Слава предложил самый неожиданный вариант: купить в спортмагазине альпинистскую палатку и в ней ночевать. В тесноте, да не в обиде. Эта идея понравилась всем своей оригинальностью. Деньги собирал Валера. Когда Каштан дал ему сорок рублей, он спросил:

— Зачем даешь так много, дядя Юра?

Каштан тихо сказал:

— Купи мне, пожалуйста, спальный мешок.

Слава удивленно произнес:

— Ты что же, боишься спать с нами в палатке?

— Боюсь. Но не за себя, а за вас.

— Как это понять?

Каштан вздохнул. Помолчав, проронил:

— Не хочу делиться с вами бациллами, ребята. Что мое, то мое. Я рядом с вами в мешке буду спать.

Слава сказал:

— Нас вообще-то, чтоб ты знал, никакая бактерия не прошибет. На этот счет ты, Юра, можешь быть спокоен. Но чтобы тебе не психовать понапрасну, устраивайся как удобнее.

Валера спросил:

— У тебя на обратную-то дорогу деньги остались?

Каштан тихо проговорил:

— Обратной дороги не будет, Валерик.

Больше его никто ни о чем не спрашивал.

Над Петропавловском возвышается сопка. Уже стало смеркаться, когда парни добрались на такси до «Туристической поляны», расположенной на склоне этой сопки. Отсюда открывалась панорама города и бухты. Ребята быстро установили палатку. Помогли Каштану влезть в мешок. И он, на удивление, почувствовал себя уютно и умиротворенно. И почти сразу уснул.

За три дня, проведенных на «Туристической поляне», Каштан успел привязаться к семерым парням, которых судьба определила ему в спутники.

Слава был, конечно, прирожденным лидером, смекалистым, неунывающим, компанейским. В нем клокотала юная энергия, и он не способен был ни минуты оставаться без дела.

Валера, напротив, отличался немногословностью, сдержанностью. Но ощущалась в нем надежность. Он владел профессиями столяра, слесаря, шофера, моториста. Студент Дима задумал отделиться от родителей. Для этого нужны деньги. Взял академический отпуск и вот рванул на Тихий океан. Оба Саши, один — киномеханик, а другой — мастер с часового завода, давние приятели, мечтали приобрести автомобили. Чтобы приблизить день желанной покупки, и подрядились поработать на рыболовецком судне. Олег раньше учился в мединституте, но бросил его, поскольку понял, что это вовсе не его призвание. Так и не разобрался, чего же он хочет. Решил пока потрудиться на морском поприще. Будет время подумать о том, как строить свою судьбу дальше.

Яша был старшим в компании. Молчаливый, погруженный в свои думы бородач несколько выделялся среди остальных. Что-то у Яши разладилось в семье. Он понял, что требуется резкая перемена в жизни, и не побоялся отправиться на край земли.

Все семеро неназойливо, дружелюбно опекали Каштана. Иногда, правда, немного подтрунивали над ним, называя доходягой. Ему было хорошо с ними. И трое суток, проведенных в Петропавловске, пробежали быстро.

Снова, как когда-то в детстве, он мог ночами смотреть в необъятное, усыпанное звездами небо. И это принесло тихую радость, удивительное душевное успокоение, Каштан так приспособился и привык к спальному мешку, что, когда вся компания перекочевала на теплоход, он отказался от места в каюте. Ему удалось удобно пристроить свой мешок на спардеке, около шлюпки. Здесь, на деревянной палубе, его не мучили тошнотворные запахи нагретого масла, железа и краски.

Как только за кормой растаяла в синеве Авачинская бухта и островерхие сопки с заснеженными вершинами, Каштан залез в свой мешок. Он с удовольствием вдыхал покалывающий ледяными иголочками йодистый воздух и слушал глухой раскатистый говор океана.

«Аскольд» отправился в рейс по островам Курильской гряды в полдень. До Аракутана предстояло плыть чуть более суток.

4. «…И ТАМ СЛЫШИТ ШУМ ВЕЛИКИЙ И ГРОМ…»

Проснулся Каштан рано. В темном еще небе мчались похожие на огненные ракеты облака.

Над самой водой колыхался живой туман, и в нем играли отблески красного сияния.

Но вот туман стал улетучиваться, и открылось море — плоское, тяжелое, оловянное.

Каштан вглядывался в морские дали с чувством, похожим на радостный подъем. И это его удивило. Скорее всего такое настроение было вызвано ощущением пространства. Необъятная ширь неба и моря. Пространство. Он уже забыл о нем. Валяешься на больничной койке в тесной палате, годами торчишь в малогабаритной квартире, на работе — в заставленном помещении, в вагоне метро, в троллейбусе. Привыкаешь к стенам и потолку. И кроме них — ничего. А пространство вечное, величественное существует само по себе, и к нему надо прикасаться, чтобы ощущать связь с миром.

По правому борту стали видны обрывистые берега какого-то острова, пятна снега, шлака и пепла на мертвой скалистой земле, застывшие потоки лавы с бурыми, фиолетовыми и черными слоями. Над островом возвышалась сопка с острой, скошенной набок вершиной.

Каштану вспомнился увиденный во сне голый каменный островок. Он, правда, не походил на этот, реальный. И все же было странно — почему вдруг явился к нему такой сон?

Каштан не верил в вещие сны, считал всякие предвидения чепухой. Но как истолковать такое вот совпадение недавнего сновидения и яви, он не знал.

Между тем впереди показались новые острова. Они медленно надвигались, показывали свои каменные бока и также медленно уплывали назад.

Каштан сложил вчетверо спальный мешок, положил его на кнехт и сел, словно на мягкий пуфик.

В середине дня он увидел висящий над горизонтом конус дымящегося вулкана. Казалось, что он подвешен к огромной туче, застывшей над одним местом.

Кто-то сказал за спиной у Каштана:

— Это знаменитый вулкан Боброва на острове Анива. Но чаще его называют Дядей.

Каштан оглянулся. Бородатый Яша мрачно всматривался в горизонт. Юра спросил его:

— Дядя — на том острове, куда мы плывем?

— Нет. Мы плывем на Аракутан. Он находится рядом с Анивой.

— А вулкан-то действует!

— Да. Резвится время от времени.

Яша помолчал и вдруг нараспев стал говорить:

— Гора эта велика и высока гораздо… Из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают, буде человек взойдет до половины той горы и там слышит шум великий и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы, которые люди всходили, назад не вышли, а что там людям учинилось — неведомо…

Юра удивленно посмотрел на Яшу и спросил:

— Что это?

— Это слова Атласова. Был такой путешественник.

— Яша, а кто вы по профессии?

Бородач помолчал. Потом сказал:

— У меня семейный крах, Юра. И я подался сюда, чтобы быть как можно дальше от тех руин. А профессия… Теперь это не имеет значения.

Каштан, кивнув, проговорил:

— А я еду сюда помирать.

— Я давно это понял, Юра, — спокойно проронил Яша. И после паузы добавил: — У каждого свой зов.

На палубу вышли все спутники Каштана. Они всматривались в очертания двух островов, отделенных друг от друга проливом.

— Какой из них наш-то? — спросил Слава Яшу.

— Тот, что без вулкана. На Аниве жителей нет.

Острова приближались.

Взоры невольно приковывала дымящаяся сопка: мало кому приходилось видеть действующий вулкан в натуре. Чем ближе подходили к острову Анива, тем более грозным выглядел Дядя. Из кратера его доносился вибрирующий гул, оттуда вырывались клубы серого дыма, подсвеченные снизу оранжевым отблеском огня.

— Он что, всегда так пыхтит? — спросил Слава у пробегавшего матроса и показал на Дядю.

— Да нет, — остановился моряк, — это он сегодня что-то осерчал. А обычно курится себе помаленьку, потихоньку…

Пока теплоход шел на траверзе Анивы, Каштан неотрывно смотрел на вершину, изрыгающую дым, и не мог оторваться от этого зрелища. Оно словно гипнотизировало его. И когда «Аскольд» развернулся курсом к соседнему острову, а тот и был конечной целью их путешествия, Каштан все продолжал смотреть на вулкан.

Между тем судно шло уже вдоль берегов Аракутана.

Могучей громадой базальта, хмурыми исполинскими утесами остров круто обрушивался в море. Но вот за мысом неожиданно открылся залив. Он наискось врезался в береговую кромку.