Тем временем врач констатировал смерть гражданки Блажевич от сильнодействующего яда...

В тот же день стало известно, что кочегар Костя Кротов был подобран ночью на улице.

Его голова была проломлена кастетом. Он рассказал Голубеву, пришедшему к нему в больницу, свою невеселую историю.

— Шли мы с подружкой из клуба, с танцев. Время позднее. Сами знаете, дело наше холостяцкое, ну и задержались у калитки. Прощались, прощались, а распрощаться не можем. Тут я догадался поцеловать свою Ниночку. Разок... другой... третий... И вовсе расходиться не хочется. Так, думаю, и в поездку не поспеешь. Выручила мамаша Ниночки: прогнала ее домой. И меня, понятно, тоже шуганула домой, только в другую сторону. Так вот, значит, жму я на большой клапан, посвистываю, настроение бодрое, как у паровоза после горячей промывки. На углу остановился закурить. Достал папиросы, беру одну в рот. Тут из-за угла выворачивается здоровенный дядя. «Угостите, — говорит, — молодой человек, папироской еще разок». Я ему подаю пачку, зажигаю спичку и вижу — он. Не успел я подумать, что делать, как упал от сильного удара.

Майор Голубев, не перебивая, внимательно выслушал Костю, хотя чувствовал, что говорить ему трудно и больно. Но как остановить разговорившегося паренька, который в этот раз хотел рассказать как можно больше, чтобы хоть немного загладить свою оплошность, допущенную при первой встрече с «очкастым» в столовой?

Василий Иванович пожал Косте ослабевшую руку, пожелал ему быстрейшего выздоровления и, оставив на тумбочке пакет с гостинцами, вышел из палаты.

«Очкастый» убирает со своего пути свидетелей. Он боится быть опознанным на улице. Значит, он в городе и пока не спешит его покидать.

СИНИЙ КАРАНДАШ

Звонил полковник Ярченко. Внушительно и спокойно он указал майору Голубеву, что расследование дела о крушении поезда № 1112 идет крайне медленно. До сих пор следствие не имеет основательных данных и весь его ход построен на подозрениях и предположениях. Полковник предлагал сопоставить все факты, которыми располагает Голубев, и перейти к решительным действиям. В заключение он обещал помочь дополнительными документами, которые ускорят ход расследования.

Голубев созвал внеочередную оперативку. Важные данные сообщил Андрей.

В культмаге он установил, что синие карандаши, после их получения с базы, приобрели для райисполкома, школы и вагонного депо. Последнее обстоятельство особенно заинтересовало Андрея. Он тут же направился к Колосову, придумав безобидный предлог. Разговор шел на отвлеченные темы. Андрей не собирался уходить, заметив в стакане на письменном приборе несколько синих карандашей. Выбрав момент, когда Колосов выбежал к оператору за сводкой, передачи которой по телефону настойчиво требовали из службы, Андрей вынул из стакана карандаши. Два из них были остро зачинены. У третьего графит был обломлен. Андрей поспешно сунул его в карман, дождался возвращения начальника депо, распрощался и вышел.

Его охватило нетерпение. Казалось, карандаш прожигал карман. Открывая дверь кабинета, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину и так же долго возился с неподатливым замком сейфа, где находился спичечный коробок с обломком графита. Только подготовившись к исследованию, он почувствовал себя спокойно. Лезвием перочинного ножа Андрей отрезал небольшой кусок карандаша со стороны излома, освободил графит от кедровой оболочки и попытался соединить два обломка графита. Обломки совпали.

Сообщение Андрея многое прояснило. Оно связывало два преступления как два звена одной цепи и вело в один и тот же адрес — в кабинет начальника депо Колосова.

Группа, которая вела наблюдение за Колосовым, была подчинена капитану Дамбаеву. Капитан докладывал горячо, отрывисто, с заметным бурятским акцентом.

— Колосов запил. Дважды его засекли в вокзальном ресторане с приемщиком министерства Грохотовым. В обоих случаях платил Грохотов. На днях, провожая Грохотова, начальник депо перехватил лишку. Домой его привел сосед, найдя после отхода поезда на перроне почти в невменяемом состоянии. В ресторане изъяты две пивные кружки, из которых пили Колосов и Грохотов. Кружки направлены в лабораторию отдела для снятия дактилоскопических оттисков.

ШАХМАТНОЕ СОСТЯЗАНИЕ

После доклада Васильков и Дамбаев напрасно ждали решения майора. Он приказал продолжать наблюдение и просил оставить его одного.

Андрей чувствовал, что в эти часы майор решает уравнение со многими неизвестными. Стоит найти хотя бы одно неизвестное, и столбик уравнений будет решен с математической точностью. Но ведь одно неизвестное уже раскрыто — виновность Колосова неопровержима: подлог с анализом, синий карандаш. Что ж тогда медлит Голубев?

Об этом сосредоточенно думал Андрей, машинально переставляя шахматные фигуры.

— Мат в два хода, — торжественно произнес Дамбаев, продвинув пешку на одно поле вперед и открыв слона, атакующего вражеского короля. Видя безнадежность положения, Андрей сдал партию.

— Прошу реванша, — сказал он, заново расставляя фигуры.

Когда противники играли контровую, в дежурную комнату вошел Василий Иванович.

— Продолжайте, продолжайте, — остановил он своих помощников, поднявшихся ему навстречу. — А я посмотрю, подучусь.

Андрей атаковал. Фигур на доске оставалось немного, и два слона Андрея контролировали черные и белые поля. Ладья и слон Дамбаева, заставленные своими же пешками, бездействовали. Пока капитан вводил их в игру, Андрей эффектной жертвой ладьи решил партию в свою пользу.

— Мне хочется провести параллель между нашей работой и шахматами, — тихо начал Голубев, когда противники укладывали фигуры в коробку.

Андрей и Дамбаев прислушались.

— Васильков выиграл не только потому, что он играл сильно, но и потому, что вы, Дамбаев, допустили массу оплошностей.

— Это выходит, не Андрей выиграл, а я проиграл? — весело спросил капитан.

— Отчасти так. А вот когда встретятся два равных по силе противника, опытных, таких, которые не допускают явных ошибок, победителем окажется тот, кто проявит больше спокойствия и выдержки, кто крепче физически и морально, кто непреклонно верит в свою победу.

Казалось, ничего нового не сказал Голубев своим молодым помощникам, но бывает и так, что людям нужно повторить и прописную истину, чтобы вселить в них уверенность в превосходстве над врагом, напомнить о долге, поднять начинающую затухать энергию.

ЛИЧНОЕ ДЕЛО ЛАПИНА

В пакете, присланном полковником Ярченко с нарочным, находилось личное дело мастера литейного цеха Крутилинского завода Лапина и данные дактилоскопического анализа. Оттиски пальцев на стакане, изъятом из квартиры Блажевич, и на одной из пивных кружек, посланных на анализ Дамбаевым, совпадали.

«Новая неопровержимая улика против Колосова», — подумал Андрей, рассматривая справку.

Голубев листал личное дело Лапина. С верхнего правого угла «Листка по учету кадров» с пожелтевшей фотографии на него недружелюбно взглянул мужчина средних лет. Бритая голова и усы подковой, концы которой задевали подбородок, вызывали удивление. «Не то татарин, не то запорожец. Грубая маскировка, — размышлял Голубев. — Усы всегда можно сбрить, а шевелюру — отрастить. Нельзя только переделать глаза. Да, но их можно спрятать под очками».

Майора Голубева осенила интересная мысль. Пересъемка фотографии Лапина в увеличенном виде заняла менее часа. Взяв одну из карточек, срочно отпечатанных ему Андреем, Василий Иванович тонкой кисточкой нанес на бритую голову Лапина шевелюру, затем лезвием безопасной бритвы счистил на фото усы и закрасил соскобленные места под цвет лица. Когда Василий Иванович подрисовал крутилинскому литейщику очки, он сам удивился поразительному сходству Лапина с приемщиком вагонов Грохотовым.

— Узнаешь? — с торжеством в голосе спросил Голубев Андрея.

— Грохотов?! Точно!.. — воскликнул его изумленный помощник. — Как же это так, Василий Иванович?