Внезапно Люси почувствовало, что стало тепло. Тепло и уютно. Она перестала чувствовать одиночество. Теперь она знала, что находится под защитой. Люси вышла на опушку спокойного, тихого и безмятежного леса. На этой опушке ярко горел огонь*****. Он вовсе не пугал Люси своими языками пламени, наоборот, манил, согревал. Люси почувствовала, как в душе разливается тепло. Внезапно подул легкий ветерок, принося с собой тихий, но четкий шепот:

— Я люблю тебя, Люси.

Люси не могла ни о чем думать. Ее сознание затуманил яркий и теплый свет огня. Такого знакомого и родного. А голос. Голос, что нежно прошептал ей это, не донес того глубокого смысла до ее, объятого пеленой наступающего крепкого сна, разума, а лишь усыпил. Голос прозвучал подобно колыбельной. И Люси крепко заснула.

Ей больше не снились кошмары.

*Батальный жанр в живописи — изображение военных сцен и сцен военной жизни. Морские или сухопутные сражения, походы и т. д.

Лжедмитрий первый, став царём, не выполнил своих обещаний, им были недовольны практически все: польский король, русские дворяне, церковь, крестьяне, поэтому он так легко был свергнут. Возник заговор бояр во главе с Василием Шуйским. 17 мая 1606 г. На Земском соборе царём был избран Василий Шуйский (1606–10 гг.), лживый, подозрительный, хитрый человек.

***Вода — первый сон Люси, олицетворяет сомнения. Все то бремя, что гнетет Люси, является толщей океанической воды, которая сковывает и не дает пошевелиться. Мутность воды олицетворяет страхи, сомнения и нерешительность.

****Второй кошмар Люси ничего не олицетворяет, кроме как ее страха за подругу. Кровавые слезы ничего не значат, не ищите в них смысла. Это всего лишь бессвязный кошмар.

*****Огонь — третий сон Люси. Олицетворяет Нацу. Он оберегает ее, согревает. А признание в любви, произнесенное голосом Нацу, не доносит до Люси смысла слов, оно усыпляет. Голос дорогого сердцу человека дарит Люси покой, умиротворение и спокойствие.

Солнце вновь скрылось за серыми тучами, из-за чего утро не казалось таким уж и жизнерадостным. Серая и мрачная погода нагнетала непонятную тоску и печаль. Вот уж и правда, осень наступила. А ведь практически все жители Магнолии рассчитывали на хорошую погоду если не на весь сентябрь, то хоть на полмесяца точно. Но надежды порушились в один миг, когда погода испортилась вчера вечером, предвещая наступление холодной осени. Конечно, были надежды, что это продлится недолго и вскоре распогодится, но никто не мог предугадать поведение погоды.

Люси встала с постели часа два назад, разбудила спящего Нацу, с удивлением обнаружив его спящим рядом с собой. Поначалу она, хоть и не хотела этого признавать, не желала подниматься с постели и даже просто шевелиться, ведь находиться в объятиях Нацу было так комфортно, тепло и приятно. Тепло не просто физически, но и душевно. Люси не могла объяснить, что же чувствует, когда находится рядом с ним. Но одно она знала точно, рядом с Нацу ей всегда было тепло. Он словно был для нее светом, огнем, согревающим ее душу изнутри. Рядом с ним было спокойно, весело и хорошо. Люси, будучи начитана и образована в этом вопросе, догадывалась, что именно с ней происходит, но не хотела признавать. Она знала о природе своих чувств, но не хотела верить в это, открещивалась от этих мыслей. Хотя сама очень много прочла книг про это великое чувство, и половина из них прекрасно описывала истинные эмоции, который испытывает человек, когда любит кого-то. Люси давно поняла, что Нацу для нее не просто человек, которого будет легко забыть после того, как она вернется в свое настоящее, в двадцать первый век. Нацу тот человек, без которого ее дальнейшее будущее было невозможным. Тот человек, который заставил ее усомниться в своем решении вернуться в двадцать первый век. Но, не желая об этом думать, Люси продолжала наслаждаться его присутствием, его объятиями еще полчаса. Потом все же она заставила себя встать с кровати и разбудить Нацу.

Приняв утренние процедуры и переодевшись в свежую чистую одежду, Люси спустилась в большой зал, где ее уже ждал Нацу. Позавтракав, девушка направилась в библиотеку, где уже полтора часа как заседала. Нацу отказался от предложения Люси пойти с ней в библиотеку, поэтому сейчас заклинательница духов не знала о его местоположении. В библиотеке было тихо и спокойно. А книга, которую она читала, заставляла задумываться над ее сюжетом, поэтому Люси и вовсе не думала о том, что будет потом, где сейчас Эльза и все ли с ней хорошо.

Люси обреченно вздохнула, еще раз помотав головой, в надежде выбросить все мысли из головы, перелистывая страницу.

— Божественная комедия? — Внезапно для Люси раздался голос за ее спиной. Девушка вздрогнула и подпрыгнула на месте.

— Леви? — Удивленно спросила Люси, поворачиваясь к нарушителю своего спокойствия. Хотя, до конца не осознавая еще, Люси была рада тому, что хоть кто-то ей помешал. Чтение философского романа «Божественная комедия» зачастую сопровождалось у Люси апатией. Строки одного из величайших произведений вгоняли в тоску и депрессию.

— Ага, а ты ожидала увидеть кого-то еще? — Весело улыбнулась девушка, отодвинув стул и присаживаясь рядом с Люси.

— Да нет, наверное, просто неожиданно, — тихо ответила Люси, несколько рассредоточившись.

— Я не знала, что ты любишь такие книги. — Продолжила Леви, глядя на произведение итальянского философа и поэта Данте Алигьери.

— Я и не люблю, — Люси прикрыла книгу, сосредотачивая свое внимание на собеседнице, — мне просто захотелось отвлечься.

— Не самая лучшая книга, чтобы отпустить свои мысли и расслабиться.

— Да я и не расслабиться хочу. Наоборот. Я хочу отвлечься от мыслей о будущем, о войне, об Эльзе, которая до сих пор не вернулась. А отвлечься от всех этих мыслей можно лишь одним способом — занять себя другими мыслями. И философия очень подходит. — Люси перевела взгляд на витражи окон, сквозь которые пробивался свет, искажаясь и окрашиваясь в разные цвета.

— Не забивай себе этим голову, — посоветовала Леви бодрым голосом. Хотя, как она не старалась скрыть свои истинные чувства, голос ее все же дрогнул и просквозил неуверенностью. От Люси это не укрылось.

— Ты сама не веришь в то, что говоришь, — усмехнулась Люси, вновь возвращая взгляд от узорчатых витражей к глазам и лицу собеседницы, — почему же я должна в это верить?

— Я верю, просто…

— Просто? — Люси вновь усмехнулась, — нет, скорее здесь нужен антоним этого слова. Сложно. Все именно сложно. И очень плохо.

— Не говори так, — Леви, завидев, что собеседница потеряла к ее персоне интерес и незаинтересованно смотрит на витражи, тоже перевела взгляд на узоры, что были нарисованы на стеклах высоких окон. — Нужно надеяться на хорошее, если отпустить надежду, то и бороться незачем.

— Надежда, — Люси опустила голову, — как я могу надеяться, когда я оказалась в семнадцатом веке, не зная, как вернуться обратно? Как мне надеяться, когда скоро грянет война и, возможно, те, кого я знаю, погибнут? Как надеяться, когда моя подруга пропала?! Когда я не знаю, жива ли она? Как, если скоро я потеряю возможность быть с любимым человеком?! — С каждым заданным вопросом тембр голоса Люси усиливался. Последний вопрос она выкрикнула на все помещение, едва сдерживая слезы. Ком вновь подступил к горлу, грозя преобразоваться в рыдания. Но Люси, собрав волю в кулак, подавила в себе слезы. Слишком много она плачет в последнее время. Она же, в конце-то концов, не плакса какая!