Я все утро работала с луком, вспотела. Мы вернулись в мою башню. Энид осталась у лестницы, пока мои фрейлины занялись делами в спальне. Я опустила лук, пальцы уже болели, скоро выступят мозоли, но я гордилась. Еще пара недель, и моя рука загрубеет, я не буду даже чувствовать, как жалит тетива.

Ровена и Уна переглянулись там, где подметали и чистили. Они улыбнулись. Мои виски болели. Я прижала руку к голове и рявкнула:

— И что вас так развеселило?

— А вы не знаете, миледи? — ответила Ровена.

— Вы в последнее время угрюмая, миледи, — улыбнулась Уна. — И срываетесь чаще обычного.

— Разве?

Я не замечала, что стала вреднее обычного. Было очевидно, что я хотела впечатлить Энид и злилась из-за ее молчания? Уна и Ровена хихикали, как сельские девушки. Ровена пыталась подавить смех.

— Когда у вас в последний раз был цикл, ваша светлость?

Я побелела, глаза расширились. Я опустила взгляд, разгладила тунику и прижала ладони к животу. Девушки посмеивались. Сколько месяцев? Не меньше трех. Дева! Я думала, что просто потолстела. Ровена и Уна обняли меня, поздравляли и гладили мой живот. Я — мать? Я вдруг вспомнила свою маму, глаза начали слезиться. Я улыбнулась сквозь слезы и коснулась щек девушек.

— Никому пока не говорите. Я хочу сама сообщить Артагану.

Я гладила живот, словно могла что-то ощутить, и ругала себя за нетерпение. Еще ничего не было видно. Давай, малыш, расти и увидь свой дом.

Но разум накрывала туча, я помнила прошлую беременность. С другим мужчиной в другом месте. Может, в этот раз и результат будет другим. Ровена и Уна оставили меня в комнате, я опустилась на колени и молилась.

Я сцепляла пальцы до белых костяшек, не сразу собралась с мыслями. Я отсчитала месяцы и решила, что зачатие произошло в брачную ночь. Если все пройдет хорошо, ребенок появится поздней зимой или ранней весной. Когда пройдет. Не если. Прошу, Небесный отец, пусть ребенок будет живым и здоровым. За последнее время вокруг было столько смерти и разрушения. Пусть мир снова наполнил любовь и жизнь.

Я расхаживала по комнате и не могла думать о дне. Я думала о материнстве, оставила у прялки то, что шила. Я села у окна и улыбнулась. Артаган — отец моих детей! Он будет бегать по комнате с мальчиком или девочкой на спине. Он был на пару лет старше меня, но оставался ребенком. Наш сын или дочь точно будут любить его больше. Я улыбалась. Как и все остальные. Не важно. Никто не будет любить этого ребенка больше меня. Никто.

В дверь постучали, я нахмурилась, ожидая Энид. Но вошел Ахерн. Он был в новой зеленой тунике и с золотой брошью, выглядел как настоящий сенешаль. Он кивнул, не рискнув улыбнуться, сжимая копье и щит. Всегда вел себя как солдат. Я обняла его, и его брови поползли вверх от необычной близости.

— Я хочу тебе кое-что поведать, брат. Кое-что чудесное!

— И я, миледи. До меня дошли вести о торговом караване на западной дороге.

— Что за весть?

— Всадник сказал, что у них странная птица на продажу. Сокол, купленный в Кэрвенте.

— Кэрвент? Моя Вивиан! Но как?

— Король-молот, наверное, продал ее, она могла напоминать ему о вас. Птица у торговцев. Думаю, это народ Свободного Кантрефа с западных берегов.

Я надела сапоги и шаль и поспешила к двери.

— У нас есть деньги, Ахерн? Я должна спасти ее, если это моя Вивиан.

— Я куплю ее вам, ваша светлость. Но вы обещали мне что-то сообщить.

Я ущипнула его бородатую щеку и шепнула:

— Я беременна, брат. Уже два или три месяца!

Ахерн побелел. Воин, рыцарь, сэр Ахерн боялся детей очень сильно. Он пролепетал поздравление, тихо и невнятно. Он решил сопроводить меня к каравану. Я радостно согласилась. Энид довела нас до ворот, и мы с Ахерном помчались верхом на запад.

— Не иди с нами, — крикнул он ей. — Я справлюсь один.

Энид скрестила руки и остановилась, сверля нового сенешаля таким взглядом, от которого свернулось бы молоко. Но он был во главе, она не могла перечить.

Не глядя на них, я радовалась. Мы спешили по лугам, полным полевых цветов, направлялись по западной дороге к холмам. Аранрод уменьшался за мной. Я радостно вздыхала, моя пони была мокрой от пота, и мы замедлились. Разве не прекрасный день? Во мне был ребенок от любимого. Теперь вернется моя соколиха. Я научусь использовать лук должным образом и потом научу ребенка охотиться так и с соколом. Когда он или она подрастет, конечно. Тут я вспомнила, что забыла в спешке лук в комнате. Не страшно. Я всегда смогу потренироваться завтра.

Силуэт каравана был в бреши в западных горах. Немного телег. Их кони пили воду из горного ручья. Ахерн остановился за мной, я спешилась у палаток путников. Никто еще не вышел, они могли спать после долгого пути. Ахерн указал на ближайшую палатку. Я надеялась, что его серебра хватит. Я многое отдала бы за сокола. Я отодвинула ткань на входе и прошла внутрь.

Палатка казалась пустой. От запаха рыбы и дыма я скривилась. На траве внутри было немного мелочей и одеял. Что это за торговцы?

Руки потянулись из тени, схватили меня за запястье, зажали рот. Я боролась, мои крики были приглушены, звучали не громче мыши. Сильный кулак ударил меня по челюсти. Я отдернулась, и руки связали за спиной. Фигура шагнула вперед с длинным копьем в руке.

— Не узнаешь родню, принцесса?

Я прищурилась, глядя на юношу.

— Оуэн?

— Теперь сэр Оуэн, рыцарь короля Вортигена из Дифеда. Отец хочет вернуть тебя, Бранвен.

Он говорил едко. От его злой улыбки меня сковал холод. Бастард моего отца, этот Оуэн испытывал ко мне меньше братских чувств, чем к гончей. Король Кадваллон хотел убить его, но я пощадила его. Вдруг я пожалела о своей щедрости.

Дюжина воинов из Дифеда держала меня, но род не заткнули. Я ударила пяткой по ноге воина, выбралась из палатки и закричала изо всех сил. Губы кровоточили.

— Ахерн! Ахерн, помоги! В бой!

Мой страж не двигался. Он не вытащил оружие или щит. Он скривился, в серых глазах стояли слезы.

— Простите, миледи. Дорогая Бранвен, мне очень-очень жаль.

Я не могла дышать. Бессердечный смех Оуэна звенел в моих ушах, что-то тяжелое ударило меня по голове. Мир потемнел, и я рухнула к ногам Ахерна. За что, брат? За что?

16  

Копыта лошадей стучали во тьме. Пол телеги содрогался, как палуба корабля. Я лежала в сене, запястья терли веревки, привязывающие мои кулаки к ногам. Меня связали как скот. Я подняла голову, вокруг было темно. Сверчки шумели, телега подпрыгивала на грубой дороге. Мы, наверное, ехали на запад к отцу. Дороги в Дифеде были плохими.

Я выбралась из мешка, что был на моей голове, и вдохнула, стараясь не привлечь внимание врагов. Не меньше дюжины всадников скакали вдоль телеги. Их было слишком много, чтобы сбежать, даже если бы была свободна и не в пути в безлунную ночь. Хриплый голос сэра Оуэна доносился в темноте, он отдавал приказы. Я сжалась.

Я пощадила его, когда король Кадваллон хотел казнить его. Я хотела заслужить родню, хоть и дальнюю. Глупость девочки, королевы так не делают. Оуэн схватил меня и вез к отцу, продавшему меня Королю-молоту. Но больнее было вспоминать искаженное лицо Ахерна. Как ты мог, брат? Что заставило верного стража выдать меня врагу? Он был все это время шпионом, предателем? Я плакала без слез и звука, тело устало.

Среди всадников Ахерна не было. Он с ними не поехал. Он, наверное, забрал серебро и ушел восвояси. Но Ахерн не хотел монет и почестей, пока служил мне. Он снова и снова спасал меня от саксов, помог сбежать от короля Моргана. Он мог предать меня тогда и много раз после. Почему сейчас? Что изменилось? Мои кулаки дрожали. Правда оставалась одной. Он продал меня в рабство.

Артаган не успокоится, пока не найдет меня. Он и его люди проверят ад и воды, лишь бы вернуть меня. Мои губы дрожали. Но как муж узнает о том, что меня схватили? Он сделал Ахерна сенешалем замка. Никто не поднимет тревогу. Никто не видел, что злодеи забрали меня, Ахерн придумает, как скрыть правду. Даже сейчас мой любимый Артаган мог не знать, что я в опасности. Он мог сидеть у огня и думать, что я пошла помогать женщине с родами. Никто не будет подозревать, если я буду отсутствовать часами или днями. Отец уже бросит меня за решетку в Дифеде к тому времени.