Геннадий попытался взять ее на руки. Но обмороженные руки не слушались его, он не мог ее удержать.
Тогда Фермер обхватил Роззи, поднялся и осторожно пошел к ледопаду, навстречу людям. В ледопаде горели огни. Красные отсветы метались по стенам трещин. Люди спешили вверх.
Федя прижимал девушку к себе, стараясь ее согреть, и спрашивал у нее:
— Ты слышишь, Катя?! Очнись! Ты слышишь? Я люблю тебя, Катя…
Геннадий шел сзади. Один Миллионер, спотыкаясь, как пьяный, бегал по кругу. Он понимал: по протоптанной тропке ходить легче. Он продержится. Он не замерзнет. Его тоже спасут…
![Синие горы (сборник) i_004.png](https://litlife.club/books/311211/read/images/i_004.png)
КОНЕЦ ЦВАНГЕРА
![Синие горы (сборник) i_008.png](https://litlife.club/books/311211/read/images/i_008.png)
Худяков сдержал обещание. Он приехал в лагерь и рассказал о том, как был пойман Цвангер…
Вот как все это происходило летом и осенью 1942 года.
… Над степями стоял горький дым пополам с пылью и закрывал солнце. Горела пшеница.
А здесь, в Светлой поляне, было тихо, но тревожно. Смутный гул боев доносился сюда, и все напряженно прислушивались к нему. Наверху по-прежнему сияли снега. Клубясь, медленно нарастали башнеподобные облака; тень от них набегала на склоны, и казалось, горы тоже прислушиваются к чему-то и хмурятся.
После полудня, в самую жару, через поселок прошли к перевалу студенты какого-то института. Старенького профессора несли на носилках.
И сразу за ними появился прощелыга и вор — Мирза Мирзоев, в новой черной бурке, на горячем тонконогом коне. Мирзоев прогарцевал к заповеднику.
— Видишь? — спросил он у Худякова, который, открывая вольеры, выгонял на волю подопытных животных.
— Вижу. Где украл?
— О! Минэ теперь еще много ест. Как у мой дедушки-княз.
— Тоже грабил, — презрительно сказал Худяков.
— A-а, собака! — остервенился Мирзоев. — Всех ре́жим скора. На, получай!
Выхватив нагайку, Мирзоев хлестнул Худякова по лицу, круто вздыбил коня и ускакал, трусливо пригнувшись к луке.
Худяков вытер ладонью кровь с рассеченного лица. Глаза его были сухими и горячими. Не Мирзоев страшен. Страшны те, кто ползут и ползут, как саранча, там, по степи, со своими танками.
К вечеру в поселок пришла рота красноармейцев. В ней было не больше тридцати человек, с почерневшими лицами и потрескавшимися от жары губами.
Они уже видели смерть, и поэтому здесь, в Светлой поляне, где было еще так тихо и мирно, их воспаленные глаза смотрели как-то недоумевающе. В короткие часы отдыха, которые остались им, наверное, до утра, они занялись солдатским делом — стиркой портянок и пропотевших нательных рубах. Но вскоре все это перешло в руки светлополянских женщин, а красноармейцы, кроме тех, кто стоял на постах, разлеглись на траве в тени под чинарами и сразу заснули.
В одном из спящих кое-кто из светлополянцев узнал известного альпиниста Андрея Тонкого, но будить не стали. Пусть спит.
Утром появились уже хорошо знакомые своими зловещими очертаниями самолеты и, покружившись над Лысой горой, высыпали десант. Было видно, как падал он вдалеке большими белыми хлопьями, как снег с ясного утреннего неба; и от этого поганого «снега» щемило сердце и сжимались кулаки.
Идти уничтожать десант было бессмысленно: десантников впятеро больше; кроме того, склоны Лысой горы поросли густым лесом, и где десантники спустятся в долину, — угадать было невозможно. Оставалось ждать врага у моста. Дорога выводила только сюда.
Но проходили часы, а десантники не появлялись. По дороге к мосту время от времени подходили и подъезжали на повозках усталые, запыленные люди, и их молча пропускали в сторону перевала. Солнце поднялось высоко и ослепительно сияло в безоблачном небе. От реки веяло прохладой. В прозрачной зеленоватой воде, за камнями, смутно виднелись тени форелей. Тихо шелестели листвой чинары. Неумолчный шум реки успокаивал, усыплял.
Но все напряженно смотрели на Лысую гору и прислушивались. Куда девался десант?
Часа в два к командиру роты прибежал задыхающийся, с широко раскрытыми глазами десятилетний пионер Виктор.
— Они, — прохрипел Виктор, — там… — Он показал вверх по реке. — У Красных… скал… Стро… — Виктор шумно вдохнул воздух, — …ют переправу.
У командира роты, бывшего учителя, на секунду сжалось сердце. Нет, не от страха. Трудно даже сказать отчего. Оттого, может быть, что в этом мальчугане он увидел вдруг всех своих учеников, с которыми было подчас нелегко в той прошлой, довоенной жизни.
— Спасибо, — серьезно, как взрослому, сказал командир роты, вставая. — На вот тебе. — Он посмотрел вокруг; взгляд его остановился на планшетке. Командир роты вынул оттуда карту и документы. — Бери, бери. Это на память…
И, не дожидаясь, пока мальчуган уйдет, он вызвал сержанта Тонкого.
— Вот что, сержант. Они переправляются здесь. — Командир роты показал на карту. — Хотят отрезать. Рота пойдет туда. Надо помешать им переправиться. Ваша задача — охранять мост. Если мы, — командир роты подумал, — если мы не удержим, взрывайте мост. Он заминирован. Сами отходите к перевалу. Вы ведь альпинист, — невесело улыбнулся он. — Дорогу найдете.
Они помолчали, разглядывая карту.
— Сколько людей я могу взять? — спросил Андрей.
— Одного.
— Можно выбрать?
— Выбирайте.
— Пулемет?
— Да. Ручной.
— Разрешите идти?
— Погоди, — мягко сказал командир роты. — Давай простимся.
Оба понимали, что как у Андрея, так и у роты мало надежды пробиться к перевалу. И, вероятно, они уже никогда не увидятся. А связывало их после страшных дней в степи многое.
— Давай.
Андрей выбрал Рустама Калоева, смуглого подвижного азербайджанца.
— Нефти хатят. Панимаешь? — зло говорил он Андрею, кивая в сторону степи, когда они устраивались на берегу за камнями, выбирая лучший сектор обстрела. — Вот, пуля получат. — Калоев похлопал по стволу пулемета.
Андрей посмотрел на Лысую гору, на гребень, ведущий к Красным скалам, и вдруг подумал, что кто-то, хорошо знающий местность, руководил десантниками. Иначе они спустились бы к дороге, а не прошли с виду неприступным гребнем. Но кто? И вдруг он обозлился: «Кто, кто? Не все ли равно?.. Предатель!»
Послышался одинокий выстрел, а потом — словно прорвало плотину — тарахтенье пулеметов и трескотня винтовочных выстрелов у переправы наполнили долину. Там начался бой. На санаторной стороне тоже захлопали выстрелы, и вдруг из-за поворота вылетела к мосту повозка, на которой лежало несколько женщин, прикрывая своими телами ребят. Свесив ноги, на задке повозки сидел седобородый старик в нижней рубахе и в казачьей дореволюционной фуражке с красным околышем. Он время от времени вскидывал к плечу винтовку и, прицеливаясь во что-то, стрелял.
Повозка прогрохотала по мосту, и тотчас между стволами сосен на том берегу замелькали темно-зеленые фигуры.
— А-а-та-та-та-та, — повторял вслед за пулеметом Рустам, — а-а-та-та-та-та. Падаешь?! Нэ нравится!? Вот тебе нефть, вот тебе земля, вот тебе хлеб-лаваш!
Все накалилось. Солнце жгло спину и головы, от ствола пулемета веяло жаром; во рту пересохло, а вода неслась рядом.
Пули с того берега с визгом щелкали по камням, булькали в воде, со свистом проносились над головой.
Перед мостом было пусто. Никто уже не пытался подобраться к нему. Стало тихо и очень мирно. Рустам повернул потное радостное лицо к Андрею:
— Видал? Падают, понимаешь! Ты тоже хорошо стреляешь. Я…
В это время над головами послышалось зловещее пение мин. Сразу же совсем рядом на камнях заплясали красно-дымные огни разрывов, и Рустам, не договорив, уткнулся головой в пулемет.
— Рустам! — закричал Андрей. Мельком он увидел, что на том берегу зеленые фигурки снова отделились от сосен и побежали к мосту. Андрей привстал, поднимая тело Рустама, чтобы освободить место у пулемета, и вдруг почувствовал, как что-то горячее толкнуло его в спину.