— Я всё утро хотел тебе это сказать… — пробормотал Сенцов, расправляя воротник.

— Что? — воскликнул Репейник, плотно вдвинувшись за компьютер и начав что-то на нём усердно делать.

— Что ты — лось… — по инерции выдал Сенцов и тут же запнулся:

— А-а о-о ы-ы… Тьфу! Нет… То есть, что Траурихлиген надул нас с «вышибалкой». Он специально сдался, чтобы мы от него отвязались… А сам…

— Вот это я сейчас и проверю! — отрубил Репейник и заглох, полностью погрузившись в виртуальную реальность.

Репейник копался вот уже полтора часа и даже ничего при этом не ел. Сенцов всё не уходил, ожидая, что потный, покрасневший Репейник выдаст ему какой-нибудь результат, однако Репейник всё молчал и лазал в каком-то Интернете или игрек-нете… Константин не знал, где именно лазает Репейник.

— Ну, нашёл что-нибудь? — осторожно спросил Сенцов, заметив, что Репейник прекратил терзать клавиатуру и уставился в монитор, надув щёки.

— Ничего! — выдохнул Репейник вместе с воздухом. — Ни зги!

— И… что теперь? — осведомился Сенцов, глупо ёрзая в кресле и от голода поглядывая на сэндвичи Репейника.

— Если за три дня ничего не найду — придётся запускать осциллятор и включать вам коридор переброса! — постановил Репейник и схватил один сэндвич правой рукой. — Съездите туда и глянете, что там творится, а потом, когда доложите — будем думать дальше!

Глава 183

Турист поневоле

Вся общага буквально, скакала на ушах. Последний сданный зачёт подарил её обитателям шальные крылья и поселил в их буйные головы вольный ветер. «Мученики науки» позволили себе шумно расслабиться и проявить неземную радость за десять дней до того, как на них громадой надвинется всепоглощающая сессия, после которой выживут далеко не все. Из окон в светлое майское небо вылетали музыкальные раскаты, и даже коменданты в этот день были не так уж и злы. Многие оболтусы не сегодня-завтра уедут по домам, и целых десять дней общежитие будет стоять сиротливым, опустевшим и тихим.

— Зачем она тогда о чувствах соврала?? — разрывались не очень голосистые исполнители поп-музыки в магнитофонных динамиках.

В комнате номер двадцать два на втором этаже, где жил третьекурсник Максим, тоже праздновали. Его соседи по комнате — отличник Вадик и бородатый рокер Карабас — пригласили каких-то своих друзей, которые заполнили собой всё небольшое пространство. Максим их не знал, хотя, какая разница? Он уже проглотил почти, что литр пива, и сидел, умиротворённый, как сытый дипломат. Кто-то принёс водки, завели музыкальную «карусель», и понеслась веселуха до самого утра… Танцы, водка, колбаса — кажется, копчёная, а может быть, и нет… Кто-то звонит кому-то с чужого телефона, девчонки хохочут. Ваты в голове Максима становилось всё больше.

— Береги, береги моё сердце… — ныли какие-то тоненькие и противные голоса не то в бумбоксе, не то в ушах.

А потом — мир сделался зыбким, как речная вода, перевернулся вверх дном… Максим, перебрав «кислоты», обрушился под развороченную кровать Карабаса, на которой восседало и покачивалось в спиртовом тумане человек восемь, и там мертвецким сном заснул…

Сознание возвращалось по частям, и первой в хаосе возникла дикая головная боль. Потом в пустоту ворвалась отлёжанная рука, потом — загнутая в неудобную загогулину левая нога, помятые бока, некий зябкий сквозняк и яркий свет… Максим распахнул глаза и сразу же зажмурился — до того ярким этот свет оказался. Он лежал на чём-то твёрдом, неровном, колючем и — вниз головой. Максим открыл глаза во второй раз — только осторожненько, по одному, и ужаснулся: он лежал животом на каком-то большом камне, что торчал посреди незнакомого поля, покрытого дикими ковылями. Что это?? Сон?? Ветерок подувал и приносил с собой очень странный запах чего-то, что подгорало, горело, или сгорело…

На кухне горит?? Но, нет, нет кухни. Максим протёр глаза: авось это всего лишь видение от избытка спиртного, и оно сейчас исчезнет?? Но — нет, не исчезло. Максим действительно, проснулся в поле, на камне, в пугающем одиночестве. Страх придал ему сил, он поборол головную боль и слабость, и вскочил на ноги. Его сразу же повело в сторону, Максим потерял равновесие и рухнул на коленки, около камня, что с недавних пор послужил ему жёсткой постелью. С неба на Максима светило солнышко и пекло ему макушку. Над ковылями порхали беззаботные белые капустницы. Максим понял, что это, скорее всего — прикол Карабаса — дружок всего лишь пошутил над ним, подговорил кого-то испугать Максима. Пока Максим был в отключке — его, возможно, взяли за ноги, выперли из комнаты и притащили на какой-нибудь пустырь неподалёку от общаги. За ним, наверное, сейчас наблюдают несколько пар глаз: попрятались, придурки, в кустах и смотрят, как он тут медузой ползает и кипит мозгами, соображая, где находится.

— Карабас, я всё понял! — крикнул Максим, снова водворившись на нетвёрдые и шаткие ноги. — Вылазь, давай, сайгак, щас костылять буду по тыкве!

Карабас молчал. И кто-либо другой — тоже, молчал. Глухо так молчали, словно вокруг никого не было — только вот этот вот суслик, который высунулся из норы, пару раз свистнул, а потом — почему-то припустил прочь прямо через открытое поле неизвестно, куда.

— Карабас? — неуверенно спросил Максим у пустоты.

Пустота откликалась лишь щебетом ласточек и свистом стрижей, что ракетами проносились над головой.

— Карабасыч?? — испуганно позвал Максим, всё чётче осознавая, что все кусты пустые, никто там не сидит, не наблюдает, и вообще, его все бросили.

Кроме щебета ласточек и шума ветра откуда-то издалека долетал до слуха какой-то неясный грохот, словно бы там вовсю запускали петарды. Максим не понял, что это грохочет, он повернул голову и глянул в ту сторону, где грохотало, и увидел, что там сгущаются тёмные тучи, пронзаемые белесыми и оранжево-жёлтыми вспышками. Гроза? Какая странная гроза… А земля под ногами меленько дрожит, будто где-то вблизи валится что-то тяжёлое…

— Эй? — Максим уже не надеялся на Карабаса — ему бы хоть какого человека тут найти.

— Ты чего стоишь, как пень? — за спиной раздался резкий чужой голос, и тяжёлая рука больно хлопнула по плечу, едва не повергнув больного с похмелья Максима в траву. — Здесь сейчас фашисты будут! Давай, рой окоп!

Незнакомый парень в чём-то драном, грязном и зелёном сунул в руки Максиму странную лопатку и показал пальцем вниз.

— Копай! — настаивает. — Тьфу, стиляга! — презрительно плюнул он, критически осмотрев футболку и джинсы Максима.

Максим опешил. Нет, он просто остолбенел. Какие фашисты?? Какой окоп?? Это… розыгрыш?..

— А… где Карабас? — промямлил Максим, глупо держа врученную лопатку на раскрытых ладонях.

— Тунеядец! — оценил его незнакомый парень и повернулся, чтобы куда-то идти. — Сейчас, товарищу комроты про тебя доложу, будешь знать, как валять дурака!

Парень куда-то убежал, сверкая запачканными неказистыми сапогами, а Максим всё ещё торчал около камня, на котором проснулся, и тупо разглядывал лопатку.

— Этот? — вопросил поблизости другой чужой голос — более низкий, авторитетный, как у препода.

— Он! — ответил парень в зелёном.

Перед Максимом вырос немолодой человек в какой-то военной форме, но без погон, с красной звездой на странной надвинутой фуражке. Он просверлил Максима крайне недоверчивым взглядом из-под опущенного козырька, потом — подёргал его футболку, синюю с надписью «I ♥ Rock», и пробормотал под свой крупный нос:

— Шпион? Нет…

— Я… студент… — робко начал Максим, не выпуская из рук лопатки.

Незнакомец в фуражке хмыкнул, отцепился от Максимовой футболки, схватил рукой свой подбородок и задумался.

— Взять под стражу, товарищ комроты? — осведомился парень в зелёном, пристраивая на голову пилотку такого же зелёного цвета.

— Глущиков, продолжить рыть окоп! — отослал парня «товарищ комроты», не спуская с Максима удивлённых голубых глаз.

— Есть, продолжить рыть окоп! — Глущиков едва не потерял пилотку, когда вытянулся, отдавая честь.