Илья вмешался в толпу. Слесаря Васильева, очевидно, надо было искать где-то там, возле самодельной трибуны, на которой стоял молодой оратор. «Так и есть!» Илья увидел острый профиль знакомого лица, желтую щеку в оспенных рябинках и, пробравшись вперед, тронул Васильева за рукав.
— Что у вас?
— Мальчишку в станок затянуло, — ответил Васильев, даже не удивившись появлению Ильи. — Ограждений-то ведь так и не сделано!.. Решаем требования свои выставить… Не примут — забастуем! Ведь мы…
Он не договорил. Молодой парень, державший речь, спрыгнул с опрокинутого в снег деревянного ящика, и все закричали:
— Пусть Васильев скажет!
— А что говорить? — начал Васильев. — Надо не разговоры говорить, а наметить свои требования и послать депутацию к директору. Не уважит — будем бастовать! А сейчас я дам слово одному знающему человеку…
Он подал руку Илье, и тот взобрался на ящик.
Члены подпольного кружка знали Давыда. Они закричали:
— Тише! Тише! Слушайте!
Стало тихо.
— Товарищи!
Услышав это дорогое, запретное слово, толпа колыхнулась, сдвинулась теснее.
— Товарищи! Борьба за права рабочего класса требует прежде всего единения! Крепко ли вы решили бороться? Проверили ли себя?
Он обвел собравшихся суровым взглядом и прочел в ответных взглядах, что решение крепко…
— Бороться надо не только за сегодняшние ваши требования: за пенсию матери погибшего токаря, за установку ограждений к станкам… не только за прибавку платы и отмену штрафов… Цель борьбы рабочего класса — высокая!.. святая цель! За политические свободы! За социалистическую революцию!
Он заговорил о связи экономической и политической борьбы, о том, что только партия социал-демократов (только большевики) ведет рабочих по верному пути.
— Вот наша программа! Познакомьтесь с нею, внимательно прочтите и передайте своим товарищам!
Илья раздал пачку программ. Руки жадно тянулись к нему.
Илья энергично и быстро вел митинг. Он понимал, что администрация скоро оправится от замешательства и разгонит собрание, может и полицию вызвать. Скоро стачечный комитет был сформирован, и Васильев начал записывать требования, положив бумагу на ящик у ног Ильи.
В это время раздались крики:
— Полиция! Полиция!
Из конторы вышел пристав с городовым.
Илья спрыгнул с ящика, замешался в толпу.
— В чем дело, братцы? — миролюбиво заговорил бравый пристав. — Несчастный случай случился? Оно, конечно… Но владелец, братцы, поступит по закону и по милосердию. Матери будет пособие выдано.
— Пенсию требуем! — закричали в ответ. — Один был кормилец! Уморили!
Пристав внимательно стал вглядываться в толпу.
— Что значит «требуем»? — с угрозой спросил он. — Что значит «уморили», когда акт инспекции — по своей неосторожности? Эт-то кто говорит? Это ты говорил? А ну, выйди сюда! Ты, рыжий! Как его фамилия?
В ответ раздались гневные выкрики.
— В кутузку захотели? — взревел пристав. — Бунтовать? Это вам не пятый год, мерзавцы!
Толпа надвинулась на пристава. Могучий кузнец наседал на него, гудел в самое ухо:
— Тебе дано право людей мерзавить? Ты сам кто такой, из каких кистей выпал?..
Васильев говорил громко:
— Мы свои требования вырабатывали!
— Какие ваши требования? — кричал пристав. — А ну, давайте их сюда!
Ему отвечали насмешливо:
— Дураков нету. Когда надо, тогда и отдадим!
— Р-разойдись! — кричали полицейские, наступая на рабочих. — Разойдись!
Рабочие двинулись к проходной будке, уводя с собой членов стачечного комитета. Илья прежним путем выбрался с завода. Он шел по заснеженным улицам, освещенным редкими фонарями.
Радостное чувство борьбы переполняло его.
В самую глухую пору реакции — забастовка!
К Чекаревым Илья всегда проходил садом, чтобы не попасть на глаза хозяйке. У него был ключ от дверцы, обитой железом, которая выходила в глухой переулок.
Закрыв за собой эту дверцу, Илья постоял в каменной нише, зорко оглядываясь кругом. Сумерки уже сгустились в саду. Отсюда не видно было большого дома, — как стена, его заслоняла пихтовая аллея. Окна флигеля светились.
Илья на цыпочках поднялся на террасу и постучал ногтем по стеклу. Ему открыли.
В комнате плавал папиросный дым. На кровати лежала гитара, на столе стояли закуска и бутылка с пивом: чужой человек, войдя, увидит, что люди собрались на вечеринку…
Все уже были в сборе, только самого Чекарева ждали с минуты на минуту. Мария начала расспрашивать Илью, как ему работалось, как чувствует себя Софья. Возбужденно блестя глазами, чувствуя прилив бодрости, силы, Илья рассказал о митинге на заводе Яхонтова.
Стукнула дверь в сенях, Мария прислушалась и просияла: «Сережа!»
Действительно, это был Сергей. Он разделся на кухне, вошел в комнату и, не здороваясь ни с кем, остановился у стола. В его обычной сдержанности было что-то угрожающее. Русые брови резко выделялись на побледневшем лице.
— Товарищи! Нашего Лешу казнили… — Дрогнувшим голосом он добавил: — Почтим его память…
При слове «казнили» дрожь прошла по телу Ильи, дышать стало трудно, словно та веревка, которой удушили Лешу, сжала и его горло.
Удар грянул внезапно. Отец Алексея совсем недавно получил письмо от Августы из Казани. Она писала, что говорила с прокурором, что есть определенная надежда? дело кончится ссылкой, а в самом худшем случае — каторгой…
глубоким, вздрагивающим голосом начал Чекарев, и приглушенные голоса подхватили широкий, печальный и сильный напев. Только Илья стоял молча. Петь он не мог. Горло так и оставалось сжатым.
Над мужскими голосами поднялся полный слез, горя и звенящий в то же время горячей верой голос Марии:
Как-то благоговейно, точно перед свежей могилой, все закончили:
— А теперь за работу! — стукнув ладонью по столу, сказал Чекарев. — Все чувства наши переключим в работу… Чтобы кипело все!
Овладев собой, он заговорил:
— Товарищи! В декабре в Париже будет Пятая всероссийская конференция нашей партии. Мы должны будем послать представителя, а значит, надо собрать и подготовить материалы к отчету… О чем должен рассказать наш отчет? О кружковой работе, о связи с массами, с думской фракцией, о легальных методах… Показать, как мы боремся против кадетов, эсеров, как с меньшевиками… с отзовистами боремся… Фактов давай те больше! Фактов!..
Говоря о положении горнозаводского населения, не можем мы пройти мимо тяжбы ключевского общества с конторой из-за покосов… Но это я забежал вперед…
— Лукиян! — прервал Чекарева и вскочил с места маленький порывистый человечек с красно-рыжими кудряшками. — Вы что ж свалили в одну кучу и врагов революции, и так называемых «отзовистов»? Равняете?
— Не равняю я, — с досадой сказал Чекарев, — но еще раз скажу и еще раз напомню, товарищ Рысьев, что вы, отзовисты, жестоко ошибаетесь… И ваши ошибки мы замазывать не будем… Кто хочет высказаться по вопросу подготовки конференции, товарищи?
Началось деловое обсуждение.
Вдруг на дворе громко залаяла собака, и кто-го сильно и часто застучал в дверь.
— Тревога! — спокойно сказал Чекарев, откупоривая бутылку, и стал разливать пиво по стаканам.
Рысьев взял гитару, начал пощипывать струны, напевая вполголоса:
Мария пошла открывать.