К Ивану они подплыли одновременно.
— Где ружье? — едва отдышавшись; спросил Дмитрий.
Иван, счастливый тем, что избавился от смертельной опасности, молча улыбнулся, стряхивая с себя водяные брызги.
— Щенки, — презрительно бросил Дмитрий. — Айда за мной!
До вечера, братья еще три раза пытались найти брод и перейти реку. И каждый раз неумолимый поток отбрасывал их назад к берегу, останавливая переход или глубокой подводной расщелиной, или ослизлым дном, где ноги не держались, или непреодолимой силой воды, сшибающей с ног. Последняя неудача отбила охоту и у Дмитрия. Ночью, сидя у костра-дымокура, он лениво подбрасывал на горячие уголья сырые березовые ветки. Курил короткую трубку и думал о дальнейшем походе. Братья, измученные неравной борьбой с речным потоком, спали в обнимку прямо на траве, не смастерив даже простейшего шалаша.
Где они свернули с отцовской тропы, Дмитрий не мог вспомнить. По всем приметам, они уклонились на юго-запад. На схеме отца река, которая так и не пустила их на противоположный берег, не значилась. Если они даже и преодолеют ее выше, где русло должно сужаться, все равно дальнейший поиск пойдет вслепую. До сегодняшней неудачи признаться перед братьями в том, что они заблудились, Дмитрию мешало самолюбие. Теперь, не унижаясь, можно согласиться с настойчивыми требованиями братьев и вернуться домой, не добившись успеха. Что поделаешь, столкнулись с непреодолимой преградой. Дальнейшие попытки ни к чему: лбом каменную стену не прошибешь. Да и запасы провизии подходят к концу, пороху и дроби маловато, а тут еще молокосос такую глупость допустил. Дед Кухтарь тоже может панику поднять: прошли все сроки возвращения. Мать дома беспокоится. Каково ей после тяжелой утраты главы семьи еще о сыновьях думать, как бы с ними беда не стряслась. О Дунюшке Дмитрий думать боялся. Если все, о чем он передумал за короткую летнюю ночь, имело оправдание, то мысль о невесте казалась ему слабостью, которую мужчине простить нельзя. И все-таки он хитрил перед собой: гоня мысли о любимой из головы, он не мог выгнать ее из сердца, а сердце пуще всего просилось домой.
И когда заговорил он с братьями о возвращении, те не уловили в его голосе просящих, унизительных ноток, слова его не выдавали скрытых мыслей, а звучали убедительно, неопровержимо.
— Еще давеча, когда были мы с папаней в тайге, просил я его, чтобы провел он меня до тропе до самого зимовья, — начал он издалека, не выказывая сразу, к чему клонит разговор. — Отказал мне папаня наглухо. В силенки мои не поверил. А я что, рази виноват, что молод еще был, неокрепший? Вот теперя и рассчитываемся мы за батино недоверие.
Братья не возразили ему ни словом. Усталость и страх перед новой опасностью сломили их, расслабили волю.
— Оно конешно, — невыразительно произнес Степан.
— Куда бы легше было, кабы знатье, где оно, это зимовье, — добавил Иван, ставя точку, словно кол в землю забив одним ударом топора.
— Вот я и думаю, самое время назад повернуть, пока не сгинули мы здеся, пока не завела пас нечистая сила в самые гиблые места, откуда и выхода нет, — уже не скрывая своих намерений, решился Дмитрий.
— Ты старшой, тебе и командовать, — согласился Степан.
— Я что? Я как и все. Мне противиться старшим не положено. — Иван облегченно вздохнул, уверовал в то, что их мытарства кончились. Еще немного, и Убугун встретит их после благополучного возвращения. И пусть они не достигли успеха, к их рукам не прилипло ни одной песчинки из отцовских золотых запасов, само то, что вернулись они в здравии и благополучии, есть самый ощутимый успех.
ВЫКУП
— Деда, никак кто-то там шевелится, — по десятку раз в сутки обращалась к старому пасечнику внучка, ни на минуту не сводя глаз с кустов на далеком берегу, откуда должны были появиться братья Дремовы.
И каждый раз Кухтарь вскакивал, складывая сухую ладонь крылышком, держа ее над седыми клочковатыми бровями, долго всматривался в безмолвную зелень кустарника и, огорченно махнув рукой, снова устало опускался у костра.
Отпаявшись в безнадежном ожидании, Дунюшка подбивала деда переправиться через речку и пойти навстречу Дремовым. Она сама понимала безрассудство своего предложения, но бездеятельность, тоскливая и однообразная, как унылое покачивание на ветру тальниковых прутьев, угнетала. Сознание собственной беспомощности для молодости страшно, а для влюбленной молодости — вдвойне. Особенно тяжело было ночами. Сон не приходил, наступало забытье с видениями, то дивными, желанными, то мучительными.
Откуда в этой глухой безлюдной местности появился человек?.. Дунюшка трет кулачками глаза, но человек не исчезает. Теперь она видит его совсем ясно: согнувшись так, что подбородок задевает руку, переставляющую суковатую палку, по поляне идет маленькая старушка. Она уже увидела сидящую на берегу девушку и идет прямо на нее. Дунюшка смотрит на старушку немигающими глазами и не может понять, то ли это старая добрая фея, то ли злая баба-яга.
— Ждешь женишка, золотинушка? — спрашивает старушка, останавливаясь и опираясь подбородком о посох.
Дуняшка отвечает без слов, одним взглядом.
— Променял тебя на золото женишок, — ехидно сообщает старая, — а золото на золото не меняют.
И снова вместо ответа тот же взгляд, безмолвный, покорный.
— Жив будет, а твоим не будет, — слышит она вкрадчивый елейный голос. И не знает, что подумать. «Был бы жив, был бы жив», — стучат в висках кровяные жилки.
— Ишь ты, уже и смирилась, — осуждает ее волшебница. — Все в моих руках…
Дунюшка силится что-то сказать, но не может произнести ни слова, и только хрип вырывается из горла. Она- протягивает руки, молитвенно складывает их и падает на колени.
— Выкуп, — по-совиному клекочет старуха.
Дунюшка срывает с указательного пальца золотое обручальное кольцо, с кровью выдергивает из ушей дорогие сережки и с нескрываемой злостью бросает их к ногам старой.
— Все, все возьми, — наконец прорывается у нее голос, — только отдай любимого.
А кто-то сзади придерживает ее за плечи, успокаивает с детства родными словами.
— Ну, что ты, внучушка, разбушевалась. Нетто можно так. Вот и подарки жениховы поскидала в воду.
Трое суток Дунюшка металась в горячечном бреду. Придя в себя, она так и не поняла, во сне или наяву к ней приходила волшебница. И, только убедившись, что нет ни кольца, ни сережек, она решила, что все было на самом деле. А когда за рекой один за другим ударили два выстрела и дед Кухтарь закричал: «Упреждают! Наши идут!» — Дунюшка улыбнулась умиротворенно, как улыбаются люди, вернувшие потерянное счастье.
— Будя, маманя, поскитались, — отрубил Дмитрий, когда вся семья Дремовых сидела за столом после возвращения братьев с неудачного поиска. — Детям и внукам своим закажу, чтоб не гонялись за золотом, не бродяжничали.
— От Митеньки больше ни на шаг, — решительно заявила невестка.
— Не про нас тайга, — единодушно решили Степан и Иван, — обойдемся без золота, хватает этого добра в хозяйстве.
— И то верно, сынки, — согласилась со всеми Галина Федоровна, хотя в душе пожалела, что не отцовского склада оказались сыновья. — Бог вам судья, что не сдержали клятву. Пусть он сам будет хранителем тайны отцовского клада.
Галина Федоровна встала перед образами на лавку и под задник иконы Николы-чудотворца подсунула кусок сыромятины с чертежом, указывающим путь к дремовской золотой жиле. Дед Кухтарь трижды осенил лоб крестным знамением и с затаенным вздохом прошаркал негнущимися ногами к лавке.
ВОЗРОЖДЕНИЕ ЛЕГЕНДЫ
Отчаявшись пробиться через реки и ущелья к заветному месту, смирились с судьбой сыновья Дремова. Забыли в деревне о дремовском кладе. Не было больше охотников попытать свою фортуну в смелых поисках. Впрочем, легенда пошла гулять по Сибири, но мало ли ходит по селам всяких сказов и преданий, где истина перемежается с вымыслом, жизненное с фантазией? Однако нет. Неугомонные любители легкой наживы, понаслышавшись стоустой молвы, снаряжают одну за другой партии, идут в одиночку, вдоль и поперек прочесывают Тургинскую долину.