Предположение Гаэтана, что я запал девушке в душу, навело на мысль использовать традиционные методы воздействия и манипулирования. Почему это не пришло в голову сразу? Кому, как ни мне, знать, какими податливыми и покорными становятся коварные хищницы, когда теряют почву под ногами?

— Ты не допускаешь, что это может оказаться хитрой профессиональной уловкой? — снова обратился я за советом. — Мне предстоит очень непростой выбор, и не хотелось бы совершить серьезную ошибку. Слишком многое поставлено на карту.

— Не сомневаюсь, что ты примешь верное решение, достойное благородного человека, — твердо произнес Гаэтан. — Каким бы оно ни было, уверен, ты поступишь в соответствии с совестью и честью.

В отце говорили любовь и доверие, но я продолжал терзаться на перепутье.

За окнами давно рассвело. Выпив утренний кофе, я сделал несколько звонков и отправился отдыхать, наметив примерный план действий. Не уверен, что это именно то, чего ожидал отец. Вначале я точно должен увериться, кто такая эльфийка — невинная жертва или грозный враг, а потом уже буду думать о задании Лазара. Никому в Париже не известна личность молодой приезжей американки, так пусть и остается, пока я не нащупаю твердую опору под ногами и не обрету полный контроль над ситуацией.

Едва стемнело, я стоял на пороге квартиры на улице Шампольон с большим белым букетом свежесрезанных лилий. Едва я нажал кнопку звонка, раздались легкие торопливые шаги, дверь стремительно распахнулась, словно меня с нетерпением ждали. Приводя в исполнение план, я действовал с отработанной уверенностью.

— Меня не было больше недели, а ты все так же беспечна, открываешь любому желающему.

Девушка замерла, широко распахнув глаза. На щеках проступил знакомый румянец. Я слышал, как взволнованно бьется ее сердце.

— Я должен извиниться за исчезновение без предупреждения. Приглашаю тебя на прогулку по ночной Сене. Примешь ли мои нижайшие и самые искренние извинения и позволишь ли загладить вину?

Не знаю, чего я ожидал в тот момент. Нападения охотницы, не желающей повторно упустить жертву? Кокетства и жеманства, присущего большинству женщин? Прохладного приема, полного оскорбленного достоинства? Я слишком зациклился в своей самоуверенности, потому что уж точно не мог предположить, что, застав меня врасплох, восторженно взвизгнув, Эль в буквальном смысле повиснет у меня на шее, крепко обняв.

Глава 9

После спонтанного визита к Ансело прошло несколько дней, полностью посвященных занятиям и усердному изучению французского языка. Месье Бушар был доволен. Даже обмолвился, что более старательных абитуриенток не встречал за все годы педагогической практики. Он авторитетно заявил, что пора подключать новые предметы, если я планирую за год одолеть ту прорву знаний, которую необходимо наверстать. Было решено, что отныне наши уроки поделятся на часы. Каждому предмету отведено время.

В итоге моя голова готова взорваться от обилия информации. Я и не подозревала, что мозг может так распухать, словно ему тесно в черепной коробке. Теперь в некогда уютной гостиной почти все свободное пространство занимали книги. Стопками они громоздились на столах, тумбочках и просто на полу, и становилось страшно оттого, что все это предстоит одолеть.

А за окном шумно веселилось лето! Все цвело, благоухало, пело. Чем больше теплело, тем легче становились наряды, короче юбки, оживленнее горожане. По вечерам повсюду раздавалась музыка, в основном популярный джаз и уже полюбившиеся мне французские мелодии, люди развлекались, жили полной жизнью. Мне же некогда и носа показать из своей каморки. Да и, признаться, не было особого желания. Куда идти в одиночестве?

Жаль, что рядом нет подруги, она быстро выдернула бы меня из трясины образования, спасла из заточения просвещения! Но Мэри далеко, на другом конце света, поэтому меня не слишком занимало то, что творится вокруг. От Джори тоже вестей не поступало. Наверное, работа и правда оказалась серьезной. Но я не усомнилась в словах Гаэтана и ждала почти спокойно, полностью сосредоточившись на занятиях.

Очередной субботний вечер не предвещал особых событий и не сулил изменений в обыденности планов. Я попрощалась с профессором, поужинала в кафе на углу, медленно прогулялась обратно, чтобы хоть немного подышать свежим воздухом перед тем, как вновь зароюсь в пыльные «источники знаний». Но едва только солнце скрылось за горизонтом, раздался звонок в дверь. Сердце дрогнуло, а следом заплясало в надежде, что я не ошибусь в предположении. Открыв, я не увидела ничего, кроме цветов. Огромный букет полностью загородил дверной проем. Вслед за ним в мою унылую обитель ворвался долгожданный голос, бархатными переливами разгоняя тишину.

Он смотрел тепло и приветливо, терпеливо дожидаясь ответа на приглашение совершить совместную прогулку. А я не могла вникнуть в смысл слов. Он вернулся! Только это имеет значение! Вечер стремительно менял окраску, смирение растворялось, уступая трепетному ожиданию чего-то невероятного и чудесного. Боязно признаться даже себе, насколько же я соскучилась по жестам и смеющимся бездонным глазам этого мужчины! Как мне его не хватало! Все место в голове и сердце заняло бесконечное, светлое, нарастающее чувство восторга! Словно очнувшись, не глядя, аккуратно положив цветы на тумбу, поражаясь себе, я бросилась его обнимать.

Если он и удивился, то виду не подал, наоборот, крепко обнял меня. Надежные мужские руки, уверенно прижимающие к широкой груди, были теплыми и очень сильными. Стало невероятно хорошо, тепло и уютно, словно в моем мире наступил покой и пришло равновесие. С огромным трудом я заставила себя отстраниться, спохватившись, не уверенная, позволяет ли подобные выходки этикет. Но Джори ничем не выразил неодобрение моей импульсивности, только широко улыбнулся, сметая сомнения.

Париж загорался волшебными огнями. Мы расположились в удобных креслах на палубе небольшого речного трамвайчика, отошедшего от острова Сите — колыбели старинного города. Владелец судна, получив компенсацию, не взял других пассажиров, поэтому в тишине и комфорте мы слушали неторопливый, размеренный плеск волн за бортом, отдаленный шум берега, наслаждались ночным небом, сверкающим звездами, а я еще и блеском глаз моего спутника, которые завораживали сильнее, чем россыпь созвездий.

Опомнилась я только тогда, когда на столике между нами появилась бутылка шампанского в ведерке со льдом. Наблюдая за мелкими пузырьками в бокале, я решила задать вопрос, который не давал мне покоя:

— Ты ведь исчез не из-за того, что я отказалась отвечать на вопросы о себе? Я боялась, что поступила грубо, обидела тебя, отпугнув неотесанностью и хамством, — я потупилась, с грустью высказывая наболевшее.

Подсознательно я надеялась услышать искренние уверения, что дело вовсе не в этом, но повисла тишина. Признавшись в сомнениях, я почувствовала себя очень неуютно. А вдруг я права, и лишь вежливость не позволяет джентльмену подтвердить это? Ощущая, как к лицу приливает кровь, я разозлилась, что не промолчала, коснувшись того, что могло поставить собеседника в неловкое положение. Бокал задрожал, и я поторопилась поставить его, чтобы не выдать волнения. Смущенно сжав ладонью пальцы второй руки, я совсем растерялась.

Несколько мучительных секунд Джори молчал, и я, наконец, решилась посмотреть на него. Он улыбался какой-то загадочной, таинственной, но одновременно встревоженной улыбкой. Я нахмурилась, и тогда он коротко заметил:

— Я ведь все-таки здесь, не правда ли?

Это не совсем тот ответ, на который я рассчитывала, но продолжать мужчина не спешил, и меня не покидало острое чувство недосказанного. Как будто происходит что-то важное, возможно, даже тревожное, опасное, но от меня это скрыли, а может, попросту, водят за нос. Сперва я решила немного пообижаться и стала смотреть на фантастически освещенный берег, но вскоре, подумав, поняла, насколько это глупо. Мое воображение играет злые шутки. Плохо разбираясь во взаимоотношениях, я часто преувеличиваю и накручиваю себя.