Неожиданно одна из дверей коридора распахнулась, и моим глазам предстал кусочек просторного холла с крепкими каменными стенами и облицованными мрамором сводами. Комнаты, где не было видно ни конца, ни начала. Зала, внутри которого на высоких пьедесталах, подчеркивающих величие, с важным видом заседали голуби. Словно короли, словно правители, словно властители мира, уже поработавшие землю, они что-то обсуждали гордым и величественным тоном. Казнь? Способ убийства? План жестоких действий?

Казнь. Скорее всего, это именно она. Последнее заседание голубиного суда, знаменующего расправу с ненавистными предателями. После которого мы окончательно потеряем Максима, уже истратившего все свои демонические силы.

Суд начался, когда мы боролись с почвой, и теперь распространялся, расширялся, встряхивая стены здания. Голуби становилось всё ожесточённее; они в бешенстве перекрикивались, то ли споря, то ли ликуя, то ли переругиваясь — по правде говоря, это меня не слишком волновало.

Я металась по коридору, не зная, куда податься дальше. Уходить? Спасаться? Или все-таки искать Антона, обречённого на беды и мучения?

Но все мои мысли прервал выстрел, гулкий, резкий, стремительный. Выстрел, немного заглушившей шум голубиной перепалки. Выстрел пистолета! Пуля обрушилась на одного из голубей, прорезав огненную плоть, оборвав и рассыпав изломанные перья. Кажется, голубь взвизгнул — и принялся обращаться пеплом, сухим, безжизненным. Беспомощное создание и жалкий комочек перьев, склеенных демонической кровью! Стремительно уменьшившись, он рухнул на пол, потерянно распластавшись на мраморном парапете. Побеждённая страшная птица, уничтоженный демон, сильнейшее создание, навеки отправленное назад, в ад, в преисподнюю. Возвращённое домой.

Всполошившиеся и разъярившиеся, голуби принялись с азартом перекрикиваться и переругиваться, спорить и перебраниваться. Их продуманный план был подорван и в крах разрушен. Потому что вряд ли это входило в изначальный замысел, потому что, скорее всего, заседание суда обычно проходило в мирных условиях.

Оружие, которое только что применил Антон, спасло нас, позволив выиграть время. Теперь следовало бежать, нельзя было тратить ни мгновения: секунды сыпались, сминая голубиные перья, проторяя дорогу. Бежать. Срочно бежать…

А между тем Максим, оказавшийся в эпицентре голубиного переругивания, сумел вырваться. И направился вдоль коридоров, зазывая нас вперед, за собой, к выходу.

Сердце отчаянно билась, кровь ударяла в виски, перед глазами растеливалась туманная пелена. Ноги подкашивались от усталости, не желая нести меня вперед; коридор плыл абстрактными контурами, смешанными с пылающими точками.

Но голуби были близко, голуби преследовали нас, подбирались вплотную. Ещё немного — и, несмотря на птичье замешательство, мы могли бы попасть в их лапы. Снова оказаться на спинах и перьях, снова повитать под сводами потолка. Только теперь не вернувшись на землю: стражи вряд ли уже изощрялись бы с методом наказания, решив сделать с нами то же, что и с людьми на человеческих землях.

Я не видела ничего. От скорости захватывало дух, птицы мельтешили перед глазами разноцветными черно-оранжевыми пятнышками. Дыхание сбивалось, заставляя меня периодически замедляться: я, никогда всерьёз не занимавшаяся спортом, не привыкла бегать. Тем более — бегать так долго. Тем более — спасаться от ужасающих монстров, с неудержимой яростью жаждавших наброситься!

Кажется, перья Максима осыпались, а на его теле образовывались раны, глубокие, болезненные. Но он продолжал лететь вперёд, указывая нам выход. А звуки клича периодически нарушили гулкие выстрелы, которые осуществлял Антон, когда голуби подбирались совсем близко.

— Зовите Эльвиру! Скорее зовите Эльвиру! — закричал Макс, пытаясь заглушить треск демонического пламени. Затем он добавил ещё что-то, кажется, важное, но этого я не услышала: рокот и клич оказались громче, гораздо громче.

Но вот — выход. Я крепко схватила за руку Антона, с яростным азартом сжимавшего оружие. Нужно было звать Эльвиру, настало время возвращаться из адского безумия. Возвращаться, пока голуби не захватили нас, пока не пронесли по свободам бесконечного здания. Пока не размазали наши головы о каменные стены.

Я принялась громко и чётко звать Эльвиру, ясно рисуя в воображении место, из которого мы отправились в Предъадье. Место гибели Ани, уголок моего деяния и порока. Ненавистные заросли. Захваченный голубями город.

Все закрутилось, начав темнеть и метаться в пространственным круговороте. Где-то гордо вскрикнул демон, а где-то болезненно застонало чудовище, измученное, истерзанное. Изувеченное собственными обозлёнными сородичами. Но ничего из того, что с ним сделали, мы не увидели. Потому что уже летели сквозь пустоту, отдаляясь от ужасного места, которое, кажется, ещё надолго обещало остаться в моей памяти…

Глава 27. Проекция

Я все ещё пыталась отойти от Предъадья, злобного, холодного, бездушного. От угрюмых стен замка и магии. От демонических воплей и стремительно приближающихся голубей. От всего, что с нами там произошло, что приключилось в неизведанных проклятых землях.

Это было странно, жутко странно, ненормально и безумно — кажется, мы немного сошли с ума, но цели добились, потому что заветный пистолет теперь был в наших руках. И даже помог нам. Без него бы мы просто не выбрались, без него не справилась бы с полчищами голубей, охраняющих крепость.

Конечно, должную благодарность следовало отдать Максиму, но его уже с нами не было. И не будет. Никогда. Они убили его, окутали кровожадным пламенем, спекли тело и оперение. Они отобрали у него все: жизнь, деньги, облик. Теперь он был в аду, далёком, неведомом. Или нигде. Потому что ад он предал, а других путей для него, демона, просто не существовало.

Но лично я гордилась им как минимум потому, что быть голубем — не лучшая перспектива. С тупым видом ходить по улицам, клевать первые попавшиеся зёрнышки, изображая безобидных созданий, когда с перьев стекают реки крови, — странно это. Странно и непонятно. Особенно для меня, к счастью, родившейся человеком, а не голубем.

Да и, наверное, не просто странно — мерзко и отвратительно. Сторожить врата ада, наблюдать за угасанием душ, жаждать захватить мир? Зачем это? Нужно ли это? Сомневаюсь. Лучше уж достичь чего-то стоящего в человеческих рядах, чем прозябать в загнившем Предъадье, строя абстрактные планы по захвату мира. Или на земле. Во дворах, парках и на центральных площадях. Последнее — так и вовсе верх абсурда и глупости, на которые только способно живое и мыслящее.

Но теперь Предъадья не было, Предъадье осталось позади вместе с вымощенными камнем колоннами и крепостями, вместе с деревьями, корявыми корнями и бездушными болотами. Мы стояли посреди комнаты, пустой, тёмной, просторной. Пропитанной пылью и непонятными запахами.

Антон все ещё удивлённо косился на пистолет, так ловко и внезапно выстреливший в голубя. Оружие стало тёмным и мутным, запятналось кровью и грязью. Но оно было с нами. Мы могли защититься от голубей! И теперь уже не страшно было возвращение в мир, борющийся с бездушной армией, утопающий в безудержной панике.

Комната. Пустая, неприятная, но, кажется, смутно знакомая. Внимательно осмотрев её, я ощутила, как едкий холодок скрутил меня изнутри, словно чья-то рука принялась забавляться со всеми соками. И я вспомнила это чувство, вспомнила, где ощущала и осознавала его.

Совсем недавно, чуть больше недели тому назад, хотя в свете последних событий казалось, будто уже прошло больше года. Один из самых отвратительных, странных и мерзких моментов моей жизни. Рабство. То самое, куда затащили меня непонятные люди, то самое, из которого я сумела высвободиться благодаря Максиму, его отваге, умениям и навыкам и о котором старалась больше никогда не вспоминать. Как о сне. Глупом и кошмарном.

Мы стояли в комнате, пропитаний запахом гнили и падали, где некогда я очищала таинственные котлы от кусочков голубиных останков. Тогда я старалась и боролась с собой, работала, превозмогая жуткую тошноту, и выполняла сомнительные указания. Я унижалась.