Нина Попова

ЗАРЕ НАВСТРЕЧУ

Роман

ОТ АВТОРА

Много лет назад, когда я собирала материал для одной из моих первых книжек, на меня произвели неизгладимое впечатление документы, относящиеся к подпольной работе большевиков, к борьбе за Октябрь, к периоду гражданской войны на Урале.

Поразили воображение образы героев-большевиков, характеры которых — черта за чертой — раскрывались в воспоминаниях участников и очевидцев событий.

Так стали зримы, ожили Я. М. Свердлов, И. И. Малышев, Л. И. Вайнер, П. Д. Хохряков, Н. Г. Толмачев, М. О. Авейде, С. А. и М. А. Черепановы, С. И. Дерябина и другие.

«Я не смогу воспроизвести эти характеры, воссоздать эпоху… мало знаю, слабо подготовлена теоретически… Передо мной — годы накопления материала и знаний!» — думала я тогда, не предполагая, что свыше двух десятков лет потребуется на это.

Постепенно прототипы стали превращаться в героев будущей книги, в близких, дорогих спутников жизни.

Материал стал входить в сюжетное русло. Определился более точно круг действующих лиц. Окончательно созрела мысль написать трилогию.

«Как мне быть? — раздумывала я. — Если писать о действительных исторических событиях, если я дам подлинные имена, я не смогу свободно строить сюжет…

Нельзя столкнуть в романе людей, если в действительности один находился в определенное время в Екатеринбурге, а другой — в ссылке. Нельзя установить родственных или дружеских связей, если их не было».

И я решила: подлинных имен не давать, строить характеры и события на историческом материале, в соответствии с исторической правдой, но свободно, без документальной точности.

Когда меня спрашивают: «Сергей и Мария Чекаревы — это Черепановы?» — я отвечаю: «Нет! Это не Черепановы, хотя именно их светлые образы были передо мной, когда я писала Чекаревых». И правда. В личной жизни Черепановых не было той драмы, которую пережили Чекаревы. С. А. Черепанов расстрелян белогвардейцами в 1918 году, М. А. Черепанова умерла в ссылке.

Л. И. Вайнер, больной и физически слабый, пошел на фронт, был убит на подступах к родному городу и дважды был похоронен. Но Илья Светлаков — не Вайнер. Не было у Вайнера такого брата, и мать была не совсем такая, и у жены-сподвижницы не было ни мачехи, ни сводной сестры.

Возьмем Романа Яркова: в его характере слились черты многих, в его деятельности — факты из биографии нескольких человек.

Таким ли был начальник горного округа, как Охлопков? Функции Рысьева, Горгоньского, Котельникова выполняли ли в действительности люди, похожие на них? Не знаю. Здесь возможны лишь случайные совпадения.

Почему Екатеринбург назван Перевалом?

Сходные черты в обликах Екатеринбурга и Перепала есть, но события, происходившие в Екатеринбурге и других городах Урала, свободно соединены, и я не имела права назвать город Екатеринбургом.

К примеру, борьба за платиносодержащие земли на покосах в действительности происходила в Нижнетагильском и в Алапаевском горных округах, а не в Верх-Исетском, какой имеется в виду в романе. Мятеж «Союза фронтовиков» был, но в деталях своих происходил не так.

И во второй книге — о первых пятилетках, и в третьей — о наших днях я намерена так же свободно использовать материал, данный жизнью, как это сделала в романе «Заре навстречу».

Н. Попова

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В конце августа тысяча девятьсот восьмого года Илья Светлаков после долговременного отсутствия возвратился в Перевал.

Проезжая в извозчичьей пролетке от вокзала к центру, Илья внимательно глядел по сторонам. Улицы, перекрестки, даже выщербленные плиты каменных тротуаров — все будило воспоминания.

По этим улицам он бродил декабрьской ночью пятого года, выжидая, когда можно будет пробраться окольным путем на платформу к самому отходу поезда. Вон там, за длинным горбатым мостом, в домике под тополями, у «тети»-ткачихи — подпольщицы Пестовой — он встретился последний раз с Андреем и Лешей… Вон механический завод Яхонтова. Знакомая проходная будка, возле которой был митинг перед забастовкой… А вон и каменная тумба, игравшая тогда роль трибуны.

Дорога пошла в гору, и скоро с высоты крутого холма, на котором рядом с церковью стоял заброшенный, похожий на греческий акрополь дворец, Илья увидел весь город и дальнюю синюю гряду пологих гор.

Перевал, раскинувшийся по берегам реки и двух прудов, окольцован хмурым сосняком. На западе среди редкого лесочка видны купол, портик и часть колоннады заводского госпиталя. За лесом — трубы и корпуса самого крупного в городе металлургического Верхнего завода, дома Верхнего поселка. Небо над заводом всегда кажется задымленным, закопченным.

В центре Перевала четыре широких проспекта пересекаются широкими прямыми улицами. Среди густолиственных садов стоят украшенные лепкой и резьбой дома… дома с ротондами, с колоннами, с кружевными литыми решетками и розетками оград… Эти дома появились, когда в Перевал хлынула волна «дикого сибирского золота».

Тут и там сверкают крестами и куполами церкви. За стеной, осененной вековыми березами, богатый женский монастырь. Близ монастыря — архиерейский дом и духовная консистория.

Индивидуальность города подчеркивают канцелярия и дом горного начальника, гранильная фабрика на плотине, магазины с изделиями из уральских камней.

Таков живописный центр Перевала, окруженный плоскими окраинными улицами.

Домишки на этих улицах то стоят привольно «при огороде», то жмутся впритык друг к другу. Мелькнет вывеска бакалейной лавки, зарешеченные мелкой железной сеткой окна «казенки», коновязи у кабака, у харчевни… покажется на углу обшарпанный окаянный полицейский участок с подвальными окнами каталажки… двухэтажный публичный дом с раскрытыми настежь дверьми… и снова бегут ряды низеньких домишек.

Несколько минут перед Ильей лежал как на ладони весь Перевал с его живописным центром и жалкими окраинами… Потом лошаденка рысцой спустилась с холма, и видима стала только одна прямая длинная улица.

Как она ему знакома!

Вот купеческий дом… Скучный фасад его оживлен лепкой, изображающей колонны, — они как бы подпирают высокий мезонин. В этот мезонин ведет со двора наружная лестница: можно войти, не тревожа купеческое семейство. Ясно представил себе Илья комнату, освещенную висячей семилинейной лампой.

Встали в воображении, как живые, товарищи — слушатели подпольной школы пропагандистов… Доски, укрепленные на табуретках, служат скамьями, но мест не хватает. Двое сидят на краешке кровати, трое на подоконниках. Под лампой стоит Андрей. Он запомнился именно таким: волна черных волос, густые подвижные брови, острый взгляд, пенсне на шнурочке. Андрей говорит, сдерживая свой могучий, богатый оттенками голос, которым он потрясает сердца слушателей, когда говорит с трибуны.

…В просвете улиц сверкнула водная гладь. Пруд! Детство, купание, лодки! Да… а потом, под видом катанья на лодках, конспиративные собрания.

Пересекая Главный проспект, Илья увидел портик горного училища, своей «альма матер». Блеснули зеркальные окна Русско-Азиатского банка, золоченые буквы вывесок: «Белье и конфекцион», «Второв с с-ми».

Проехали еще несколько улиц.

— Сюда? — спросил извозчик, указав кнутовищем на двухэтажный белый дом, где мать Ильи вот уже двадцать лет снимала квартиру.

Между двумя раскрытыми окнами висела подновленная вывеска: «Мадам Светлакова. Верхнее платье». Слышался стук швейных машинок. Два молодых голоса пели: