— Здорово, брат! — встретил его постоянно весёлый голос Репейника, Сенцов застрял, а Репейник, который восседал на своём обычном месте за компьютерами, отгрыз кус от аппетитной пиццы и довольным тоном сообщил:

— Слушай, Старлей, я установил в бессбойном боксе твоей Кати видеотранслятор и передатчик — можешь глянуть на неё и даже поговорить, если хочешь!

Услыхав эти слова, Сенцов мгновенно забыл про Траурихлигена, про его деосцилляторы и глобальные катастрофы. Какой-то гипотетический Траурихлиген, который, может быть, уже погиб, подождёт, ведь Константин, наконец-то сможет поговорить с живой Катей!

— Покажи мне её… — взмолился Константин. — Пожалуйста… — он даже забыл, что собирался вешать Репейнику лещей.

— Один момент! — кивнул Репейник, отгрыз от пиццы ещё один кус и затрещал на одной из своих клавиатур. — Туда смотри! — его падец упёрся в здоровенный монитор, повешенный на стену, и взгляд Сенцова машинально переместился к нему.

Тёмный монитор «ожил» и засветил заставку в виде двух котят и огромного клубка зелёных ниток. Константин таращился на этих котят и видел, как они сменились скучной вереницей белых букв на синем фоне, а потом — монитор отразил унылое мглистое помещение с серыми стенами и металлическим полом. Посреди помещения торчала одна ободранная кроватка с железными ножками, а на кроватке ютилась Катя, поджав под себя обе ноги и понимутно оглядываясь по сторонам.

— У неё в боксе такой же монитор, а у тебя над башкой — видеокамера! — сказал Сенцову Репейник, небольно ткнув его локтем в бок.

— Ты что, не мог ей нормальную кровать принести? — рыкнул Сенцов. — Она же спятит на такой развалюхе! Это же не карцер в конце-то концов!

— Эта кровать хроностабильна! — непоколебимо отпарировал Репейник. — Я установил это на опытах: советские железные кровати индифферентны к колебаниям континуума, а современные, из ДСП — пробрасываются вместе с туристами куда попало! Не мешай мне, Старлей, сейчас, я передатчик включу — сможешь поздороваться!

Репейник вновь завозился с клавиатурой, а Сенцов взглянул на монитор и увидел, что Катя повернула лицо и смотрит прямо на него.

— И не глазей так — она в монитор смотрит, а камера прямо над монитором висит! — объяснил Репейник. — Дававй, здоровайся — я включил!

Константин набрал в лёгкие воздух и… заглох. Его лицо покрылось потом, а слова застряли — из-за чувства вины он даже буковки выдавить не мог.

— Костя… — первой заговорила Катя — её голосок, заплаканный, слабенький зазвучал из динамика и даже испугал Сенцова.

— Что со мной? — вдруг спросила Катя, глотая слёзы. — Мне кто-нибудь скажет?

— Ты, сестрёнка, нехрональна! — закаркал Репейник, отпихнув от передатчика Сенцова. — И будешь в боксе сидеть!

— Репейник! — разъярился Сенцов и едва не задвинул Репейнику затрещину — побоялся лишь того, что последний обидится и больше не покажет ему Катю.

— Что? — огрызнулся Репейник, всё не подпуская Константина к передатчику. — Я ей правду сказал, потому что она будет сидеть у меня в бессбойном боксе до тех пор, пока я не пойму причину её нехрональности!

— Можно мне? — Сенцов всё рвался к передатчику, но Репейник ненавязчиво пихнул его и сказал:

— Я установил эту систему, потому что так удобнее её допрашивать: скафандр-то мешает! Я позавчера так намучился, что плюнул и решил через передатчик допрашивать!

— Так ты её ещё и допрашивать будешь? — возмутился Сенцов, ведь Катя и так сидит в боксе, как в тюрьме, боится тут всего, а ещё и допрос…

— А как же? — удивился Репейник. — Что я узнаю, если не буду допрашивать? Ты же хочешь, чтобы я её скорее выпустил?

— Хочу, — признался Сенцов и осведомился:

— Ты её хоть кормил?

— Четыре раза в день кормлю! — проворчал Репейник. — Я ей мивину уже не даю — не ест — из отеля «Рицци» приходится везти ей шлюмпимпинеллу! Да и посуду за ней знаешь, как тяжело убирать? Она же у тебя кусается, как лев! Я уже и сам хочу избавиться от неё поскорее!

— Ладно, допрашивай… — вздохнул Сенцов, жалея бедняжку Катю и всё больше злясь на проклятого Траурихлигена.

Репейник поёрзал в кресле, доел пиццу, не предложив Сенцову ни миллиграмма, и потребовал от Кати голосом следователя Крольчихина:

— Расскажите последнее, что вы помните перед тем, как оказались здесь!

Сенцов неотрывно смотрел на монитор видеотранслятора и видел, как Катя зябко ёжится, примостившись на краешке своей старенькой кроватки.

— Я… — всхлипнула она, вытирая глаза руками. — Я… пошла в ларёк, за хлебом… Я только двор прошла… А потом очнулась тут… Что со мной?

Репейник проигнорировал Катин вопрос. Он поглядел в потолок, а потом опять начал спрашивать:

— А что с вами было накануне? Вы не помните ничего необычного?

— Я… ходила на работу… — пролепетала Катя. — Пришла домой, приготовила ужин… Я уже давно чувствовала себя неважно… Подозревала, что беременна… — она вдруг проявила откровенность: уверовала, видно, что Репейник её спасёт, а Сенцов чувствовал, как в нём поднимается непонятная злость… На самого себя, ведь только лишь сам Сенцов виноват в том, что Катя ушла к Степану…

— Ей мозги обработали каким-то полем, от которого её тошнит! — негромко сказал Репейник Сенцову. — Возможно, оно и сейчас на неё дествует и является причиной её нехрональности! Я должен разобраться, что за поле — только тогда я уберу её остаточный след!

— Когда я смогу пойти домой? — пропищала из передатчика Катя, заставив Константина вздрогнуть. Он бы сказал ей, что завтра, или даже сегодня, но не может, потому что это — наглое враньё…

— Отлично! — просиял Репейник, сбив Сенцова с мыслей, и показал Кате через видеокамеру фотографию Сенцова.

— Вы знаете, кто это? — осведомился он, прекрасно зная, что Катя сейчас видит Сенцова у себя на мониторе так же хорошо, как и эту фотографию.

— Костя, — ответила Катя. — Он же около вас сидит… Зачем фотография?

— Отлично! — снова просиял Репейник. — Соображать не разучилась. А кто я такой?

— Милиционер… какой-то… из Костиного отдела… — неуверенно протянула Катя, не зная, куда деть свои руки. — Я вас раньше не видела… Вы, наверное, новенький?

— Новенький, — согласился с ней Репейник, и снова спросил и выставил к камере ещё одну фотографию — теперь уже — Траурихлигена:

— А это кто?

— Бандит… — проронила Катя. — Этот… как его… Буквоед… или Суслик… Извините, я не помню точно, кто это…

— Хорошо, — похвалил её Репейник. — Спасибо, гражданка Селезнева, на сегодня хватит!

Репейник, наконец-то, дал Кате покой, вырубил передатчик и повернулся к Сенцову.

— Она помнит Траурихлигена! — выкрикнул он в самое ухо Константина, чуть не сдув его с кресла на пол.

— Не уверен… — пробормотал Сенцов, злясь на то, что не может вставить слово и рассказать Репейнику про доктора Барсука.

— Ну и что, что она назвала его Сусликом? — взвился Репейник. — Она всё равно его помнит, и мой диагноз таков: после того, как я пытался снять с неё след, а Красный поработал «вышибалкой» — ей ничего из этого не помогло, потому что на неё действовало это поле, назовём его «полем Z», она была усыплена, поэтому ничего не могла нам сказать. Вы с Красным оставили её дома, а потом, уже после этого с ней снова поработали «вышибалкой»! Но на неё всё ещё дествовало «поле Z», поэтому её память стёрлась не до конца!

— И кто же это приходил к ней после нас? — тупо пробухтел Сенцов, сбитый с толку трещанием Репейника.

— Траурихлиген! — заявил Репейник и тут же хлопнул себя по лбу, едва не свалившись на пол.

— Чё-ё-ёрт! — заголосил он, взмахивая руками. — Да Барсук мне это две недели твердил! Чёрт, вот это я самшит! Чёрт! Он мне твердил, а я? Упёрся рогом, как лось, и всё блеял, что это невозможно! Старлей! — Репейник схватил Сенцова за воротник рубашки так, что затрещали несчастные нитки.

— Что? — выплюнул Сенцов, начиная задыхаться, потому что Репейник сдавил ему шею.

— Я — лось! — всхлипнул тот и выпустил изрядно смятый воротник.