Трое не один. И там, где Дмитрий Степанович не мог осилить своенравную реку, а был вынесен на легкой долбленке к порогам и выброшен на каменный остров, его сыновья благополучно переплыли на другую сторону, побороли неукротимое течение. Нагруженные тяжелыми заплечными мешками с ружьями, заряженными на хищного зверя, сошли они с плота на холмистый берег. Иван со Степаном завели полегчавший плот за выдавшийся носок берега через рябую от волнения шиверу и закрепили его на отстой в глубокой заводи, где ему не угрожали ни волна, ни ветер. Дмитрий проверил, надежно ли зачален плот. Его нужно было сохранить для переправы, на обратном пути строить новый плот будет не из чего, поблизости лес не растет, тайга синеет у самого горизонта.

Братья позавтракали домашними припасами и двинулись дальше.

ОЖИДАНИЕ

Дед Кухтарь вернулся с голого, лишенного растительности скалистого берега в ближайшую таежку, смастерил себе шалашик из еловых палок и веток, поставил его на светлой поляне, поросшей сочной травой — готовым кормом для лошадей. Стреножив лошадей, дед на день отпускал их щипать траву на поляне, а сам забирался в шалаш и спал до заката солнца. Что еще было делать старику в многодневном ожидании ушедших на промысел парней? Известно, что сон — самое верное средство сократить томительные часы ожидания. А сколько времени займет у Дремовых поход к золотому водопаду — одному богу известно. Вот и решил старик днями спать, а ночами бодрствовать, оберегая лошадей от гнуса, дикого зверя и другой напасти.

Как только солнце скрылось за частоколом высоких деревьев, в лесу наступили сумерки. К шалашу они подбирались исподволь, от темной стены переплетшихся ветвями елок. В стороне заката небо еще полыхало, освещаемое последними лучами солнца, а с востока оно надвигалось словно грозовая туча — темно-свинцовое, тяжелое. Кухтарь скликал лошадей, связал их всех вместе, поставив близ шалаша, и развел костер такой вышины, словно собирался земным огнем поджарить пятки всем грешникам, томившимся в преисподней.

Время проходило однообразно: ночное бдение сменялось дневным отдыхом. Съестного было припасено на целую артель, и вдобавок к припасам дед постреливал на зорьке куропаток и рябчиков. За сушняком и валежником для костра далеко ходить не нужно, вода тоже рядом. И, по расчетам старика, уже недалек тот день, когда усталые парни, отягощенные богатой добычей, подойдут к шалашу и разбудят сонное молчание разбойничьим свистом.

Два дня ветер, налетая порывами, раскачивал вершины деревьев. Если смотреть на тайгу сверху, перед глазами встает картина разбушевавшегося зеленого океана. Огромные валы катятся по необозримому пространству, догоняют друг друга, сливаются один с другим, обрушиваются в глубокие провалы, вздыбливаясь навстречу ветру вихревым переплетением веток и бесформенных крон. А у подножия стволов, как на дне океана, тихо и спокойно в любую погоду. Сюда, под многослойную хвойную крышу, не залетают вездесущие ветры. Под это прикрытие перебрался с продуваемой всеми ветрами поляны дед Кухтарь с лошадьми. Умные лошади в темной чащобе повели себя беспокойно, вздрагивали при каждом новом посвисте ветра, сбиваясь в кучу в предчувствии недоброго. Большой огонь в густых зарослях разводить опасно, и Кухтарь согревал продрогшее тело у еле дышащего костерка.

Первые капли дождя, редкие и крупные, зашипели на головешках и раскаленных угольях. Кухтарь подбросил в костер валежник: нельзя дать ослабнуть огню. Костер высоко поднимал огненные руки, на лету перехватывая сначала капли, а затем и тонкие дождевые струи, не допуская их до земли. От дождя и холода дед укрылся в шалаш. На старика напала сонливость, веки тяжело сомкнулись, и он уснул.

Проснулся Кухтарь от громкого ржания лошадей, топота копыт, шума ожесточенной борьбы.

— Мать честная, никак рысь, — громко ругнулся старик. Он выскочил из шалаша и громыхнул вверх из берданы, отпугивая хищника, перезарядил на ходу ружье и бросился к лошадям. Ни лошадей, ни рыси.

Перепуганные нападением кони оборвали уздечки и умчались в тайгу.

До рассвета бродил по лесу опечаленный старик, скликал лошадей. Ни звука в ответ. Только совы дико похохатывали, откликаясь на человеческий голос.

ТЯЖКИЕ ИСПЫТАНИЯ

Расщелина в скале оборвала тропу. Кажется, и не широка она. Если пошибче разбежаться, можно перемахнуть на другую сторону. Но тянет назад заплечный мешок, и ружье не бросишь. А с таким грузом, чего доброго, окажешься на дне ущелья, и холодные камни нанижут твое бездыханное тело на выставленные острые пики. Дмитрий отпрянул от пропасти: поблизости нет ни подходящего спуска, ни подъема.

— Пошли в обход, — предложил он братьям.

Поочередно склонились над бездной Степан и Иван. Беспорядочное нагромождение камней на дне и ровные отвесные стены. Какой сказочный богатырь гигантским мечом рассек гранитную скалу? Кто навеки оставил неизгладимый шрам на лице земли?

Да, нужно идти в обход. Но куда? Вправо или влево? Где конец неожиданному препятствию, где оно суживается так, что можно преодолеть его без риска? Право решать дано старшему брату, и он, не раздумывая, повернул на восток. Чутье не обмануло Дмитрия: расщелина исчезла так же неожиданно, как и появилась. Можно идти снова по намеченному курсу. Много дней шли братья по каменным плитам, на которых всякая растительность выкошена палящим зноем и с которых начисто выветрена земля. Ноги путников на голом плитняке не оставляли никаких следов, даже мелких царапин. Позади перевал, загородивший каменной спиной таежное раздолье. Впереди снежные пирамиды Восточного Саяна, опоясанные неподвижными облаками, и дымка тумана у подножия хребта, скрывшая зеленые кущи заветной Тургинской долины.

Как безопасней и легче спуститься в долину? Где найти тот безымянный ручей, который доверчиво открывает свою тайну молчаливым камням, перегородившим русло? Как подслушать и различить ее в неугомонном таежном говоре? План, набросанный отцом на куске сыромятной кожи, на эти вопросы не давал ответа. Молчала и каменная пустыня. Дмитрий давно понял, что они отклонились от отцовской тропы, сбились с пути и все их поиски обречены на провал. Нужно возвращаться к исходной позиции и вес начинать сызнова. «Но как сказать об этом братьям?» — думал Дмитрий, крупно шагая вперед. Уверенные в своем вожаке, ничего не подозревавшие Иван и Степан не отставали от брата. Первое серьезное препятствие встретилось им у подножия горного увала.

Отдаленный приток Крутой вобрал в себя силу ручьев, сбегающих со всего склона на протяжении многих верст. Раскинувшись во всю ширь каменистой низины, он с упорной настойчивостью проталкивал свои струи между бесформенными валунами. Эти преграды, выступавшие из воды, разделили русло на десятки проток, в своем хаотическом течении закружили водовороты. Они сшибались и вновь разъединялись у очередного барьера, намывая глубокие воронки. Каждая струя вела себя по-своему, меняя направление, силу и даже окраску, и каждая была страшна затаенным коварством, которое нужно было разгадать, прежде чем ступить в воду. Песчано-каменистое дно просвечивало сквозь воду, отчего речка казалась мелкой, легкопреодолимой.

Первым вступил в нее Степан. Не успели братья последовать за ним, как Степан поскользнулся, взмахнул руками и погрузился с головой в прозрачную воду. Вынырнул он пятью саженями ниже и спасся только потому, что встретил на пути торчащую из воды гранитную глыбу, на которую и выбрался мокрый, трясясь от холода и испуга. Скользкий камень, на котором примостился Степан, стоял недалеко от берега, но на такой быстрине вода могла уволочь черт знает куда. Трижды бросал Дмитрий конец веревки Степану, и только в четвертый раз тот ухватился за нее. Неприятно было повторное купание, но другого выхода не было, иначе жди на каменном пятачке рекостава.