Майя решала, Юлга вмешивалась, Жаннэй давала разумные советы.

Но в этот раз некому было решать за Жаннэй и некому было предостеречь ее от неверного шага.

Когда Ким пришел с вопросами, она чуть не позвала его в дом. Это решило бы ее проблемы... в краткосрочной перспективе.

И это было бы неверное решение.

Потому что там сидел Кеех.

Она и так вывалила Киму слишком много, на краткое мгновение забыв, кого впустила на свою кухню. Она и не надеялась, что Кеех не слышал, понимая, что в противостоянии с таким человеком ей придется платить за каждую ошибку; она всегда готовилась к худшему.

Раньше это помогало. Позволяло просчитать все варианты. Когда ни один из вариантов не беспокоит тебя, их обдумывание - дело несложное.

Но теперь не было просто вариантов. Были варианты хорошие. Оптимистичные. Пугающие. Одни хотелось обдумывать. О других хотелось забыть.

И Жаннэй знала, что это только начало. Что все будет только хуже. Защита треснула уже давно и доживала последние дни. Она это чувствовала.

Раньше она ничего не чувствовала. Почти ничего.

Теперь же... что же. Будет хуже.

Как сказал тогда Кеех?

"Раздавить твою скорлупку мне легче, чем комара прихлопнуть".

Вот еще один минус ее болезненного состояния: невозможно сосредоточиться. Она смотрит на Нута, на грузного и явно очень усталого человека, и тот ждет ее слов, а она задерживает его, она задерживает людей, пока вспоминает клочок тумана, который закрывал Кееху лицо.

Даже призови она Юлгу с ее даром считывать воспоминания... можно было бы, попробовал бы Варт не отпустить жену, расскажи Жаннэй, насколько все серьезно... И никто бы не поверил показаниям сестры Жаннэй, пусть и названой. Лица нет, голоса нет... Воспоминания спутаны и слишком эмоционально окрашены.

Это у Жаннэй-то.

...опять отвлеклась.

Юлги здесь нет. И Майи. И тем более Нии. Круг не придет на помощь. За спиной - только кучка взрослых, которым Жаннэй не доверяет, и парочка детей, которым ей не стоило бы доверять столь важные дела.

Жаннэй открывает рот и выталкивает слова:

- У этих детей... очень неустойчивая психика.

И ловит взгляд Лиль.

Правильно, девочка, я бы тоже себе не доверилась. Я бы отлепилась от своего парня, и кинулась бы выцарапывать себе глаза. Кто я такая, чтобы менять план в последний момент? Кто я, чтобы мне доверять? Что я для этого сделала?

Хорошо, что у Герки крепкая хватка.

Держись за нее, парень, и все получится. Только удержи.

Как говорил Кеех?

"Ты берешь и делаешь, берешь и делаешь. Немного того, немного сего - и получается то, что надо. Люди такие простые, не меняются поколениями. Герка так похож на своего деда - его в честь деда и назвали, жаль, никто уже не помнит его имени кроме Хонги, почтительного сына, мастер и мастер, спроси Герку, в честь кого назвали - забылось! Самореализация, чтоб ее; людям нужна самореализация, а мне - преемник, так что придется ему самореализовываться на месте моего преемника вместо деда, жаль только, девчонка осталась, ох мешать будет... недолго, не такая уж проблема - девчонка без рода-племени".

Добрый дядюшка Кеех: дал пра-пра-пра... внуку шанс самореализоваться. Жаннэй тоже добрая: она поставила на девочку, которую Кеех уже списал со счетов. У девочки-то есть друзья, на которых Кеех никогда и не рассчитывал.

Чья доброта победит?

"Мне нужно было его инициировать, и я это сделал, а дальше не ваше дело; вы улаживаете конфликты, тут нет конфликта, и все, что вам нужно - не лезть туда, где все и так неплохо работает".

"Или я сломаю вас".

"Вы же не способны жить без своей скорлупы: не волнуйтесь, вы не одиноки; никто не способен, просто у вас она на виду, хрусть и нет".

"Упс".

"Ну что же вы плачете, что же вы плачете, вот вам платочек, хватит плакать, все не так плохо, я сейчас все исправлю, я же совершенно случайно и не хотел; просто вы такая хрупкая, такая хрупкая, я даже не давил, видите, как все просто? И не надо так горевать, если вы сделали то, что были вынуждены; впрочем, без вашей защиты совесть вас рано или поздно доконает, вы же понимаете - чтобы там ни было, откуда мне знать, почему. Вы юны, а совесть отмирает с годами; ваша еще сильна".

"А толку-то, толку-то бороться, милая Жаннэй? Не Герка так Чецка, или кто-нибудь из них родит сына; рано или поздно я свое возьму, так не стоит и вам гореть на работе".

А почему не Пиит? Дурацкий вопрос. Из этого древнего старика выветрилось все, кроме таких же древних ритуалов и пары видистких мантр.

"Разве ж мыши годятся для серьезных дел? Глупость, баловство одно, думал, не выживет - но мыши живучие".

Да только ты стареешь, дядь Кеех. Стареешь - и потому торопишься.

Есть такие боги: требуют от служителей целибата. Может, и не угадала; да какая разница, если ты торопишься - и ошибаешься тоже. Может, по этой причине, может, просто время твое выходит, главное - к чему это приводит.

Спешка хороша только при ловле блох.

Не стоило заводить этот разговор. Ох не стоило.

И показывать, на что ты способен, тоже: теперь понятно, как с этим бороться. Понятно, чего бояться; к кому еще ты успел зайти той ночью?

- Хрусть, - сказала Жаннэй тихо.

Зверозыки отлично слышат. И Нут поднял ухо, посмотрел удивленно, в кои-то веки заинтересованно.

- Что?

Быть может, к Нутам, и потому брат сегодня только один; или к Яйле, или к Ылли - намекнул на старые связи.

Но не к детям.

На мелочь ты не размениваешься, старик. Мелочь ты размениваешь, не утруждаясь угрозами и разговорами. Забыл давно, каково это - быть ребенком. Уверен, что они ничего не решают и ничего не стоят, податливая глина в умелых лягушачьих лапках.

Жабьих. Вид зверозыка - это важно. Лягушка и жаба - не одно и то же. Да и Жабы все разные.

- Психоз, - пояснила Жаннэй, - мое экспертное мнение, - повысила голос, - нет никакого дара, есть только психоз, спровоцированный внешними факторами. Возможно, имело место внешнее императивное или гипнотическое влияние. Гора родила мышь; мы тратим время на обсуждение обычного подросткового психоза, и вряд ли найдем в этом деле что-то серьезнее.

Не было даже щелчка. И конечно же, ничего не хрустело.

Страх обрушился на нее, подогнулись колени. Пришлось опереться на трибуну. Не трястись! Не клацать зубами! Дышать! Вдох, выдох, снова вдох - пока легкие не вспомнят, как это.

Сзади кашлянули. Жаннэй склонила голову, уставилась на дурацкое колечко. В жизни бы не стала носить такую безвкусицу, но пришлось.

"Ким, купи колечко на счастье... только камушек побольше".

И покруглее. Сама выбирала, перебирала побрякушки на уличном ларьке. Продавщица, привыкшая к школьникам и громким теткам, пыталась торговаться - Ким просто заплатил, лишив ее развлечения.

Удивлен был, конечно.

Напуган. Слишком быстро. Надо было сказать, что в ее роду предпочитали браслеты кольцам, но уж очень забавное у него было лицо.

Она и сама от себя не ожидала, что попросит. Кокетство это вылезло... могла бы просто купить себе сама, но так вдруг показалось вернее и правильнее.

А камушек послушный, показывает все, что надо, молодец: вот зал, полный зрителей, вот парочка влюбленных держится за руки, вот строгий судья, вот девушка держит ответ, склонила голову, смотрит на руки. Подал бы кто лупу, и Жаннэй бы увидела, что та высматривает... а так мелких деталей, конечно, не разглядеть, сюда бы миску с водой или хотя бы чашку кофе; но что поделать, иногда приходится довольствоваться тем, что есть.

Девушку зовут не Жаннэй; пусть будет Жан. Жаннэй сама ничего не говорит; это Жан говорит, а Жаннэй смотрит.

Просто наблюдает.

Она всегда просто наблюдает.

Сосредотачивается на наблюдении, и не остается забот важнее. И дыхание как-то само выравнивается, и ноги больше не подводят. Жаннэй ждет, что же случится дальше.