В Дербенах скитальцами не пахло. Шёл девятнадцатый день листобоя, и два атарийских рыцаря третьи сутки шли на северо-запад по дербенской пустоши. Знающие эти края вышли бы из Степков строго на север – по Стольному волоку, который через полсотни вёрст повернул бы западнее. Но нездешние рыцари скитальцев в пути не встретили, а советоваться с чернью из своего отряда не стали. Краем уха Воська уже не раз слышал, как деревенские мужики промеж себя поносили рыцаря на чём свет стоял, когда теряли лапти в залитой водою низине или рвали штаны о колючий тёрн и засохший чертополох.

Кроме двух рыцарей, Воськи, Закича и нуониэля, в отряде стало на семь человек больше. Все степковые. У каждого из этих крестьян нашлась веская причина отправиться на поиск детей. По правде сказать, не ограничь бы Ломпатри число новых рекрутов, за ним последовала бы вся деревня. Но после долгих пререканий со старостой, рыцарь стукнул кулаком по столу и сказал своё последнее слово: «семеро»! Когда же Ломпатри стал выбирать годных мужчин, выяснилось, что только один из них имел представление о военном деле. Им оказался тот самый Навой – сухой бородатый мужик. Осознав, что годных людей ему в отряд не сыскать, Ломпатри плюнул на всё, и наказал крестьянам самим выбрать тех, кто отправится отбивать детей у бандитов. И только через два часа жители Степков пришли к согласию. Выбрали семерых мужчин. Теперь отряд состоял из двенадцати человек и пятнадцати лошадей. Телегу решили оставить в деревне, ведь вести нынче на ней некого. Нуониэль чувствовал себя гораздо лучше: последний раз он потерял сознание в день кровавого ужина в Степках. После этого сказочное существо, щурясь от боли, терпело процедуры Закича, но оставалось в рассудке. Коневоду и Воське пришлось помучиться, чтобы усадить господина нуониэля на лошадь: похоже этот странный господин в жизни не ездил верхом. В остальном, он стал, как и все прочие – солдатом, способным держать меч. Его отличало только молчание. Он ни разу не пожаловался на плохую погоду, холод, сырость, зуд, усталость или вонь. Да, с пробитым стрелою горлом много не наговоришь. Но по лицу нуониэля было видно – мог бы говорить, всё равно смолчал бы. Куда больше хлопот доставлял коневоду-лекарю новый член отряда, не приписанный к солдатам: тринадцатый мужчина на шестнадцатой лошади – главарь разбойничьей шайки Акош. Закич перевязывал его беспалые руки на каждом привале. Ломпатри, держащий пленного на поводке, выставлял рядом двух крестьян с топорами и только тогда давал Закичу сменить повязки на посиневших, дрожащих от холода кистях бедняги. Главарю ой как хорошо досталось от степковых, когда Ломпатри отдал его им на растерзание. Не поспеши Закич тогда вызволить его – бедолагу затоптали бы вусмерть.

Три дня назад отряд вышел в направлении Диковки – маленькой деревушки на северо-западе Дербен. Это отдалённое поселение раскинулось на пологих холмах у пригорья, на пути к злополучному форту «Врата», откуда рыцарь Гвадемальд, наместник короля Девандина в Дербенах позорно отступил с остатками своего войска. Местности Ломпатри не знал, и в принятии решения о том, куда двигаться, искал помощи у карт. Добытая Закичем в одной из спалённых деревень карта оказалась совершенно негодной. Её, скорее всего, нарисовал какой-нибудь крестьянин по памяти и лишь для того, чтобы не заплутать отправляясь на охоту. А вот карты нуониэля оказались на удивление точными. По ним Ломпатри и стал ориентироваться. Рыцарь не рассчитывал на долгий поход. Он помнил отчаяние Гвадемальда и его намерение вернуться в Дербены с целой армией в ближайшее время. Для Белого Единорога всё приключение мнилось не больше чем разведывательным манёвром перед основным натиском. Однако даже он, своим глубоким умом не мог понять некоторых вещей. Неясным оставалось, как именно Гвадемальд потерял свой форт. Тогда, сидя в тёплой, уютной палатке с наместником Девандина, Ломпатри попал под очарование рассказа угрюмого рыцаря и толком не подумал спросить о сражении за твердыню. Теперь, в грязи и холоде дороги, он пытался понять, как же безмозглым разбойникам удалось взять твердыню, которую защищали верные своему господину солдаты. В россказни про великого колдуна, который руководит всем, что происходит в Дербенах, Ломпатри не верил.

– Эй, Главарь, – дёрнув за поводок, окликнул Акоша рыцарь. – Расскажи о своём могучем господине.

Тогда они пересекали низкий луг, лежащий между двумя жиденькими борами. Длинные, перезрелые травы, полузасохшие, а затем вымоченные дождём, переплелись в тугой ковёр. Под ним стыла огромная лужа, занимающая весь луг. Она чавкала под копытами лошадей, источая ильное зловонье. Все кроме рыцарей и пленного Акоша спешились, боясь, что лошади застрянут в этом болоте. Компания еле волочила ноги.

– Он великий маг, – хмуро ответил Акош. – Если ему что надо – он своё получит.

– Так значит, деток всё-таки он приказал похитить! – заключил Ломпатри. – А зачем ему деревенские? Раз он такой могучий, наколдовал бы себе из воздуха детей! Или он великий только потому, что ему прислуживают такие собаки как ты?

– Хороша собака! Ишь как бока тебе поджарила.

– Значит, одних собак он посылает на важное дело – похитить детишек, а для тебя, опустившегося солдата, не находит лучше задания, чем дозорничать где-то в глуши. Не шибко тебя ценят!

– Гляну я, – ответил Акош, – тебе не терпится увидеть моего хозяина. Ты встретишься с ним.

– Господин Вандегриф, – окликнул своего спутника Ломпатри. – Что скажете по этому поводу?

– Господин Ломпатри, мне кажется, что нашему пленнику ещё тогда нужно было отрезать язык. Уж больно нечестиво он разговаривает с рыцарем, – отозвался черноволосый громила, вальяжно развалившийся в седле своего породистого жеребца. Левой рукою он держал поводья, а правую не снимал с узорчатого рога, неизменно висевшего на его поясе.

– Не злитесь, господин Вандегриф, – сказал Ломпатри. – Он всего лишь калека: ему нет большей радости в жизни, чем уколоть человека, пусть и словом. Я говорю о другом. Похоже, великий и таинственный колдун держит в подчинении всю долину, не выходя из форта. Как это возможно?

– Это волшебство! – отозвался сзади крестьянин Мот. – Это злое волшебство, господин Ломпатри.

– Нет, простофиля, – улыбаясь, ответил рыцарь. – Это называется голубиной почтой. Негодяй сидит в горах и пишет своими кривыми ручонками маленькие записочки. Потом он цепляет их к лапкам голубей, а те летят во все концы к таким пронырам, как Акош. Ну а здесь, в долине, его верные слуги выполняют всё, что он пожелает.

– Позвольте, неужели Акош умеет читать? – спросил Закич, поднимая в воздух застрявшую под кочкой ногу.

– О нет, Закич! Не переживай, – успокоил его Ломпатри.

– Если честно, то я действительно расстроился, – сказал коневод. – Два года учился грамоте у жрецов, а теперь оказывается, что какой-то бывший солдат умеет читать не хуже меня!

– А меня удивляет, что маг может писать, – сказал Ломпатри. – Эх, Закич, дурья твоя башка! Акош и не видел приказов своего хозяина. Ему их кто-то передавал. И ему и таким же, как он главарям местных шаек. Вот этого чтеца нам и надобно найти. Сначала я думал, что чтец в Степках, ведь эта деревушка в самом центре провинции. Но, единственный, кто там букву от цифры отличить мог – это господин Вандегриф. Вот и выходит, что так называемый чтец, засел где-то недалеко. А ну-ка, местные, что тут у вас поблизости есть?

– Степи есть, – сказал Мот. – Леса да подлески.

– Дичи много луговой, птицы! – добавил Атей, молодой парень, у которого за спиной висел простенький лук и два колчана деревянных стрел.

– В лесах много добра! – отозвался третий – Еленя, парень ещё моложе Атея. На голове у него была берестовая шапочка с полями. – По осени грибов много есть. Мхов и трав разных на лекарства.

Тут Елене прилетел подзатыльник от его отца Навоя. Берестовая шапочка слетела с головы в лужу.

– Не тебя кликали! – грозно сказал ему Навой, а потом обратился к рыцарям: