— Говорит, любит, — пожала я плечами.

— А ты что чувствуешь?

— Думаю… я тоже люблю его. Даже не знаю.

— Он закончит школу в мае, Кэтрин.

— Как и я, — улыбнулась я, сворачивая последнюю салфетку.

— Что ты хочешь сказать? Что ты уезжаешь? Ты не можешь уехать. Ты обещала, что останешься.

— Я… — ещё об этом не думала. —  Об отъезде речи не идёт.

— Он хочет остаться?

— Не знаю. Я не спрашивала. Не стоит беспокоиться о том, что не можешь контролировать.

Тесс встала, её глаза наполнились слезами.

— Ты мой единственный друг. Если вы с ним друг друга любите, вы уедете отсюда.  Ты бросишь нас. И что нам тогда делать?

— Я никуда не уеду. Успокойся, — сказала я, беспокоясь, что шум разбудит Дьюка.

— Ты хочешь уехать? — спросила Тесс.

Я посмотрела на неё, глядя в её глаза, наполненные слезами. Обдумывая ответ, я подумала, не соврать ли ей, но отец учил меня всегда быть честной, даже если это было трудно, даже если это причиняло боль.

— Я всегда хотела уехать. С самого детства. Ок Крик – это не мой дом.

Тесс сжала дрожащие губы и гневно направилась к выходу, от души хлопнув дверью. Я закрыла глаза, ожидая, что постоялец сверху устроит скандал из-за вторжения и устроенного нами шума.

Кухня была убрана, так что я поднялась наверх, закрыв за собой дверь спальни. Я попыталась согреть руки дыханием и потёрла ладони друг о друга, решив достать толстое покрывало из шкафа. Когда-то белое, стеганое покрывало было сложено на полке над моей одеждой. Я подпрыгнула, чтобы его достать, стянула его вниз и расстелила поверх кровати.

Пол ванной, выложенный маленькими белыми плитками, напоминал лёд. Вода в душе была ледяной, когда я её включила. Нас ждала очередная морозная зима в Оклахоме и я зарычала, вспоминая, как всего пару недель назад солнце жарило тех, кто не успел спрятаться в тени.

Через пару минут горячая вода наконец добралась до моей ванной, старые металлические трубы тряслись и жалобно выли, пока менялась температура воды. Мне всегда было интересно, способен ли этот шум кого-нибудь разбудить в доме, но никто не жаловался.

Я всё ещё не могла забыть гнев Тесс, но я отказывалась чувствовать себя виноватой. Шагнув под тёплую воду, я принялась мечтать о летнем воздухе, развевающем мои волосы, пока мы с Эллиотом едем в машине без крыши к заливу или даже  к Западному побережью. Где бы мы ни были, я видела лишь дорогу и пальмы. Он тянется к моей руке, переплетая наши пальцы. Мы ехали туда, где лето никогда не заканчивается, и если становится слишком жарко, то океан предлагает долгожданную отраду.

Втирая пальцами шампунь в волосы, я представляла нашу поездку, но чем дальше мы ехали, тем мрачнее становилось небо и холоднее ветер. Эллиот вёл машину по автостраде Калифорнии, но он не улыбался. Нас пробрал озноб, когда мы осознали, на дороге не было других машин, кроме нашей. Я осмотрелась и заметила, что дома по обеим сторонам дороги были одними и теми же – «Джунипер». Мы проезжали их один за другим, и как бы сильно не жал на газ Эллиот, они не исчезали. Нас окутала ночь, и по очереди начали гаснуть уличные фонари. Эллиот растерялся, когда машина заглохла и остановилась посреди безлюдного двухполосного моста, возвышающегося над Лос Анджелесом.

 Передние двери всех «Джунипер» открылись, и на каждом пороге была мамочка, лицо которой было перепачкано чем-то чёрным.

Я подскочила на кровати, широко открыв глаза и привыкая к темноте. Глядя на свой халат, я пыталась вспомнить, как закончила принимать душ и легла спать, но не могла. Провал в памяти порождал очень неприятное чувство.

Надев домашние тапки, я подошла к двери и выглянула в коридор. В «Джунипер» царила тишина, нарушаемая лишь редким поскрипыванием стен, вызванным просадкой фундамента.

Деревянные полы были ледяными, так что я проверила термостат. Десять градусов! О, нет! Нет, нет, нет! Пожалуйста, только не это!

Повернув ручку, я подождала, вздохнув с облегчением, когда тёплый воздух пошёл из системы вентиляции.

— Слава богу, — сказала я.

Внизу зазвонил городской телефон. Я кинулась вниз по лестнице к стойке регистрации в фойе.

— Стойка регистрации.

— Привет, это Билл из шестой комнаты. Горячей воды нет. Тут морозильная камера. Мне выезжать через час. Что у вас за гостиница такая, чёрт побери? Я так и знал, что нужно было снять номер в «Супер 8».

— Сожалею по поводу отопления. Каким-то образом оно оказалось выключено, но сейчас всё снова работает. Скоро станет теплее.

— А что насчёт горячей воды?

— Я… я не уверена. Я проверю. Извините. Когда вы спуститесь, завтрак будет уже накрыт.

— У меня не будет времени, чтобы позавтракать! — проорал он, бросив трубку.

Я обречённо опустила трубку на место.

— Это был мистер Хейтмейер? — спросила Уиллоу, прислонившись к дверному косяку.

— Ох… да.

— Он наорал на тебя?

— Нет, — я помотала головой. — Нет, он просто громко разговаривает.

Она кивнула и направилась к лестнице. Я побежала за ней.

— Уиллоу? Через час время выезда. Мамочка сказала, что ты выпишешься сегодня.

— Она так сказала?

— Она так сказала.

Уиллоу кивнула и вместо того, чтобы подняться по лестнице, вернулась в гостиную. Подождав, пока она не скроется из виду, я прошла по коридору к двери в подвал. Едкий запах плесени проникал сквозь сантиметровые трещины в двери. Повернувшись к стоящему в коридоре столу, я достала из ящика фонарик. Когда я открыла дверь, петли заскрипели, тихо увещевая меня развернуться и уйти.

С потолка свисала паутина, бетонные стены испещряли трещины и потёки воды, ступени лестницы были расшатанными и гнилыми. Я перенесла часть своего веса на первую ступеньку и подождала. В последний раз, когда я спустилась в подвал, кто-то запер меня там на три часа, после чего меня ещё месяц мучали кошмары. Я спускалась по шатким ступеням, воздух становился всё холоднее, так что мне пришлось затянуть халат поплотнее. Баки с горячей водой стояли рядом на платформах у дальней стены, прямо за сложенными в ряд тридцатью чемоданами всевозможных форм и размеров, прислонёнными к примыкающей стене.

Слабый свет потолочных ламп не доставал до баков, так что я нажала большим пальцем кнопку фонарика, направив луч света в угол, а затем – вдоль стены.

Наклонившись, я направила свет на основание первого бака. Индикаторы горели исправно. Термостаты были выкручены на минимум.

— Какого чёр…

Что-то скрипнуло у меня за спиной и я замерла, прислушиваясь. Ничего. Я повернула ручку термостата на одном баке, затем на втором.

Что-то зашуршало по бетонному полу.

— Кто здесь? — спросила я, водя фонариком по кругу.

Я дёрнулась и вскрикнула, тут же зажав рот рукой. Мамочка медленно повернулась ко мне, стоя босиком, бледная и злая. Её пальцы цеплялись и в остервенении выкручивали кусочек её тонкой хлопковой ночной рубашки, снова и снова.

— Что ты здесь делаешь внизу? — спросила я.

Гнев на её лице исчез, она растерянно озиралась.

— Я кое-что искала.

— Ты пыталась починить баки? — спросила я. Нагнувшись, я подсветила фонариком ручки настройки, повернув оставшиеся в нужное положение. — Мамочка, — позвала я, глядя на неё. — Это ты сделала?

Она продолжала растерянно смотреть на меня.

— Ты проделала это и с термостатом наверху? У нас постоялец. Зачем ты…

— Я? — она удивлённо прижала руку к груди. — Я этого не делала. Кто-то пытается устроить саботаж. Кто-то хочет, чтобы «Джунипер» закрылся.

Индикаторы загорелись ярче, горелки под баками загорались одна за другой, издавая низкий гул. Я в раздражении выпрямилась.

 — Кто, мамочка? Кому есть дело до нашей захудалой мини-гостиницы настолько, чтобы саботировать её работу?

— Дело не в мини-гостинице. Разве ты не понимаешь? Дело в том, чем мы тут занимаемся! За нами следят, Кэтрин. Я думаю… думаю, что это…

— Кто?

— Я думаю, это твой отец.