Спустя пятнадцать минут поисков я нашла работающий автомат, набрала номер Роберта и стала слушать эти длинные гудки вновь. С каждым новым гудком мне казалось, что я сходила с ума. Ведь посудите сами, у какого нормального подростка в восемнадцать лет будут такие проблемы с родителями? Я соглашусь с тем, что бывают проблемы и ссоры между любой мамой и дочкой, но точно не из-за вампиров, оборотней, ведьм и Первампиров. Это совершенно ненормально. Нормальный подросток должен испытать первую настоящую любовь, которая превратит его мир в сказку. Он должен ходить в обычную школу, колледж или университет, получая самое обычное образование. Родители этого подростка должны быть такими же обычными, как и друзья.

Когда Роберт ответил на мой звонок, я рассказала всё, что произошло этим утром, не сдерживая эмоций. Услышав очевидный ответ от него, я повесила трубку и направилась в сторону его дома. Да, брюнет обещал «приютить» меня на эту ночь.

На пути к Роберту я витала в своих мыслях, анализируя происходящее. Для меня всё ещё не укладывалось в голове, что существовала нормальная жизнь, в которой не было мистики. Все люди жили нормальной жизнью, расслабляясь в клубах, барах и кафе, общаясь с друзьями. В остальные дни они работали, получая зарплаты для развлечений и съёмку жилья. Это же считается нормальной жизнь?

Задумавшись, я вновь, как это было в первый день в Ковингтоне, плечом почувствовала, как с кем-то столкнулась, а затем упала на твёрдую землю. Казалось, что тротуар, куда я упала, стал ещё твёрже, чем был до этого. В этот раз я осталась в сознании.

Взглянув на человека, о которого я ударилась, я узнала в его лице Йена. Но что он делал здесь? Их дом совсем в другом направлении. К тому же, насколько мне известно, он редко выходил из дома.

— Черри, ты что здесь делаешь? — начал он. Его тон был похож, будто его застали врасплох.

— А что ты тут делаешь? — от моего вопроса я заметила, как он напрягся ещё сильнее. Кажется, мы не должны были тут встретиться, в его планы это точно не входило. Но мы встретились.

— Я гулял, а затем увидел тебя, — его голос не дрожал, он говорил уверенно, хотя его мускулы, увеличившиеся от напряжения почти в два раза, твердили обратное — он был напуган или напряжён от этой неожиданной встречи. — Кажется, ты куда-то направлялась. Удачи! — крикнул он мне вслед и, не успев моргнуть глазом, Йен испарился. Странно, что всё так произошло. Он явно переживал, что встретил меня здесь, не ожидая того. Куда он направлялся в этот ранний утренний час? Что он скрывал? Это как-то связанно с тем, что в наш город надвигается большая угроза — Трэфратэлли?

Когда я подошла к дому, который ранее ещё не видела, я постучала в дверь. Мне открыл тот человек, которого я больше всего сейчас хотела увидеть — Роберт. Вновь на его лице была натянута миловидная улыбка, а руки ждали объятий. Взглянув на эту доброжелательную улыбку брюнета, на душе становилось легче, хоть и в голове крутились те моменты, когда Лиззи запретила мне видеться с Гидеоном. Вспоминая каждую деталь минувших дней, слёз в глазах становилось всё больше и больше. С одной стороны стоял Роберт, который явно ждал меня и рад был моему появлению, готовый выслушать всё, с другой стороны где-то глубоко в сердце лежали воспоминания, которые не хотелось вспоминать, но они сами вспоминались. Не выдержав этого двухстороннего такого разного «давления», я заплакала. Брюнет мягко коснулся полусогнутым указательным пальцем моего подбородка, приподнял его и двумя пальцами другой руки вытер слёзы, льющиеся потоком из моих уставших глаз. Его голос нежно твердил, успокаивая меня, отчего водопад слёз становился меньше:

— Чер, не плачь, ты чего? Всё наладится. Ну же, хватит плакать. Улыбка тебе идёт больше.

Войдя в дом, он налил мне крепкий кофе, усадил на мягкий, уютный диван бежевого цвета и, накрыв пушистым, мягким, словно воздушное облако, пледом, обнял, заставив меня тем самым улыбнуться.

Я понимала, что с моим появлением в этом доме я разозлила бы Гидеона, который и так недолюбливал Роберта. Но я не знала, где он был сейчас, у меня не было выбора. Я не могла оставаться на улице, ведь если я стала бы ночевать в том сквере, полицейские не оставили бы это в стороне, а единственный, кто понимал всю ситуацию, связанную с вампирами, оборотнями и прочей нечистью, был Роберт. Я не могла ворваться в дом сестёр Льёнсон, сказав, что за мной охотятся древние вампиры, желающие моей смерти, а меня в это время охраняет оборотень, ведьма и вампир. Как минимум они бы не поняли и подумали бы, что я сумасшедшая. Я не нашла бы у них понимания. И только Роберт принял меня с распростёртыми объятиями, горячим кофе со сладким, сахарным зефиром и мягким пледом. Это именно то, что мне сейчас было нужно.

Мне нравилось в брюнете то, что он не просил объяснений, если видел, что я вот-вот могла заплакать. Он просто улыбнётся, подняв мне своей безупречно яркой и радостной улыбкой настроение.

Когда я успокоилась, Роберт заставил меня улыбнуться, сказав, что улыбка способствует поднятию настроению.

И парень был прав, после этого тяжёлого для меня действия я почувствовала новый прилив сил. Ко мне пришло осознание, что Лиззи не изменилась с того момента, как отдала меня на воспитание Эдисону, а «папа», наоборот, изменился, но, к сожалению, в худшую сторону. Теперь его характер был схож с характером мамы. Он не слушал моё мнение, он слушал указания моей упрямой мамочки. Я понимала, что она пыталась оградить меня от всех проблем, она пыталась сделать последний год моей жизни безопасным. Но запрещать мне видеться и общаться с тем, кто мне был бесконечно дорог — я не могла позволить им так обращаться со мной. Как будто я какая-то игрушка, которой можно управлять.

На улице ничего не осталось от солнца. Мрачные тучи, проливающие дождь где-то в Атланте, покрыли небо, словно серая краска, оставляя разводы. Деревья стояли голыми: вся листва, окутывающая когда-то ветки, опала на сырую и твёрдую от ночного холода землю, укрыв её ковром камелопардового цвета. В моей жизни настала самая выцветшая осень. В жизни каждого человека в какой-то переломный момент наступает такой сезон года. Для меня это была последняя осень, которую я могла увидеть. Поэтому следовало радоваться последнему упавшему листку на земле.

— О чём ты сейчас думаешь? — спросила я у Роберта, когда посмотрела в его обеспокоенные карие глаза. Вспомнив первую нашу встречу, я вспомнила, что когда-то думала, что брюнет будет агрессивным и грубым. Мне казалось, что он не способен на дружескую любовь и поддержку. Его грубый голос, который я услышала тогда, казалось, не предвещал ничего хорошего. Но сейчас он — мой лучший друг, который утешит в трудную минуту и согреет вкусным кофе и плюшевым пледом.

— Я пытаюсь понять, как быть дальше, — отрезал он. Не только его глаза говорили, что Роберт обеспокоен, но и его голос, который предательски колебался. Нет, он не дрожал, он именно колебался.

— Ты о чём?

— Я о тебе, Чер. Когда-то я пережил примерно то же самое, что переживаешь сейчас ты. Я понимаю, какого тебе сейчас.

— Почему ты переживаешь обо мне? Я же так поступила с тобой… — но не успела я договорить, как он положил свою руку на мою и ответил:

— Сердцу не прикажешь. Мне было бы больнее, если бы ты ответила на мои чувства, солгав. Понимаешь, во мне заложено с рождения: друзей спасать в любой ситуации, какой бы трудной и опасной она не была. А ты мой друг, за которого я переживаю.

Сейчас надо думать не о том, почему я волнуюсь за тебя. Сейчас надо думать, как быть с Лиззи и Эдисоном. Я не хочу видеть тебя такой грустной. А причина твоей грусти — Гидеон, с которым тебе запрещено видеться. Насколько я знаю, это называется «домашний арест».

Я улыбнулась в ответ его словам, которые он произносил с особой интонацией, как будто с иронией или с сарказмом. Когда он увидел, что я вновь заулыбалась, он обнял меня за плечи, притянул мою голову к своей груди и крепко прижал.