Где-то в близком лесу заливались пением громкие сверчки, а замаскированные следователи широким шагом приблизились к высоким «замковым» воротам и их мрачному стражу.

— Пароль! — лаконично потребовал суровый крепыш с подбитым глазом, скалою заступив вход.

— Форсаж! — уверенно сказал Крольчихин, показав пальцами правой руки «секретную» «козу».

Крепыш молча кивнул и отодвинулся в сторону, пропуская следователей к тяжёлой на вид двери, сколоченной из толстых досок и укреплённой полосками стали. Крольчихин потянул за толстое стальное кольцо, служившее этой двери ручкой, и ощутил всю её тяжесть. За дверью скрывался сыроватый, мглистый коридор, похожий на коридор в настоящем замке из далёкого средневековья. Трещащие факела, вставленные в массивные стальные кольца и привешенные к серым каменным стенам усиливали это впечатление до такой степени, что казалось, вот-вот из-за угла покажется бледный измученный призрак, или же грозный прямоугольный инквизитор с топором… Продвигаясь вперёд по коридору, Федор Федорович заставлял себя не оглядываться по сторонам: несолидно как-то, да и зачем, ведь никаких призраков в природе не бывает. Крольчихин шагал широкими шагами, выбивая берцами гулкий топот и ворчал под свой нос:

— Ну и нагородили! Чёрт, у меня от этих факелов аллергический насморк!

Следователь и правда, чихнул уже раза четыре, громко сморкаясь в носовой платок. К счастью для него коридор оказался недлинным, и вскоре на пути возникла ещё одна дверь — такая же, как и предыдущая, и тоже снабжённая металлическим кольцом. Крольчихин спихнул эту дверь со своего пути ногой — хотел как можно быстрее избавиться от чада и проклятого насморка, из-за которого он уже почти не мог дышать.

За дверью следователей поджидал обширный полутёмный зал, наполненный раскатистым грохотом тяжёлой музыки, уставленный тяжёлыми столами из неструганного дерева, заполненный удушливыми облаками табачного дыма.

— Тьфу ты, чёрт! — фыркнул Крольчихин, который не курил и которого от проклятого дыма тошнило. — Из одной камеры в другую, чёрт, фашисты!

— Василич, а они, кажется, правда, фашисты! — негромко проворчал Федор Федорович, который обратил внимание на барную стойку, увидал за ней весьма косматого бармена, а за спиною бармена — огромный яркий флаг, изобразивший толстую чёрную свастику на красно-белом фоне.

— Сейчас мы их прошерстим! — громыхнул Крольчихин, пропадая от навязчивого насморка.

Следователь двинулся к ближайшему столику, за которым торчали два субъекта. Одному было далеко за пятьдесят. Отяжелённый пивным пузцом, обтянутым вылинявшей футболкою с зубастым черепом, он продолжал глотать пиво и громко рассказывать полуфантастическую итсторию о том, как в лучшие годы он победил целую банду байкеров. При этом он старчески покашливал и мотал своей башкой, которая на макушке имела блестящую лысину, а на затылке — несла тощий поседевший хвостик. Сосед его был «зелёный» подросток с прыщиками на лбу и огромной гривою, как у льва. Подросток пиво не пил — перед ним стояла кока-кола. Он с вдохновенным видом слушал пожилого соседа, а Федор Федорович подумал, что возможно, это его папа… а может быть и дедушка…

— Так, а Кирьяныч здесь кто? — перекричав музыкальный «рык», осведомился Крольчихин у «зелёного» подростка, в один шаг покрыл полтора метра и придвинулся к их столику вплотную.

— А, вон он! — ответил тот срывающимся подростковым голоском и кивнул растрёпанной башкою на барную стойку, в сторону бармена.

— Спасибо! — сухо поблагодарил Крольчихин, и они с Федором Федоровичем уверенно двинулись как раз к тощему длинноволосому бармену, который держал в руке серую тряпку и старательно протирал фашистскую каску, привинченную к барной стойке.

— Будут бить! — Федор Федорович услышал, как пацан шепнул эти слова своему соседу по столику, и едва подавил смешок.

Барная стойка в клубе «Вперёд» была устроена так: сама стойка, стилизованная под булыжную стену, аппарат для коктейлей, а на стене, за спиною бармена висит яркий чёрно-бело-красный флаг Третьего Рейха.

— Кирьяныч? — осведомился у косматого бармена Крольчихин, опершись локтем о фашистскую каску, которую Кирьяныч начистил до блеска.

— Ки-ки… — принялся заикаться бармен, потрясая своими длиннющими, жирными волосами, которые он моет, наверное, раз в год. — Кирилл Кириллович — это мои имя-отчество, а Кирьяныч — это кличка…

— А где у вас пожарный выход? — Крольчихин задал неожиданный вопрос, сбив Кирьяныча с толку, и тот, поморгав рыбьими глазками, показал рукою на неширокую деревянную дверцу коричневого цвета, которая ютилась за его спиной, около рейхсштандарта.

— Так, идём, Кирьяныч! — Крольчихин внезапно шагнул за стойку, накинулся на бармена, словно лев, тут же заломил ему руку и повёл к этому самому пожарному выходу.

Федор Федорович ногой спихнул с пути деревянную дверь и вышел из прокуренного зала в сырую и прохладную мглу ночи. Вслед за ним Крольчихин выволок Кирьяныча, завёл последнего за толстый дуб и поставил на коленки прямо на грязную, сыроватую землю.

— А-айй… — ныл бармен, слабо дёргаясь в милицейском захвате. — Не бейте меня… Умоляю… Вчера только били…

— Мы тебя бить пока не будем, — сообщил ему Крольчихин, не ослабляя захват. — Только зададим несколько вопросов.

— Я… я… отвечу… — проблеял Кирьяныч, едва не пуская слезу. — Только умоляю, отпустите руку: мне её недавно вывихнули!

— Не убежишь? — уточнил Крольчихин.

— Некуда мне бежать! — хныкнул Кирьяныч, скользя в грязи своими дурацкими кожаными брюками.

— Ладно… — проворчал Крольчихин и бросил руку бармена.

Кирьяныч схватил покалеченную руку здоровой, трепетно прижал её к телу и взглянул на следователей затравленными овечьими глазами.

— Вы думаете, легко мне работать тут барменом? — плаксиво осведомился он, весь перемазавшись в грязи. — Кто вы вообще, такие?

— Я — пасхальный кролик! — заявил Крольчихин, не желая пока выдавать, что они с Федором Федоровичем из милиции.

— Пасхальный кролик! — Кирьяныч почему-то страшно перепугался, задрожал весь, схватился за дуб, а Федор Федорович даже в неверном свете из мизерного окошка увидел, как его тощее носатое лицо покрылось синеватой бледностью трупа.

— Вы чего? — удивился Федор Федорович.

— Вы от него, да? — прошептал Кирьяныч, чуть ли не срываясь на истеричные рыдания.

— От кого? — с удивлением уточнил Крольчихин.

— От Терминатора… — прошептал Кирьяныч. — Он тоже всем говорил, что он — пасхальный кролик…

— Ясно! — Крольчихин даже обрадовался. — Значит, вы хорошо знаете Терминатора! Расскажите-ка нам, кто он такой?

— Та, не знаю я, кто он такой! — пробулькал Кирьяныч, рюмсая, словно маленький мальчик небольшого ума. — В один прекрасный день он пришёл в клуб с автоматом и начал требовать от нас оружие…

— И вы познакомили его с Утицыным, — закончил за Кирьяныча Крольчихин.

— Да, не… — пролепетал Кирьяныч. — Я не знакомил… я просто показал ему Буйвола… то есть, Утицына, когда он зашёл в зал… и дальше я не знаю…

— Не врёшь, Кирилл Кириллович? — надвинулся Крольчихин, несильно пнув бармена для острастки.

— Нет, ей-богу, вот вам крест! — залепетал Кирьяныч, держась за дубовый ствол так, словно бы тот его спасёт. — Мы в клубе Терминатора все боимся, а Буйвол… то есть, Утицын — он бандит, часто приходил с пистолетом, поэтому я и сказал про него Терминатору… Я испугался, что он меня пристрелит… и отбоярился…

— Понятно! — отрубил Крольчихин, повернулся и зашагал назад, к пожарному выходу, чтобы вернуться в клуб. — Трусло! — определил он Кирьяныча. — Мать родную продаст, чёрт!

— Давай, посидим тут, подождём — может быть, «Терминатор» и сегодня заявится? — предложил Федор Федорович, когда они с Крольчихиным вновь оказались под каменными сводами клуба «Вперёд», обошли барную стойку и попали в просторный, и донельзя прокуренный зал.

— Давай, — согласился Крольчихин, широко шагая мимо занятых дубовых столов. — Сейчас, только Кирпичёву позвоню — пускай, подтянет сюда своих: как только придёт «Терминатор» — мы его упакуем!