Но вряд ли вам будет интересно слушать всё это. Когда Халльдис взяла меня во Фродривер, Турид снова выдали замуж, на этот раз за Тородда, который разбогател, торгуя с Норвегией и островами, и она по-прежнему жила во Фродривер вместе с новым мужем. Но Бьёрн снова начал навещать её, сразу же, как только она вернулась в свой старый дом в Фродривер, но я узнала об этом лишь спустя годы, от сестры крёстного отца моего сына Снорри, которую я повстречала однажды на тинге, когда мы жили в Глауме. Если Бьёрн не замечал первого мужа, то с чего бы ему беспокоиться из-за другого? Тородд знал об этом, и очень злился, как и следовало ожидать. Тородд не посмел вызвать Бьёрна на честный поединок, ведь Бьёрна не зря считали лучшим бойцом Брейдавика. Нет, Тородд подкараулил его прямо перед рассветом, вместе со своими дружками Торисонами и парой рабов их было пятеро. Ту ночь Бьёрн провёл с Турид, и потом поехал верхом домой, поднимаясь от Фродривер на Диграмулл. Бьёрн убил Торисонов, и Тородд, этот надменный морской купец, бежал вместе со своими рабами. Бьёрн вернулся домой, залитый кровью, и все подумали, что он смертельно ранен. Но достаточно скоро он оправился от ран, и после этого случая его приговорили к изгнанию. Сначала он отправился в Норвегию, а затем далеко на восток, сражаясь за короля. Через девять месяцев после той ночной засады, у Турид из Фродривер родился сын: Кьяртан Тороддсон.

Пожалуй, самое радостное событие из моего детства, — это возвращение Бьёрна домой в Брейдавик. Я ведь рассказывала вам о зимних играх? Я любила его, Агнар, если маленькая девочка вообще может любить мужчину, который ей не отец.

Он всегда находил для меня время, а ещё, казалось, распространял вокруг себя дух путешественника, который повидал мир гораздо больше, чем мы. То было дуновение чего-то далёкого, неизведанного, чужих стран, совсем непохожих на наш маленький полуостров. Тем не менее, после возвращения, он никуда больше не ездил, кроме как через горы во Фродривер, но об этом при детях старались не упоминать. Мне кажется, частичкой своего разума я понимала, почему. Я уже не помню, кто рассказал мне, чей Кьяртан сын на самом деле. Я думаю, это потому, что слухи лишь подтвердили то, что я уже подсознательно знала. И всё же, я расскажу вам о моей первой встрече с Кьяртаном, в тот самый раз, когда Халльдис впервые взяла меня в Фродривер.

У Кьяртана был ящичек полный разноцветной гальки, ракушек и деревяшек, принесённых морем. Тем вечером я играла с ним возле очага. Я строила для него башни, а он ломал их и визгливо хохотал каждый раз, как мои замки обрушивались в прах. Тем временем, я слушала женские разговоры. Халльдис знала, что у меня острый слух, но Турид, казалось, была уверена, что я увлечена детской игрой. Меня это обижало; я хотела, чтобы она меня замечала. Но вскоре я позабыла об обиде и сосредоточилась на их разговоре. Я испугалась, хотя и находилась среди людей, в тёплом и сухом месте, и этот страх заставил меня испытать какое-то извращённое удовольствие.

— Никто не смеет выходить из дома в долину после заката солнца, — сказала Турид. — А всё из-за мертвеца, который не желал спокойно лежать в своей могиле. Послушай, что рассказал мне торговец Торгейр, ты ведь знаешь, он каждое лето объезжает побережье Брейдафьорда, он как раз и привёз мне эти бусы. Красивые, правда?

Халльдис взглянула на бусы.

— И что Торгейр рассказал о призраках?

— Всё началось с быков, на которых мертвое тело везли в долину к могиле. Его хотели отвезти подальше ферм, но чем дальше продвигались, тем труп становился всё тяжелее, и, в конце концов, животные больше не могли сдвинуться с места. Пришлось похоронить его прямо там, посреди лавового поля. Над могилой насыпали огромную груду камней, чтобы мертвец не смог подняться. Но и это не помогло, как и заклинания, чтобы удержать его в земле. В ту же самую ночь быки обезумели и бросились вниз с утёса, на следующее утро нашли их переломанные туши. Торгейр говорил с пастухом, который поведал ему, что это всё проделки мертвеца, и этим дело не закончится, тот потребует ещё и человеческую жизнь. Но пастух был рабом Арнкеля, и у него не было выбора. "Да, Торгейр", — сказал он. — "Я уже обречён, вот увидишь".

— Как только человек поверил в свою близкую смерть, он обречён, — заметила Халльдис. — Арнкелю следовало бы отпустить его.

— По ночам призрак принимался шуметь, — продолжала Турид. — Он садился верхом на коньке крыши и начинал стучать пятками по торфу, так что весь дом дрожал. Вдова не смогла вынести этого. Она лежала в постели, укрывшись одеялом с головой, не смея пошевелиться, пока не забрезжит рассвет. Так он и заездит её до смерти, как сказал Торгейр. Чёрный призрак её мужа сведёт её с ума.

Той ночью я лежала рядом с Халльдис на тюфяке и прошептала ей на ухо:

— Неужели мертвецы бродят повсюду? И в нашем доме они есть?

Она ответила не сразу. Прогоревший пласт торфа просел в очаге, и я увидела угольки сквозь брешь в торфяной пирамидке, они впились в меня, будто красные глаза.

— Там, где есть живые, — прошептала моя приёмная мать, — есть и мертвецы. Никому не хочется, чтобы его прогнали во тьму за край счета. Мы слишком привязаны к нашим близким, чтобы согласиться с этим. Поэтому мёртвые остаются с нами так долго, как могут. Возможно, там, где их любили и уважали, им дано обрести покой. А там, где их ненавидели, и, если у них достаточно сил, они будут продолжать бороться, так долго, насколько возможно. Даже здесь, в Исландии, мёртвых больше чем живых, потому что мы — третье поколение. Духи делают всё, чтобы оставаться с нами, пока мы их не прогоним.

— А как мы можем это сделать?

— Забыть их. Но именно так судьба обманывает нас. Ты не сможешь забыть нарочно, как бы не старалась. На самом деле, всё получается наоборот. Забвение приходит, когда твои мысли заняты чем-то другим. Забыть — вот единственный способ успокоить призрака навечно, но, когда тебе это больше всего нужно, ты не сможешь этим воспользоваться. Есть и другие заклинания, но они не так действенны. Духи продолжают существовать рядом какое-то время, иногда довольно долго, пока не останется никого, кто помнит их.

— Моя мама сейчас призрак?

— Твоя мама была хорошей женщиной, которая отдала тебе всё самое лучшее.

— Но я спросила совсем другое.

— Это единственный ответ, который я могу тебе дать.

Я размышляла обо всём этом и меня пробила дрожь. Я не совсем понимала, но была уверена, что не хочу жить среди призраков.

— Халльдис?

Она вздрогнула.

— Я думала, ты спишь. Никак не угомонишься?

— А если кто-то отправится в пустынные земли, где до него никогда не было людей, то там не будет призраков, так ведь?

— Лишь те духи, которых ты возьмёшь с собой. А теперь, бога ради, дитя, засыпай.

У Орма и Халльдис не было своих детей. Однако я научилась у Халльдис заклинаниям, которые помогают женщине забеременеть, предотвратить выкидыш и безопасно привести ребёнка в наш мир. Я не знаю, пыталась ли она когда-нибудь применять их на себе. Я могла бы спросить — я её не боялась — но никогда не задумывалась об этом, пока сама не родила первенца, а к тому времени спрашивать о чём-либо Халльдис стало уже слишком поздно. Хотела бы я иногда услышать её совет, и даже тогда, когда мы вернулись обратно в Глаум, я порой спрашивала себя, как бы поступила Халльдис в том или ином случае. Всю жизнь я пользовалась её лекарствами, хотя теперь с опаской отношусь к заговорам. Она использовала их без злого умысла; ведь тогда мы ничего не знали о новой религии. Но с тех пор я познала добро и зло, и стала осмотрительнее.

Как-то летом мы снова отправились во Фродривер, когда там, на берегу реки устроили большую ярмарку. Торгейр и множество других купцов приехали туда, они выставили на продажу столько прекрасных вещей, сколько я в жизни не видела. Также там проводили игры, и пировали прямо на улице. Турид нарядилась в красное платье, с настоящими золотыми застёжками, на её шее красовалось янтарное ожерелье. Она даже не заметила меня и разговаривала с нашим соседом Бьёрном, который только что вернулся из Норвегии.