— Так, — сказала она. — Кебаб. С чесночным соусом… Решил покончить жизнь самоубийством?
— Татьяна? — Тень поперхнулся. — А! Привет!.. Мы тебя тут заждались с Папаней.
— Такую дрянь могут есть только те, кому жить надоело… А где Артур?
«Надо было купить цветы, — запоздало подумал я. — Вот же идиот…»
Тень увидел меня.
— Так вот же он.
— Здесь я… — Я кашлянул в кулак. — Отошел, чтобы позвонить. Здравствуй, дорогая.
Я попытался было обнять жену, но она уклонилась.
— Давай без этих телячьих нежностей, ладно?
— Я тоже рад тебя видеть, любимая.
Татьяна посмотрела на меня долгим взглядом. Хотя я выше жены ростом на двадцать сантиметров, в данном случае будет уместно сказать, что не я, а она смотрела на меня сверху вниз.
— Почему на этом типе твой плащ? Ему что, нечего было надеть?
— Пришлось приодеть товарища в соответствии с «легендой», — сказал я.
— Я же, ира, сам папане говорил, что Таня, ира, будет недовольна. — Тень вытер жирные пальцы носовым платком. — А Папаня, ира, сказал, что иначе, ира, на границе будет полная «ира».
— Чего это он через слово поминает свою подругу? — глядя на меня, спросила Татьяна.
— Я взял с него клятву, что он не будет употреблять бранные слова.
— Хм. Ну, и при чём здесь Ирина?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Я так понимаю, что он выбрал это слово в качестве «эвфеизма», заменителя крепких выражений.
— То-то я думаю, что ни в одной из трех произнесенных им фраз не случилось ни одного матюка. — Татьяна даже не улыбнулась. — Ты зачем его привез?
— Вообще-то, он взрослый мужчина.
— Я, ира, решил тоже посмотреть Англию…
— Ладно, сформулирую вопрос иначе… — Татьяна проигнорировала реплику моего спутника. — Зачем он здесь?
«Это гиря на моей ноге», — подумал я.
Но вслух сказал другое:
— Он сбежал от своей подруги. С одним вот этим чемоданом, — я посмотрел на бэг с колесиками. — Это первое. И второе — он помог мне кредитом…
— Понятно, — тихо сказала Татьяна. — Как я и думала, ничего хорошего ждать от твоего приезда не следует.
Я съел это молча; надо сказать, я заслуживал еще и не таких слов.
— Так и будем здесь торчать? — после небольшой паузы спросила Татьяна. — Что ты собираешься делать, Артур? — Она вновь посмотрела на меня своим особенным взглядом — как бы сверху вниз. — Зачем ты прилетел? Какие у тебя планы?
— Хочу забрать тебя отсюда, — сказал я. — Завтра… в крайнем случае, послезавтра, мы летим обратно.
— Ты идиот? — резким тоном спросила она. — Ты думаешь, о чем ты говоришь?
— Но это же не нормально, Таня… Сорвалась… с какой-то незнакомой женщиной…
— Ты хочешь, чтобы я ушла? — Ее глаза сузились. — Ты этого добиваешься?
— Прости… — выдавил я из себя. — Что-то я не то говорю… У меня есть определенные планы. Но, думаю, будет лучше, если мы поговорим об этом в другом месте… и наедине.
— Где вы собираетесь остановиться? Ты об этом подумал?
— Забронирован номер в гостинице… в Саутгемптоне.
— То есть, ты собирался приехать в Саутгемптон?
— Да, в любом случае.
— И такое желание у тебя не пропало?
— С чего это вдруг? — сказал я. — Я рад тебя видеть…
Я взял жену за руку; попытался поцеловать ладонь, но она вырвала руку. На ее лице появилось — как мне показалось — страдальческое выражение.
— Ну так что, поехали?.. — сказала она. — Берите вещи и идите за мной.
Спустя минут двадцать мы были уже на Heathrow Central Bus Station. На улице начало темнеть; но сам комплекс аэропорта был залит электрическими огнями. Приобрели в кассе три билета до Саутгемптона. Я позвонил еще раз домой, сообщил последние новости (в этот раз семь металлических фунтов ухнули в прорву).
Автобусы National Express, как выяснилось, ходят по весеннему расписанию — с часовым интервалом, причем, посадка в соответствии с живой очередью.
— Я могла бы опоздать и на большее время, — вдруг сказала Татьяна. — Просила дать мне выходной, но на пакгаузе в смену людей не хватало, пришлось выйти на работу…
— На пакгаузе?
— Приехали «вэном» тоже с опозданием… Пакгауз в пятнадцати милях, автобусы там не ходят… Пришлось ждать окончания смены.
— Ничего не понимаю…
— Попросила высадить рядом с вокзалом, водитель обещался забросить пакет с рабочей одеждой по адресу. Пока добралась до Хитроу, пока нашла зал, через который ваш рейс должны были пропустить… Думала, вы меня не дождетесь.
— Пакгауз? — переспросил я. — Почему — пакгазуз?
— Потому, — сухо произнесла моя половина.
— Но… Ты же работаешь во флористическом салоне?!
— Хм…
— Не понял, о каком пакгаузе речь? Ты можешь толком объяснить?
Татьяна покосилась на нашего спутника.
— Он говорит по-английски?
— Кто? Тень?
— Как ты его назвал? Тень?..
— Да это я так… не обращай внимания.
— Я, ира, всё, что знал, забыл!.. — подал реплику спутник. — Хорошо, ира, что папаня помог… А то, ира, мне был бы полный, ира…
— Да, вот такой вот сюрпрайз, — процедил я. — Почти пятнадцать лет в море проходил. С английским — глухо. Прикинь.
— Не… ну я, ира… — Тень насупился. — Я могу… Вот, счас… Ай лайк зе Юнайтед Кингдом!.. Ай вери лайк зе… З-зе… Дз-зе…
Татьяна удивленно посмотрела на него, потом на меня.
— Что это с ним?
— Заело на нервной почве.
— Вы ведете себя, как клоуны, — сердито сказала Татьяна. — И вы оба, по-моему, еще не поняли, куда вы приехали.
— Вообще-то, дорогая, я уже бывал в этой стране, — уточнил я, смягчив реплику ласковым тоном. — Раз двадцать, по крайней мере.
— Я, ира, тоже… — сказал наш спутник. — Англия… ну и чё?
— Через плечо, — отреагировала Татьяна, удивив меня столь неизысканным оборотом. — Можете засунуть себе ваши прежние представления об этой стране в одном место.
— Но…
— И провернуть до щелчка.
К стоянке подкатил наш автобус. Очередь, — а она насчитывала на этот момент уже более сотни желающих добраться до Саутгемптона — развалилась на глазах; и уже вскоре превратилась в нажимающую со всех сторон толпу. Один водитель отправился открывать секции для багажа, второй, силясь перекрыть звучным голосом шум толпы, стал запускать пассажиров по одному в салон.
Случившееся было настолько неожиданным, что я просто опешил. Только что все было спокойно; и тут вдруг в считанные мгновения на перроне образовалась толчея. Такой давки, такого явного игнорирования гласных и негласных правил, я не видел, пожалуй, со времен наших лихих девяностых…
— Ну, чего застыли?! — Татьяна толкнула меня в бок. — Час пик! Не пропускайте никого вперед, иначе придется ждать другого «баса»!..
Пришлось куковать на вокзале еще час; нам удалось сесть только в следующий автобус. Причем, наш спутник оказался самым шустрым — первым просочился в салон и занял три места.
— Мама дала тебе почитать мои письма? — спросила вдруг Татьяна.
— Да… три письма?
— Три. Так вот, то, что там написано, не совсем правда.
— То есть?
— Не знаю, готов ли ты воспринять правду такой, какова она есть, — сказала она.
— Так расскажи мне. — Я вновь попытался взять жену за руку. — Я ведь для этого и приехал.
— Боюсь, тебе это не понравится. Сильно не понравится.
Татьяна наклонилась чуть вперед. Коснулась рукой мужского плеча — впереди нас устроился Тень, компанию ему составляет какой-то краснощекий пожилой англик. Она что-то шепнула нашему общему знакомому; вскоре они поменялись местами.
Всю дорогу я пялился в окно; но ничего толком не видел.
Настроение у меня испортилось окончательно. Конечно, рейсовый автобус не самое удобное место для разговоров на околосемейные темы. Но можно ведь было сказать по-человечески — «помолчи, пожалуйста», «поговорим об этом позже», или что-то в этом роде. Нет же, предпочла уколоть — и укол получился весьма болезненным для моего эго.