— На, джигит, гостинец, — протянул мальчугану. — А где тетя Соня?

Сенька благодарно шмыгнул носом.

— Ее нет дома, — сообщил он, нетерпеливо разворачивая дешевое лакомство.

— А где же она?

— Давече к ней богатые тетки приехали, те самые, что у вас были надысь, и увезли с собой на хваэтоне. Одна вот такая! — мальчик скривил губы, сморщил нос, вытаращил глаза и пропищал тонким голосом: «Нельзя, милочка, отказать господину приставу, он так хочет вас видеть на своем торжестве».

Степан досадливо потер ладонью подбородок и прошел в калитку. Старший Завалихин в тени сарая стругал рубанком доску. Увидев квартиранта, положил рубанок на верстак, обтер руки фартуком.

— Ну, брат, и загулял ты на стороне. Что значит на свободу вырвамшись. Я, бывалоча, когда помоложе был...

— С кем уехала Сона? — перебил хозяина Степан, пожимая его широкую ладонь.

— Да с этими... мадамами из господ. Сусмановича жинка одна, а другая — Драчиха, нашего околоточного баба, красивая, стерва... Да ты не переживай, вернется к вечеру. Дело молодое. И так цельную неделю со двора ни ногой. Ну как там в Капкае?

— Хорошо, горы кругом, — угрюмо ответил Степан и пошел к порогу.

— Слышь ты! — крикнул ему вслед Завалихин. — Тут еще какой–то джигит приходил давеча, тебя спрашивал и жинку твою.

— Какой еще джигит? — обернулся Степан.

— А шут его знает, — пожал плечами хозяин. — Молодой такой осетин в лохматой шапке и во-от с таким кинжалищем, — отмерил он руками в воздухе.

«Кто бы это мог быть?» — подумал Степан, проходя в свою комнату. На душе было досадно и тревожно; «Веселья ей захотелось», — упрекнул мысленно жену и тут же рассердился на самого себя: сам же просил, чтобы не избегала встреч с женами городских заправил. Эх, трудно совмещать любовь с политикой!

Он покурил, помял в руках брошенное на спинку кровати национальное праздничное платье и вышел на улицу. Солнце уже находилось по правую сторону рощи. Скоро вечер, а Сона все нет. Делать нечего, надо идти искать свою благоверную.

* * *

Пристав сидел у себя дома в кресле с мокрым полотенцем на голове и, по всей видимости, не был сколько–нибудь рад визиту молодого машиниста.

— А... Это вы, Степан э... Егорович, — поморщился он, что по его мнению, должно означать покровительственную улыбку. — Vae soti ^[82], как говорили древние римляне. А мы тут без вас славно повеселились. Даже, как видите, перехватил лишку, трещит окаянная...

Пристав вспомнил, как она трещала там, в лесу когда он очнулся под дубом и вместе с появлением на макушке огромной шишки заметил отсутствие в кобуре револьвера и золотых часов в боковом кармане. Он поднял тревогу. Мужчины бросились в лес, чтобы схватить нахального грабителя, но того и след простыл. Встреченный на берегу мельник рассказал, что видел, как переправлялся, стоя в каюке, на ту сторону Терека какой–то горец.

— Андреевич, — произнес вместо приветствия непрошеный гость.

— Что — «Андреевич»? — не понял пристав.

— Отчество мое Андреевич, — повторил Степан — Я пришел узнать, где моя жена?

Пристав удивился:

— Разве ее нет дома?

— Нет, ваше благородие.

— Странно. Неужели она заблудилась? — пристав схватил лежащий на столе колокольчик, нетерпеливо потряс им. В комнату вбежала прислуга:

— Что изволите-с?

— Сейчас же позови ко мне Драка и моего помощника!

Горничная, подхватив юбки, выскочила за дверь. А у Степана так и омертвело все внутри.

— Что случилось? — шагнул он к приставу. Еще не зная, за что именно, но он был готов задушить этого человека.

— Да вы не волнуйтесь, — поднялся с кресла пристав, отшвырнув в сторону полотенце, — Сона наскучил наш пикник и она тайком покинула общество. Я думал, она уже дома...

— Где это было? — еле сдерживая себя от гнева, спросил Степан.

—Да вы не волнуйтесь, — вторично попросил своего напористого гостя хозяин кабинета. — Совсем недалеко, на острове Коска. Я сейчас подниму на ноги всю полицию. Хотя, мне думается, что она просто засиделась у подруги. Знаете, женщины...

— У нее нет подруг, — бросил сквозь зубы Степан и направился к выходу.

— Куда же вы, Степан... Авдеевич? — Сейчас поедем вместе искать наш степной цветок. Не торопитесь, мой друг, Festina lente, как говорили древние римляне.

— А что это означает? — обернулся Степан.

— «Спеши медленно», — перевел знаток латыни, презрительно кривя тонкие губы.

— А я думаю, что сейчас больше подходит Periculum in mora, — зло усмехнулся малообразованный машинист.

— Что вы сказали? — удивился пристав.

— «Опасность в промедлении», ваше благородие. Так говорили древние римляне, — ответил Степан и хлопнул дверью.

«Каков мерзавец! — подумал пристав и нервно заходил по комнате. — Прикидывается простачком, а сам латынь знает и на тайные собрания ездит».

В дверях между портьерами показался острый нос прапорщика Драка.

— Господин капитан, по вашему приказанию...

Пристав нетерпеливо махнул рукой,

— Вы видели, кто сейчас вышел отсюда? — спросил он.

— Так точно. Это машинист Неведова господин Орлов.

— Это мошенник, а не машинист, большевистский агент.

Драк похлопал круглыми глазами.

— Прикажете арестовать, господин капитан? — выгнул он дугою узкую грудь.

Пристав поморщился, взялся за голову.

— Боже! Как мало у вас фантазии, Драк. Вы хоть знаете, что это такое? — вынул он из стола листок бумаги и протянул околоточному.

— Так точно, знаю, это прокламация.

— А кто ее отпечатал, вы знаете?

— Никак нет.

— «Никак нет, — передразнил начальник полиции своего подчиненного. — За что вам только жалованье платят? Вначале нужно найти вместо, где эти штучки делают, а потом уж арестовывать, понятно? Удвойте наблюдение за машинистом и учителем. Кстати, зачем приезжал к последнему казак из Стодеревской?

— Яйца привозил, господин капитан.

— Какие яйца?

— Куриные. За лекарство какое–то привез господину Орлову.

* * *

Третий день идут поиски пропавшей Сона — и никаких следов, словно в воду канула. Где ее еще искать? Как жить без нее? Степан совсем пал духом. Почернел лицом, сгорбился, словно придавленный непосильной ношей.

— Не надо так убиваться, лаппу, будь мужчиной, — успокаивал зятя Данел, прискакавший из хутора вместе с Чора сразу же по получении известия. У него самого провалились глаза от усталости и горя. — Оса говорит, что в лесу на начальника полиции напал абрек. Мельник тоже говорит, видел горца в лодке. Клянусь солнцем, это Микал, хестановский щенок, увидеть бы старой Срафин его с кинжалом в груди. Я завтра поеду в горы и зарежу его, как паршивого барана, не будь я Данелом Андиевым.

Степан покивал головой, с тоской взглянул на тестя.

— Клянусь стрелой Уацилла, ты, Данел, говоришь совсем как маленький ребенок, — проворчал Чора. — Разве можно тебе идти в горы? Все равно что к тигру в логово. Старый Чора пойдет искать Сона.

— Воллахи! — вывернул глаза на своего родича Данел. — Мой брат, наверно, думает, что он сильнее тигра или заговорен от пули. Ведь Микал не только мой, но и твой кровник. И ты можешь так же не вернуться оттуда живым.

— Я даже из Страны мертвых вернулся, — выпятил грудь Чора. — Ты только дай мне, ма хур, вот эту книжку, — обратился он к Степану, беря со стола учебник по анатомии.

* * *

Ольга вышла из сакли. Положив на плечо кумган, направилась к роднику, что пробивался тонкой струйкой из горы сразу же за аулом. Возле него сегодня оживленнее, чем когда–либо. Казалось, у всех женщин кончилась разом вода в саклях и они пришли сюда одновременно, чтобы пополнить ее запасы. Они сгрудились вокруг какого–то оборванного дервиша и, позабыв про свои кувшины и домашние дела, внимательно его слушают. У дервиша на голове грязная чалма, а в руках у него раскрытая книга.