Встречи и переписка с Горьким были важными событиями в жизни молодого писателя и имели для него большое значение. Высокая оценка книги Горьким, авторитетная поддержка им общественной деятельности Вихрева, направленной на оказание всесторонней помощи Палеху, убеждали писателя в том, что он стоит на правильных позициях.

В борьбе за возрожденный революцией Палех у Вихрева проявился темперамент писателя-общественника. Несомненной заслугой его является то, что судьбой и искусством Палеха он заинтересовал широкие круги общественности и, в частности, связал Палех с литературой, что нашло свое выражение не только во взаимоотношениях с Горьким. Через Вихрева знакомятся с Палехом или вместе с Вихревым приезжают туда известный норвежский писатель-антифашист Нурдаль Григ, неизменный друг СССР, соратник Джона Рида американский публицист Альберт Рис Вильямс, советские писатели И. Эренбург, И. Катаев, Н. Зарудин и другие. На почве общего интереса к Палеху завязывается знакомство и переписка с А. К. Толстым[9] и с А. П. Чапыгиным. Очерки Вихрева привлекают внимание к Палеху со стороны французских писателей. Палехским искусством увлекаются Анри Барбюс и Поль Вайян Кутюрье (последний посетил Палех летом 1932 года и дал работе палешан высокую оценку); Ромена Роллана с творчеством палехских художников познакомил Горький.

* * *

Трудно перечислить все, что сделал Ефим Вихрев для искусства Палеха. Он хлопотал в Наркомпросе об открытии музея и художественной школы. Входил с планами-предложениями в президиум Ивановского облисполкома. Заботился об устройстве выставок. Ходатайствовал о присвоении званий заслуженного деятеля искусств лучшим художникам — зачинателям дела. Писал для Союзкино пояснительный текст к кинопленочным диапозитивам о Палехе. Бил тревогу, когда со стороны местных организаций наблюдались непонимание и недооценка художественного Палеха...

И все же на первый план следует поставить не эти «материальные» заботы, как бы полезны и существенны они ни были. В высшей степени важным для палешан оставалось живое общение с Вихревым. У них были умные наставники и знатоки искусства, внесшие большой вклад в развитие Палеха. Здесь в первую очередь следует назвать профессора А. В. Бакушинского, автора серьезного исследовательского труда «Искусство Палеха» (два издания: 1932 и 1934 гг.), и профессора Г. В. Жидкова, выпустившего в 1937 году книгу «Пушкин в искусстве Палеха». Но, не боясь преувеличения, можно сказать, что такого близкого, задушевного друга, самозабвенного энтузиаста палехского искусства, как Вихрев, художники Палеха больше не знали.

Помимо специальных командировок, писатель почти ежегодно приезжал со своей семьей на лето в Палех. Здесь все ему было родным и близким. «Как зачарованный, — вспоминает Николай Федорович Вихрев, — он любовался работами художников, мажорной музыкой красок, игрой линий, своеобразной композицией и техникой письма... Каждый день брат ходил к художникам и в мастерскую и на дом, подолгу беседовал с ними об искусстве, интересовался их жизнью и бытом. Каждому стремился помочь и словом, и делом...

Свои рукописи брат читал художникам при всяком удобном случае и учитывал их замечания. Читал он негромко, но внятно и выразительно, с каким-то внутренним трепетом. Его слушали всегда с большим вниманием.

В свободное время Ефим ходил с художниками на рыбалку, на массовые гулянья, где читал стихи, которых знал множество».[10]

Яркие воспоминания о пребывании Вихрева в Палехе оставил Дм. Семеновский, который неоднократно приезжал туда вместе с писателем.

«В летние месяцы в Палехе, у истоков прекрасного, Ефим в свои тридцать лет казался юношей, проказливым подростком.

Обожженный солнцем, улыбающийся, в светлой рубашке с распахнутым воротом, он шел в сопровождении пятилетнего сына Шурика к заросшей ольхою Палешке купаться, — и ветер трепал его мягкие русые волосы. Ефим шутил с молодыми палешанками, пел, пускался бежать наперегонки с сыном по зеленой траве...

Пошли на рыбалку, а она как-то незаметно превратилась в литературный вечер, в задушевный разговор о судьбах Палеха... Слева направо: А. Ватагин, Д. Буторин, Еф. Вихрев, Ф. Розанов, И. Маркичев, А. Зубков.

Молодым, счастливым казался он и на празднике выпуска учеников художественной школы. Сидел в президиуме собрания на высокой пахучей эстраде, украшенной березками. Перед эстрадой, на Поляне лесной опушки, собрались палешане-художники и колхозники. Пришли матери с детьми на руках, молодежь с гармошкой. Ефим Федорович Вихрев говорил речь, а в литературно-художественном отделении праздника читал стихи. И уже вне программы, взяв за руку Шурика, двигался с палешанами по поляне в живом венце пестрого хоровода.

Вот таким вдохновенным энтузиастом украшающего и перестраивающего жизнь искусства Ефим Вихрев и запомнился тем, кто знал его при жизни».[11]

Вихрев искренне радовался каждому успеху художников. Об этом говорят сохранившиеся письма. Нельзя удержаться здесь от пространной выдержки из письма художнику П. Л. Парилову от 22 сентября 1933 года по поводу его миниатюры на тему «Египетских ночей» Пушкина. Вихрев пишет, как вдохновенный поэт, и в то же время тонко анализирует работу художника, выказывая глубокое понимание палехского искусства.

«...Я увидел Ваши «Египетские ночи». Я не имел возможности налюбоваться этим произведением вдосталь, но и первое впечатление было настолько сильным, что я спешу поздравить Вас с великолепным, прекрасным успехом. Пока что я не нахожу слов для характеристики этой вещи. Бесспорно для меня то, что эта вещь может быть поставлена в ряду самых лучших произведений палешан. В ней есть две основные особенности, которые ставят ее на уровень большого искусства: это, во-первых, то, что торжественно-бронзовый колорит картины абсолютно соответствует первоисточнику — поэме Пушкина; это очень важное обстоятельство, и я берусь доказать (и сделаю это когда-нибудь), что в этом Вашем произведении Пушкин понят или почувствован по-настоящему; я бы мог в доказательство расшифровать пушкинские созвучия и сопоставить их с Вашими красками и линиями, — и я это сделаю. Второе, что бросается в глаза: Вам удалось преподнести сцену пира по-своему, по-париловски, если можно так выразиться, совершенно оригинально. Наконец, в этой миниатюре есть то, что нельзя оценить деньгами, то, что можно назвать драгоценностью, что дается не столько техникой, сколько неуловимым дыханием таланта. Коротко говоря, Ваши «Египетские ночи» гармоничны. Есть такие вещи, про которые можно сказать, что это хорошая или плохая иллюстрация к такому-то произведению, скажем, Пушкина. А есть такие вещи, про которые хочется сказать, что это произведение одного автора, в данном случае Пушкина — Парилова. Это самая высокая из всех похвал, когда имя художника становится неотделимым от имени поэта. Таких произведений в Палехе создано немного».[12]

Подобные письма — а их Вихрев написал немало — служили художникам моральной поддержкой, учили каждого из них искать свою тропу в художестве. В письмах, беседах, постоянном общении с палешанами Вихрев, по словам искусствоведа М. П. Сокольникова, не давал им «успокаиваться на мелочах, звал к большому содержанию, к народности, к тонкому стилю».[13] И еще он звал их быть современниками своей революционной эпохи — не в смысле ее внешнего воспроизведения, а в смысле поэтического раскрытия чувств и настроений широких масс.

Именно в этом заключается пафос очерка «От образов к образам», входящего в книгу «Палех», где утверждается, что «Палех показывает в своих художественных образах все самое жизнерадостное и бодрое, что есть в народе».