— Драгана, ему все равно с детками заниматься надо, Ваше величество, выслушайте его идею, пожалуйста, она Вам придется по душе.

Дим сморщился:

— Не надо меня так официально называть, лучше Дим.

— Мне сложно так сразу… хорошо, Димандан и на «Вы».

Тот вздохнул, и кивнул, соглашаясь.

— Я сейчас тоже уйду с котом вместе, надо порешать кой какие дела, а утром я за вами приду, и сразу же на море.

Они ушли, мы с сыночком, не спеша, собирали вещи:

— Мамочка, а папа теперь всегда у нас будет?

— Думаю, да! А ты что, не видишь, что у него внутри?

Мой мужичок вздохнул:

— Вижу, но как-то непонятно, много радости, злость немного, обида, сожаление, как Стёпка скажет — винегрет намешан. Когда он с нами, то только радость и, также как у тебя, светло-светло, а вот с тобой винегрет.

— Сыночек, самое главное, что от вас светло, а винегрет и будет, он же обижается, что про вас не знал.

Влетела Любава.

— Мне Юллис два купальника сшил, Лучику специальные трусы, икс, икс… чего-то, самые новомодные, вот!

Утром проснулись рано и с нетерпением ждали папу, волновались оба, не стали есть и, когда папа появился, мгновенно надев свои рюкзачки, были готовы. Дим, подхватив их на руки, подождал, когда я подойду ближе, велел крепко ухватиться за него из-за большого перехода, шагнул вперед. Меня слегка ударило, как током, я списала это на переход.

И вот оно — море, величавое и спокойное, отрешенно терпящее на своих волнах мелких человечков, веками живущее по своим, только одному ему ведомым, законам. Цвет воды был более насыщенным, ближе к кобальтовому. Дом же расположился в небольшой бухточке, у высокого отвесного берега, казалось, это воздушное строение испуганно жмется к берегу, боясь, что сильный ветер подхватит и унесет куда-то.

Мои детки замерли, выйдя из перехода, море медленно и лениво шевелилось внизу.

— Сколько много воды, какая красивая водичка, надо скорей поплавать! Лучик, давай, бегом! — и восторженно заорав, они рванули к воде.

Дим тоже побежал за ними, а ко мне подошел среднего возраста мужчина и представился:

— Местный домоправитель, повар, ремонтник — все в одном лице, Егориий. Давайте, я помогу вам с вещами!

Внутри дома было уютно, светлая мебель и много цветов, какие-то летящие занавески, много картин на стенах и никакой помпезности.

— Нравится Вам?

— Да, ощущение легкости и уютно, ой, какая красивая веранда! — Выйдя на веранду, зажмурилась — перед глазами было только море и небо с небольшими, разбросанными в беспорядке облачками, снизу доносились восторженные вопли и смех.

Быстренько переодевшись и сказав Егорию, что приготовить для деток, побежала к морю, и, скидывая на ходу сарафан, влетела в воду. Вода оказалась удивительной, какая-то более мягкая, чем в земном море, она как бы обнимала, дарила ощущение невесомости и покоя.

Надо ли говорить, как радовались дети! Папочка был у них за дельфина, на котором они катались, ныряли с него, брызгались, и удовольствие получали все трое. Я уже вышла на берег, а они все бултыхались, залюбовалась на эту троицу, похоже всем было по пять лет. Наконец, уставшие, они еле выползли на берег, я же внезапно поймала себя на том, что загляделась на эту мужскую стать — да, мужик хорош! «Дубина, не о том думаешь» — мысленно пнула сама себя.

Сияющий Дим повернулся ко мне:

— Ну, что, идем в дом?

— Да, да, — запрыгали детки, Любава забралась Диму на шею, а Лучик на руки, я же, подобрав их одежду, шла сзади, улыбаясь и ощущая безумную легкость в душе. В доме все трое свалились на диван и долго барахтались на нем, Егорий только головой качал, глядя на эту возню. В общем, победили папу и пошли есть, а за столом клевали носами, засыпая. Опять же, спать пошли с папой, но поговорить по душам не успели, уснули вмиг.

— Зина, как насчет посидеть на веранде или на берегу?

— На берегу, очень соскучилась по морю, закаты всегда изумительные бывают!

Захватив фрукты и какую-то воду, пошли на берег, Дим повел меня куда-то в дальний конец бухты, там оказалось удивительно уютное местечко — небольшие камни, сглаженные водой и ветрами, образовали как бы столик и три сиденьица.

— Мое любимое место, — сказал Дим.

— Умотали детишки Вас?

— Я не помню, когда я так себя вел, — разулыбался Дим, — они такие… удивительные… искренние… славные. — Он помолчал. — У меня двойственное чувство: сейчас я бесконечно, безумно счастлив, что они есть, но в то же время меня убивает — сколько я потерял, я не видел, как они росли, что сказали впервые, как начали ходить.

— Так сложилось, я по жизни фаталист, суждено — значит, случится, а нет — значит, нет…

Помолчали, оба понимая, что если начать копать глубже, начнется противостояние, что может отразиться на детях…

— Зина, хотел бы спросить, как лучше сделать. Лукерия Батуринова предлагает ввести при Магвере дошкольный класс для детей с сильными магическими способностями, их силу надо направлять уже сейчас, таких детишек по Лиарду выявили аж двенадцать, как ты понимаешь, первым в списке идет Лучезар Руш, — он поморщился, — что за дурацкая фамилия? Затем Любава, потом Артемий Антипов Батуринов, как ты на это смотришь?

— Мы много говорили и с Таши и с дедами об этом, для меня это очень трудно, таких маленьких от себя отпускать, но я не магическая, понимаю, что нужно, особенно, после этого заклятья-проклятья, — я передернулась. — Сама вижу, что у них начинают проявляться какие-то новые таланты. Если Лучик маленький мог только сказать чистый или нет внутри человек, то теперь распознает оттенки, такие как радость, боль, обида. Мы уже давно знаем, что деточка вранье не признает, он просто перестает с такими разговаривать. Любава же потихоньку усиливает свое умение лечить, опять же не всех, а кто ей чем-то приглянется, вот так Мстидару лицо хорошо подлечила. Но широкий шрам не убрала, все обсмеялись, когда объяснила, что не хочет, чтобы все видели, какой он красивый.

— Мстидар… да, он в давние времена был очень видным, девки, по выражению кота, на нем висли гроздьями, сильный, верный, надежный… Если он действительно пара для дочушки, то я буду рад. Но не думаю, что он пошутил, такой браслет барсовые одевают только своей паре, странно, как малышка смогла это понять?

— Малышка сказала, ниточка вот появилась, когда эти кошки прибежали, и я по ней пошла, а там такой красивый стоит, сильный, и глазик у него болит и душа, я и полечила, и не отдам никому.

— Да, это наше родовое — не отдам никому, — улыбнулся Дим. — Я давненько стал замечать за Арди, что он часто сияет, все не мог понять, сначала думал — женщина появилась, но нет, а оказывается, у него внуки замечательные имеются. Я хочу поблагодарить тебя за детей, мне самому сейчас противно за свои слова, что я наговорил тогда, в Тилье, надеюсь, ты сможешь понять и забыть их.

— Я понимаю, у Вас был шок. Кстати, завтра утром ваш шрам, что сегодня усиленно наглаживала дочка, станет тоненькой ниточкой. Она умеет определять самое больное место и потихоньку его подлечивает, но неосознанно, специально лечить не будет, говорит, когда вижу, болит сильно, хочу погладить.

Дим виновато как-то сказал:

— И ещё… мне трудно про это… но надо… тогда на поляне… я вел себя мерзко, но не мог я вступиться. Не знал, кто из приехавших друг, а кто враг, и если бы заступился, то подвел тебя под удар. Тебя потом этот изодранный искал, был там, но «Глаз» — он мало кому открывается, а на дом Антипа наложил ведовскую личину, кому не надо — полуразрушенная халупа. Жалею, что тогда отпустил пострадавшего в родовое имение, надо было как и того, что монеты швырял… ну да теперь никто не сможет покуситься на мое.

Светило меж тем подошло к краю горизонта, небо и вода окрасились в малиновые, фиолетовые и темно-синие тона, я не выдержав, вскочила и полезла в воду по колено и закружилась в восторге:

— Боже! Как хорошо! — не замечая, как пристально наблюдает за мной Повелитель.