опиралась всем телом на меня, — как вытащить её отсюда — это ладно. А вот доехать до города…

— Семён довезёт, — проворчал Димыч и встал, вытирая руки о джинсы. — Как выберемся наверх, сразу позвоню.

— Димка, а откуда у тебя такие знакомства? — поинтересовалась я, чуть покачиваясь, потому что наш найдёныш делал слабые движения — явно вырваться. А мягкие движения девочку явно успокаивали. — Откуда взял этого Семёна с машиной? Да ещё такого, что он к тебе по первому зову?

— Он на нашей улице живёт — третий дом от нас. Зимой, в феврале, помнишь, какой лёд на улицах был? Ну, меня мама послала за хлебом, а он как раз из магазина выходил и на крыльце шлёпнулся. Ногу сломать не сломал, но вывих жуткий был. Я его дотащил до его подъезда, а перед тем он позвонил своей девушке. Она врач. Потом тащили его к лифту уже вдвоём. И он сказал, чтобы я звонил, когда нужна машина или его помощь. Мы так-то перезванивались, я — чтобы узнавать, как он, а он звонил, чтобы поздравить с праздниками. Ну и вот. Сегодня я позвонил, и он приехал. Лид, а как ты догадалась, что девочка здесь?

— Та гиена, которая мальчишку увезла, сказала: «Выбросить». Я долго вспоминала их разговор и поняла, что это был ответ на вопрос этих, куда девать второго. Вообще-то, я думала, что будет ещё один пацан… Ты отдохнул? Или мне самой её отнести наверх?

— Ещё чего не хватало, — пробормотал братишка. И, кряхтя, снова нагрузился живой ношей. — Всё, шагаем. — И проговорил уже в спину: — Хорошо, что эти уехали…

Я поняла Димку: нас с их жертвой не увидят.

По крутой, но удобной, в сравнении с недавними зарослями, овражной тропе мы поднялись наверх, близко к площадке со старым цехом и, не сговариваясь, обошли её, направляясь сразу на дорогу к городу. Оглянулись не раз — на притихший огонь возле развалин. Но всё ещё огонь. Особенно страшно всё ещё пылали внутренности старого цеха… Тропкой под деревьями, чтобы с дороги не было видно, добрели до первой пригородной остановки и там усадили девочку, всё ещё не пришедшую в себя (глаз так и не открыла) на скамью под навесом.

— Мы её домой повезём? — ненужно спросил Димыч, вызвав своего Семёна и глядя на дорогу, вызывавшую в сумерках странное ощущение вечности своим постоянно нарастающими и убегающими огнями.

— Угу.

— Думаешь, мама ругаться не будет?

— Она и Лену восприняла как человека, которому по семейным обстоятельствам надо переночевать вне дома. А эту девочку мы пронесём незаметно — мама и знать не будет. До утра. Уходить будем — скажем.

— А завтра что будем делать?

— Искать того Зрячего и индейцев.

Димыч уже знал от меня, кто такие индейцы, слышал мой разговор с Леной, и согласился, что их легче так называть в разговоре.

— А как мы их будем искать, если у нас работа?

— Думаю. Мне кажется, надо попросить Регину вернуть Аделию.

— Видел я твою Регину. Фиг она возьмёт её назад. Ты сама подумай — придётся платить и ей, кроме нас с тобой. Неа, не захочет.

— Значит… — Я вздохнула и задумалась. — У нас товару в магазине мало осталось. А если предложить Аделии учёбу на этой мелочи, чтобы её потом Регина взяла в другую точку? Ей ведь тоже обидно, что её вот так взяли — и выкинули.

— Ну, не знаю… — задумался и братишка. — А как ты ей предложишь?

— Я скажу, что товара сейчас мало, и мы ей оставим записи, что где и для чего надо в каких количествах, чтобы она постепенно запомнила. Или ещё что-нибудь придумаю.

— И ты собираешься сидеть всю ночь, чтобы написать всё это?

— Собираюсь. Хм. Хотя… Можно предложить ей заменить нас на один-два дня, а взамен подарю ей одну из шалей Лены. Потому что нам позарез надо найти того Зрячего и индейцев. Ведь тогда мы сможем передать им Лену и эту девочку, а уж дальше они сами сумеют, без нас.

— И когда ты собираешься звонить Аделии?

— Как только приедем домой.

— Слишком поздно, — с сомнением сказал Димыч. — Ты лучше позвони, когда в машине Семёна будем. Тебе никто мешать не будет.

Так и сделали. Семён, судя по его кратким репликам, решил, что мы приехали к старому цеху разыскать свою подружку или знакомую, которую теперь надо довезти до дому, поскольку она в невменяемом состоянии. Его больше заинтересовало, что происходит на месте у развалин. Узнав о страшной катастрофе, он только вздохнул.

Только он развернул машину к городу, как навстречу помчались машины с мигалками — скорые, полиция, пожарные… Когда мы пролетели мимо, я поёжилась…

Сидела я на заднем сиденье машины, обнимая девочку и, честно говоря, больше думая о том, как её встретит Лена, чем о том, чтобы позвонить Аделии. Но мысль о завтрашнем дне и необходимой свободе передвижений перевесила. Я взялась за телефон.

— Чё надо? — хмуро спросила Аделия.

— Привет, — спокойно сказала я. — Аделия, я знаю, ты обожаешь эксклюзивные вещи. Тебе нужна шаль с узором, который в нашем городе никто не сумеет повторить? По словам твоей тёти, одна такая стоит несколько тысяч. Ты получишь её даром. Почти.

— Так, и чего ты хочешь? — оживилась бывшая коллега.

— Мне нужно, чтобы ты завтра посидела до обеда в магазине.

Пауза подсказала, что Аделия задумалась. Следующая реплика показала глубину её размышлений: она лодырь, но не дура.

— А если Регина узнает?

— Я ей с утра позвоню. Скажу, что покупателей мало. Она не приедет и про тебя не узнает. — «В конце концов, дальше дома с магазином мы не уйдём», — вздохнула я.

— А шаль в самом деле такая раритетная? — подозрительно спросила Аделия.

— В самом.

— Во сколько приезжать?

Закончив разговор, я показала брату, вопросительно взглянувшему в зеркальце, большой палец. Он кивнул и отвернулся. А я как-то непроизвольно погладила по жёстким седым волосам нашего найдёныша.

Сдаётся мне, что девочка — тоже ребёнок Лены. Дочка. Наверное, гиены похитили целую семью… Завтра утром мы передадим «индейцам»-миротворцам Лену и девочку, а потом расскажем о пьяном пацане. И — умоем руки: свой долг выполнили — спасли тех, кого сумели… Любопытно, а кто тот — небритый? Как и давно ли нашли его «индейцы»? Или он сам от удивления подошёл к ним и спросил, кто они такие?.. Но Лена сказала — Зрячие. И сказала так, словно она давно о них знает. Значит, есть в нашем мире люди, которые чуть ли не издревле общаются с «индейцами» и гиенами? Фу… В такие дебри залезла, не зная конкретики, не опираясь на факты…

В будние дни родители в это вечернее время обычно смотрят детектив по телевизору. Так что нам должно повезти: мы спокойно пронесём девочку в мою комнату, уложим её на моё кресло-кровать и даже наверняка сумеем не разбудить Лену.

Но всё пошло не так.

Приехали затемно, Семён помог вынуть из машины девочку, так и не пришедшую в себя, и даже предложил донести её до квартиры. Димыч отказался. Он отдохнул в машине и теперь готов был свернуть горы. Правда, я заметила, что лицо брата выглядело осунувшимся: столько впечатлений, столько работы за единственный день!..

Когда я открыла Димке с его ношей подъездную дверь, машина Семёна мягко уплыла в темноту, осветив на прощание дорогу перед домом.