— Вы встречали других Камизуру, Киба-сан? — напряглась я. — Как давно это было?

— Э… давненько, — Киба покосился на Шино. — Мы ещё были генинами. Искали одного редкого жука вместе с Хинатой и Наруто.

Последнее имя мне показалось очень знакомым.

— Вы говорите об «Узумаки Наруто», герое войны? — уточнила я.

— Эй, между прочим, я тоже герой войны, — выпятил грудь Киба, сразу напоминая мне Джибачи. — Но в целом да. Это тот самый Наруто. Он наш друг и ровесник, в одном классе учились… Что, о Наруто даже в Камне говорят?

— Так, значит, вы встретили других Камизуру на миссии? — спросила я, не позволяя перевести тему и пытаясь выведать больше информации, но Киба смешался и снова слегка позеленел.

— Э-э… Я тут вспомнил… В общем, мне пора! Там мать ужин готовит. Э… Пока! — он свистнул и вместе со своим псом скрылся в кустах.

Я выдохнула, незаметно стараясь успокоиться и переварить свалившуюся на меня информацию.

Вряд ли Шино встречался с Камизуру несколько раз. Скорее всего, это был тот самый. И с ними были Узумаки Наруто и Хьюга Хината, о которой говорил Шино. И Киба со своим Акамару. Шино не был один… Он был с командой.

Но меняет ли это что-то?

Киба сказал, что они искали жука… Но тогда получается…

— Пора нам, ждут в моём клане нас с Джоо-чан, — нарушил тишину и мои метания Шино, и мы пошли с ним дальше.

Я почти не смотрела по сторонам, крепко задумавшись о том, что всё в жизни шиноби непросто. Походя этот Инузука Киба, который случайно нам встретился, разворошил улей моей убеждённости. Киба сказал, что все они ровесники. Может ли быть, что это моя семья напала на Шино и его друзей на их не боевой миссии?

В глазах защипало, потому что я поняла, что это вполне реально. Они легко могли напасть на детей, которые искали жука и, видимо, нашли. Просто захотели отнять бикочу, как Джибачи и Сузумебачи всегда всё отнимали у меня. Потому что сильней. Но у них не вышло. Они недооценили детей, на которых напали. А в результате погиб мой отец. Кого я должна в этом винить? И кому мстить?

Хотя совсем скоро без моих сомнений всё решится… Я лишь орудие…

— Красиво… — вырвалось у меня, когда мы шли вдоль берега пруда. В тёмной траве что-то блестело, и я поняла, что это светлячки. Тут было гораздо теплей, чем в Стране Земли, но всё равно удивительно. Сезон хотаругари закончился месяца два назад.

— Почти пришли мы, Джоо-чан, — сказал Шино. — Насекомые это ночные, покой Конохи охраняют.

— Шино-кун хочет сказать, что это тоже кикайчу? — спросила я.

— «Хотарумуши» называют их. У клана нашего много жуков разных для разных предназначений, — сказал Шино. — Каждый из нас совершенствуется в технике своей и выводит насекомых необходимых и тех, что подходят ему.

Словно в подтверждение его слов, рой таких же светлячков подлетел и к нам из леса, освещая мощёную дорогу. Показалось, что тут мало кто ходил: сквозь камень проросла трава. Мы действительно находились на противоположной стороне относительно того, как вошли. Опять почти у стены, которая возвышалась тёмным пятном на фоне звёздного неба. Коноха была очень крупным селением, мы двигались шагом и немного петляли по улицам, но всё равно это заняло минут сорок. К этому времени окончательно стемнело, но в центре деревни было довольно светло из-за множества фонариков и светящихся вывесок кафешек.

Комната, в которую определили меня у Абураме, была небольшой и почти пустой. Только футон на полу и ящик для вещей. У них была такая роскошь, как электрический свет, так что не пришлось натыкаться на углы или идти со свечкой. В остальном тут всё почти так, как у меня когда-то. Только дома в углу над моей головой пчёлы сделали себе гнездо из глины и воска, я выпускала их, чтобы летом они могли сделать стратегические запасы мёда. А также чтобы они могли вылететь, защищая меня, и предупредить, если к нам на территорию кто-то войдёт. Всё же во время войны я жила совсем одна. Это мне даже нравилось.

Шино привёл меня в квартал, и там нас встретила старая женщина, которую Шино назвал «обаа-сама», то есть «бабушкой». Она сказала, что владения клана Абураме граничат с общественной баней клана Сенджу и у них отведён свой небольшой онсэн. Сопроводила меня на их горячие источники, чтобы я могла сполоснуться с дороги, и даже помогла мне вымыть и расчесать волосы.

Я подумала, что, наверное, и в Конохе люди не хотели бы мыться в одной бане с такими, как мы: шиноби, управляющими насекомыми, — но промолчала. Обаа-сама дала мне чистую юкату, покормила, напоила чаем и показала, где разместиться. Очень хотелось спать, но я сомневалась, что всё будет так просто.

Как я и думала, через пару минут ощутила на пороге чакру Шино. Он постучал.

— Можно войти мне, Джоо-чан?

— Да, — это же его дом. А я теперь принадлежу ему, и он может делать со мной всё, что вздумается. Он был достаточно терпелив и добр со мной, чтобы наконец потребовать расплаты.

— Тыкву принёс я Джоо-чан, чтобы освободить она своё тело могла для отдыха, — сказал Шино. — Позже улей нормальный смогут пчёлы её свить в месте удобном.

Повод с тыквой ничем не хуже любого другого.

Я сидела к нему спиной на краю футона, готовая раздеться. Пусть лучше это выглядит как добровольный акт, чем насилие. Хватило и нескольких раз с Джибачи, чтобы понять, как нужно себя вести и в каком случае будет больней. Чуть ослабив пояс, я отвела набок ещё слегка влажные волосы, открыла шею и посмотрела на него через плечо. Как оказалось, он действительно притащил тыкву, а ещё я еле его узнала, так как Шино был в обычной футболке с коротким рукавом, бриджах до колена и без очков.

Глаза у него оказались карими, с миндалевидным разрезом и короткими, но пушистыми ресницами. Волосы, не придерживаемые хитай-ате, свободно обрамляли лицо и были довольно длинными. Теперь можно было точно сказать, что он красивый. А ещё слегка смущённый.

Впрочем, не отрывая взгляда, Шино осторожно поставил тыкву на пол, сделал шаг и тоже сел: близко, почти касаясь коленями моего бедра.

— Джоо-чан, — как будто с трудом выдавил он, а его руки заметно напряглись, — разрешите вас… поцеловать.

Мне стало и неловко, и немного смешно. Наверное, он никогда не был с женщиной. Хмелея от собственной смелости и чувствуя себя уверенней на этом поле, я коснулась его щеки и погладила мягкую кожу. Следует закончить всё раньше, чем я слишком привяжусь к нему.

Пусть он будет грубым. Возьмёт своё. Покажет свою силу. Чтобы я… не сомневалась ни в чём.

Шино крупно вздрогнул от моих прикосновений, а затем перехватил мою руку и поцеловал в центр ладони, потом запястье и кончики пальцев. Целуя как-то слишком нежно и трепетно, он словно вдыхал запах.

— Джоо-чан пахнет как прекрасный цветок. Такая сладкая, — выдавил Шино, прикрывая глаза, словно целовать мою руку ему было достаточно, хотя его свободные бриджи явно топорщились и я видела, что он меня хотел.

От его слов я чуть не задохнулась. Он так говорил, как будто я ему на самом деле нравилась и за какой-то день успела стать дорога.

Горячее дыхание опалило моё обнажённое плечо, и дорожка поцелуев прошла до шеи. Он был так близко, что я слышала его сердце, оно мощно колотилось.

— Джоо-чан такая приятная, — прошептал Шино, рождая странное томление и мурашки за ухом.

Может быть, это будет даже не так мерзко, как с Джибачи…

Он коснулся моих губ своими, и меня прошило странным чувством. Есть яки — эманации ярости и жажды крови, а тут… касания были такими бережными и чувственными, его чистое желание было лишено похоти. Не желание обладать, а…

Это было странно. И неправильно…

Неужели он сейчас…

Умрёт?

— Я обидел Джоо-чан? — отстранился от меня Шино, его голос был хриплым, щёки раскраснелись, а глаза блестели и одновременно смотрели на меня напряжённо.

Что?

— Джоо-чан плачет, — пояснил он.

И я поняла, что он прав, и быстро вытерлась рукавом юкаты. Какое жалкое зрелище я из себя представляю, наверное…