Каштан взял такси и уехал в аэропорт. Там он переночевал, а утром вылетел в обратный путь.

Боль от разлуки с Оюной не только не утихла, но стала ощутимей. Юрий понимал, что тоска по любимой девушке не оставит и пребывание в Чиндалее будет постоянно обострять ее.

Он послал в Ургал Багрову телеграмму, текст которой был предельно краток: «Согласен. Каштан».

На следующий день за ним прилетел вертолет.

Проводить Каштана собралось почти все население поселка. Он сердечно попрощался с людьми, ставшими ему за эти месяцы близкими и дорогими.

Юрий был благодарен Чиндалею за счастье, которое он ему дал.

Когда вертолет поднялся, внизу, среди россыпи домов, Юрий увидел семь сверкающих многоцветностью красок зданий.

А еще через несколько минут Чиндалей скрылся из виду. Потянулись иные ландшафты.

И наконец Каштан увидел среди таежных массивов, горных кряжей, извилистых речек поблескивающие металлом струны железнодорожной магистрали. Вертолет пролетел и над станцией Аршан, которая, по словам руководителей, станет первым объектом его работы.

Пока что Аршан был небольшим поселком с сотней стандартных типовых домов. Но в будущем Аршану предстояло стать городом ученых, важным центром, координирующим разведку и добычу полезных ископаемых Забайкалья. Здесь, в Аршане, будет разрабатываться стратегия освоения богатств Восточной Сибири.

Аршан лежал у подножия лесистой горы, на крутом берегу таежной реки. Юрий приник к иллюминатору и смотрел на поселок, пока тот не скрылся за горами…

«Юра, я не писала тебе до сих пор, родной мой, потому что решила, как врач, дать тебе время переболеть корью, неизбежным, изматывающим недугом, который, надеюсь, не сломит тебя, не опустошит, не ожесточит, не приведет к растерянности. Я, конечно же, имею в виду твое увлечение Оюной. Уверена, что по природе своей эта страсть не может продолжаться долго. Она, по всей вероятности, уже и пришла к финалу. Ну а по каким причинам, знать не хочу.

У нас впереди — целая жизнь. Мое чувство к тебе так огромно, так естественно и прочно, что твоя корь на этом фоне выглядит так, как и надлежит ей выглядеть, — мимолетным эпизодом, который уплывет в прошлое и с годами превратится в полубыль-полусказку.

Оюна не соперница мне, И ты со временем это поймешь.

Обращаюсь с просьбой к тебе, милый. Не так уж часто я это делаю, правда? Так вот, очень прошу тебя, напиши мне письмо. Я буду его ждать. Я уже его жду. Слышишь? Жду. Полина».

«Юрий Петрович! В своем обращении к Вам я не пишу слова «уважаемый», поскольку это было бы фальшиво. Не может возникнуть уважения к человеку, который, попирая нравственные нормы, воспользовался неопытностью и импульсивным характером невинной девушки, чтобы увлечь ее. Ваше появление в Бурятии мимолетно, и Ваша аморальность не дает Вам права поддерживать отношения с моей дочерью. Поэтому Ваше письмо для Оюны, направленное в адрес советского посольства в Рангуне, я не сочла нужным передавать дочери. И Ваш новый адрес сообщать ей не буду. Знакомство с вами и так тяжело отразилось на психике дочери. Как мать, требую прекратить всякие попытки связаться с Оюной.

Д. Сахьянова».

…Отчаянно борясь с волнами, Каштан пытался подплыть к островку, на котором виднелась одинокая фигурка Оюны. Она сидела на каменистом берегу, обхватив руками колени и опустив голову.

Юрий напрягал все силы, но вода стала густой и вязкой, и он с ужасом понял, что не может приблизиться к островку ни на пядь.

Каштан попытался окликнуть Оюну, но не смог.

Некая дьявольская сила мешала одолеть это небольшое расстояние до островка. Он снова набрал в легкие воздух, чтобы позвать Оюну, и опять судорога сжала горло.

Но вот девушка подняла голову. И у Юрия наконец вырвался натужный хриплый крик:

— Оюна-а!!!

Он проснулся от этого крика. Учащенно билось сердце. Юрий вздохнул и сел на постели.

Ни днем, ни ночью не оставляли его думы об Оюне. Она являлась к нему в снах. Тоска по ней мучила постоянно. Он ждал от Оюны хоть какой-нибудь весточки, какого-то знака, но напрасно.

Оюна… Счастливые дни, проведенные с нею, казались сейчас такими нереально-лучистыми, волшебно-прекрасными, что уж и не верилось, были ли они.

Юрий поднялся и принялся ходить из угла в угол. Было давно за полночь. В окна струилось лунное сияние, оно заполняло комнату призрачным, тревожным мерцанием.

Вот уже много дней нарастало в душе Юрия беспокойство, не давали покоя тревожные мысли: что-то неладно, что-то не так происходит в его жизни.

До недавнего времени Каштан не сомневался, что правильно распорядился второй жизнью, дарованной ему судьбой.

Он со страстью занимался любимым делом. Его работа здесь, в Аршане, несмотря на трудности, на яростную борьбу с рутиной, на сопротивление маловеров, невежд, несмотря на коварство и злую необузданность сейсмических сил и вечной мерзлоты, в конечном счете — вереница удач и побед.

Казалось бы, работа поглощала все время и думы, не оставляя места для посторонних мыслей и чувств.

Почему же тогда гложет сомненье, отчего на сердце печаль?

Отчего завладело им пронзительное чувство одиночества?

Юрий включил настольную лампу. Вынул из берестяной коробки несколько листков — четыре письма и одну телеграмму.

С улыбкой перечитывая их, он явственно слышал живые голоса друзей.

«Дорогой Юра! С большой радостью и, даже могу сказать, с гордостью узнал из газет, что ты не только жив и здоров, но и активно трудишься по своей профессии. Мало того, выдвинут на Гос. премию РСФСР за создание архитектурного ансамбля в поселке Чиндалей Бурятской АССР. Вот так, дядя Юра! Ну недаром, значит, мы тебя тогда заприметили. Ты — настоящий мужик, Юра, и я тебя глубоко уважаю. Честно.

Из наших ребят на рыболовных судах осталось работать четверо. Мы с Валерой и оба Саши. Остальные вернулись домой. Шлю тебе привет и от имени четверки горячие поздравления.

Жму руку. Поляков Слава».

«Здравствуй, Юра,

из передач телевидения мы узнали о твоей работе в Бурятии. Все работники оленника поздравляют тебя с этим, и независимо от того, станешь ли ты лауреатом, приглашают на июнь сюда к нам на отдых и на пробу свежего панта.

Известный тебе Анфиноген, узнав о твоих успехах, крепко задумался, а затем изрек следующее:

— У каждого — свой антик, елочки зеленые. Один пантовую силу на баб обращает, другой, вишь, на художества да изобретательства. Коли у Юрчи такой интерес, пущай фантазирует. Ему, однако, надо бы сюды приезжать на подзаправку.

Поскольку, как ты знаешь, Анфиноген слывет у нас умником, к нему надо прислушаться, приезжать к нам подзаряжаться, после чего ты сможешь создавать еще более грандиозные проекты.

Моя жена и дети шлют тебе поклоны и тоже приглашают.

А. Свиридов».

«Привет тебе, Петрович!

Тут в Светлане только и разговоров, что про тебя. Как только по телевизору показали новый поселок, построенный по твоим мыслям, а также и твою фотографическую карточку, то поднялась кутерьма. Все галдят: это, мол, тот самый дохляк, который у нас лечился. Я так думаю, это тебя, парень, тайга подняла. Хоть ты и мало в ней пробыл. Так что приезжай-ка и отпуск, и пошагаем туда, где тебя тигр задрал. Его шкуру получишь в подарок. Разделались мы с ним только к осени.

С приветом к тебе, Лагутин Кондрат Игнатьевич».

«Здравствуй, Юра,

недаром говорят: человек предполагает, а бог располагает. Не случайно, стало быть, нас тогда занесло в Чиндалей. В результате мы получили переломы и вывихи, а ты вышел в люди. Но можешь не сомневаться: мы искренне рады такому повороту событий. И даже хлебнули за твой успех и удачу — распили бутылочку безалкогольного напитка «Саяны». И от всей души желаем тебе получить лауреатскую медаль. Чтоб у нас был повод еще распить бутылочку.