Осознав, что пора действовать, мы запаслись оружием и поспешно покинули безопасное укрытие. Мама, ни о чем не подозревавшая, долго недоумевала, куда мы снова собирались, но уже даже не пыталась нас остановить. Как и в прошлый раз, она дала мне несколько советов и предупреждений, а затем просто смирилась, решив, что другого выхода все равно нет.

Мы добрались до того заброшенного здания, около которого Макс получил сообщение от Эльвиры, и остановились. Принялись ожидать опрометчивых прохожих, могших случайно появиться неподалёку: нападать в людной местности, несмотря на всеобщую панику, не следовало. Это бы только ухудшило положение и посеяло лишние страхи в сердцах людей.

Мы молча замерли в раскидистом сплетении теней, мрачно понурив головы. Никому не хотелось кидаться на мирных жителей, убивать, размазывать кровь — дикость. Мы все считали себя адекватными, но теперь об этом приходилось забыть.

Однако я, кажется, была неспособна. Борясь с опутывающей паникой, я вцепилась во влажную древесную кору и начала, словно кошка, драть её ногтями. Шершавая поверхность неприятно царапала кожу, но мне было все равно: так я почему-то чувствовала себя легче.

Тем не менее самой напряжённой из нас, как ни странно, выглядела Аня. Того спокойствия, что всегда сопровождало её, уже не было — кажется, она тоже чуть не паниковала. Она упорно старалась скрывать свою тревогу, но неудачно: её глаза блестели, в них метались искорки подступающего безрассудства. Оружие Аня доставать не решалась, словно чего-то всерьёз опасаясь. Она спрятала всё в чёрную сумку, которая ей досталась от Макса, и старалась не бросать туда даже мимолетных взглядов, пряча мешок в высоких травяных зарослях.

Где-то в ветвях протяжно чирикала мелкая птица, словно зазывая зловещие голубиные фигуры. Горящие крылья рассекали воздух, на отдаленных улицах кто-то душераздирающе кричал. Атмосфера стремительно накалялась.

Мне хотелось закрыть уши, чтобы не слышать щебетание, треск пламени, вопли, но не было возможности. Любой момент мог стать ключевым. В любую секунду мы могли сорваться с места и, думая лишь о Предъадье, накинуться на неповинную жертву.

И вот — настал этот момент. Напряжение сковало мои руки, ещё глубже впившиеся в шершавый древесный ствол. Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого. Сердце предательски часто забилось, тело отчаянно задрожало, а перед глазами предстал лишь один до жути яркий образ. Образ Предъадья. Та самая картинка, которую показал нам Макс незадолго до своего последнего отбытия. Ах, ну поскорее бы это закончилось!

Страшный миг настал тогда, когда неподалёку от зарослей появилась одинокая испуганная фигура. Какая-то пожилая женщина, закутанная в излишне теплую куртку, нёсшая в руках целлофановый пакет с продуктами. Непонятно, как она нашла работающие магазины в столь страшный момент, но нас это не слишком волновало. Увидев женщину, Аня, кажется, осознала, что уже некуда тянуть — нужно действовать. Это стало понятно по неуверенному жесту, который она сделала в сторону злосчастного пакета.

Она не решалась — я чувствовала это. Её руки дрожали, она немного поджала губы, силясь скрыть страх. А жертва равномерно приближалась, ни о чем не подозревая. Она осторожно раздвигала ветви, и ее шаги становились все громче, отдаваясь зловещим эхом. Голуби продолжали полет. Мелкая птица, сидевшая на ветке, чуть повернула голову в нашу сторону и защебетала ещё громче.

«Решайся!» — мысленно подбадривала я, но Аня, конечно, не слышала.

Башни Предъадья проявились на коре нечёткими образами, словно начав возникать из каких-то далёких и неведомых глубин. Лес вмиг стал другим, совсем другим — высоким, мрачным, опутанным вязкой кисеей неизвестности. Корявые пальцы провели по моему плечу, отчего я вздрогнула, невольно попятившись. Нет, это не пальцы — всего лишь ветвь, колыхавшаяся от дуновений ветра.

Антон взял меня за руку, пытаясь успокоить, а Аня решилась… Схватив нож, она резко сорвалась с места. Стремительным движением подбежала к женщине и, воспользовавшись замешательством жертвы, воткнула нож ей в горло.

Женщина слегка покачнулась и, не успев издать даже звука, рухнула наземь, истекая ручьями крови. Белая куртка вмиг стала красной. Из горла послышались какие-то хрипящие, свистящие звуки, от которых все внутри меня словно сократилось в упругую пружину. Я крепче прижалась к Антону, стараясь не думать ни о чем, кроме Предъадья.

Судорожное предсмертное бульканье, отдаленный треск пламени, вопли — все словно смешалось, слившись в единую картину кровавого безумия. Только птица, важно восседавшая на ветке, спокойно чирикала. Кажется, ей не было абсолютно никакого дела до людей.

Когда мы, наконец, приблизились к Ане, она выглядела ужасно бледной. Словно ещё немного — и она сама упала бы рядом с поверженной жертвой, задавшись кровавыми всхлипываниями. Её глаза потускнели, на лице засела странная тень, губы были сжаты в тонкую полоску. Она молчала, похоже, опасаясь что-то произносить. Но мы не нуждались в словах: мы и так все прекрасно понимали.

Я уже видела жуткие башни, выраставшие из мглы. И лес, и тропы, и мрак. Вечный мрак, обитающий в каждом уголке загадочного места. Тот самый, что отделял человеческие земли от владений нечистых.

Жестом приказав нам действовать, Аня распласталась на колючей траве. Её бессмысленный взгляд скользнул в сторону толстобоких туч. Волосы безжизненно рассыпались. Пальцы набрали маленькую охапку земли и крепко сжали её: наверное, это как-то помогало ей расслабиться, а может, скоротать время. Анна уже явно поняла, что ей пришёл конец. Хотя страх все ещё метался в её глубоких голубых глазах.

Мы достали ножи и осторожно подобрались к жертве, готовясь сотворить неминуемое. Предъадье, Предъадье, только Предъадье — ничего больше. Никаких сторонних мыслей — иначе все будет провалено, иначе ни в чем не повинная женщина погибнет действительно напрасно.

«Жаль эту женщину», — на миг подумалось мне, ощутившей какой-то неприятный осадок в душе.

Однако эти мысли тут же заменили другие, более тяжёлые и мучительные. На меня нагрянуло полноценное осознание того, что я планировала сделать совершенно безропотно, как банальную детскую шалость. Я должна была поучаствовать в расчленении живого человека. Это звучало дико, страшно и безысходно — и я почему-то внезапно решила, что так не будет. Если это и сделает кто-то, то точно не я, точно не на моих глазах. Мне не нужно Предъадье, не нужна война с чертовыми голубями, не нужно безумие — я хочу сидеть в уютной квартире, радуясь относительной безопасности.

Антон уже поднёс лезвие к шее Ани, готовясь нанести сокрушительный удар. Но я отпрянула. И начала тихо отступать назад, делая небольшие шаги и боясь остановиться. Почему-то в моем друге мне внезапно почудился кровожадный маньяк, который искал очередную жертву, и внутренний голос приказал бежать. Как можно скорее.

Паника крепкими тисками сжимала горло, я тяжело дышала, сердце снова билось с невероятной скоростью, отдаваясь в голове звонкой пульсацией. Кажется, я медленно сходила с ума. Кажется, мне пора было действительно обратиться в психиатрическую больницу…

Голуби, голуби, голуби! Тук-тук, тук-тук! Курлы-ы-к! Курлык!

Я не видела ничего, кроме руки, осторожно взявшей меня, но не потащившей к жертве. Голос Антона принялся ласково уговаривать, но мне не хотелось слушать — мне хотелось только бежать, как можно дальше. Ноги неприятно ныли, отчаянно желая унести меня от запятнанного кровью места, где только что произошло и вот-вот должно было произойти безжалостное убийство.

— Нет. Нет и ещё раз нет, — срывающимся голосом произнесла я, не видя ничего перед своими глазами. — Ни за что.

Оружия в руках уже не было: я его невольно выпустила, ощутив мощный панический порыв. Теперь я стала беззащитной, снова беззащитной, как тогда, когда меня сделали рабыней. Но мне уже до этого не было откровенно никакого дела. Бежать! Срочно бежать!

— Я… Я тоже не хочу, но мы д-должны это сделать, — с запинками пролепетал Антон. — Конечно, я это могу сделать сам, но тогда ты останешься совсем одна, в окружении голубей. В городе сейчас не менее опасно.