Аня не стала возражать, а Антон был не в том состоянии. Теперь, когда голуби исчезли, его лицо исказилось тихой яростью, которую он неумело старался скрывать. От вида друга, обычно не злившегося настолько жестко, мне стало даже немного не по себе, так как без труда становилось понятно, что этот мирный человек, никогда не рвавшийся в безрассудный бой, жаждал мести. Причём жаждал отчаянно, словно, если он её не свершит, станет полнейшим ничтожеством или навеки погрузится в непроходимую тоску.

Конечно, я тоже птичек не жаловала, но не настолько, как Антон, во взгляде которого была не просто сталь, ранее не свойственная ему, а ненависть, с какой обычно упоминают о самых жестоких и кровавых врагах. Его брови были опущены и чуть сведены, губы гневно сжаты, а глаза пылали той самой живой злобой, от которой хотелось спрятаться, скрывшись за первым попавшимся деревом.

Но наблюдать за Антоном, как и за пламенем, исчерчивавшим небо, пришлось недолго, так как, не успели мы и отойти площадь, как откуда-то вновь донеслось бурлящее клокотание, смешавшееся со звуками потустороннего клича.

Вновь затрещали языки демонического пламени, стремительно приближаясь к мирной земле, вновь расставили свои мощные ветви деревья, тщетно пытаясь защититься от разрушительного удара, и вновь со всех сторон стали смутно доноситься отчаянные крики, вызванные появлением мистических сил. Они вернулись. Голуби, обвитые пламенем, вновь облепили свинцовый небосвод, все с тем же неуёмным рвением размахивая своими исполинским крыльями. Только теперь, в отличие от своего первого появления над С, они не просто летали, запугивая людей своим видом и сжигая деревья, а периодически опускались, схватывая невинных жертв и унося в мутные небесные чертоги, захваченные нечистой силой.

С этой площади, находившейся на возвышении, можно было отчетливо наблюдать, как стремительно приближались к земле огромные тени, выискивая беззащитных людей своими пылающими глазами.

Мы тут же ринулись бежать с площади, направившись к месту самого бурного сражения — широкому двору около какого-то шестиэтажного панельного офисного здания с гладкой крышей и бело-зелеными стенами. Теперь строение было охвачено огнём, стремительно распространившимся по коридорам и закручивавшим в себя все, что только попадалось ему на пути, независимо от того, живое оно было или нет. Казалось, вскипали даже окна, в которых отражались бурлящие пламенные языки.

А голуби между тем хватали людей, в панике выметавшихся из здания или просто подходивших, чтобы понаблюдать за столь эпатажным сражением.

Мы тихонько притаились за большой клумбой, расположенной на аллее неподалёку от пострадавшего строения. И стали внимательно наблюдать за действиями голубей, при этом следя, как бы самим не стать их несчастными жертвами.

Мне, ощутившей мерзкий запах, разнесшийся по всей окружённой территории, увидевшей кровь, окропившую землю, услышавшей пронизывающий голубиный клич, становилось дурно. Кажется, снова начиналась паника, только уже сильнее той, что была около магазина, на вокзале и на площади. Сейчас все эти картины, поразившие меня ужасом и жестокостью, словно слились воедино, образовав абсурдное полотно, пропитанное чёрными, оранжевыми и багровыми красками. Полотно, нещадно режущее душу и приводящее разум в неуемное отчаяние, справиться с которым невозможно, как ни старайся.

Люди бегали по площадке, пытаясь найти укрытие от нахлынувшего безумия, но не успевали добежать даже до ближайших деревьев. Оказывались в цепких голубиных лапах. Которые подхватывали жертв и уносили за собой к тяжёлым облакам.

Я закрыла глаза, крепко сжав руки друзей и судорожно пытаясь подавить тошноту. Холод опутывал меня изнутри, глаза слезились от дыма, ладони дрожали, уже не в силах удерживать бесполезное оружие. Пистолет я случайно выпустила, даже не заметив, как и когда это произошло, и теперь, похоже, была совсем беззащитна перед этими пылающими исполинами.

Но уходить поздно. К тому же я, воодушевленная историями Максима и Ани, сама напросилась на столь захватывающее приключение, от которого сама же и страдала. А это было только начало…

Не выдержав накала, Антон внезапно выбежал из укрытия и, проигнорировала оклики Анны, стал беспорядочно стрелять по голубям. К счастью, птицы, занятые беспомощными жертвами, не уделили ему особого внимания. Пули не вредили. Поэтому Антон мало отличался от тех людей, что в панике метались по злосчастной площадке, создавая беспорядки. Они могли до него добраться, могли схватить, могли унести за собой в небо, но с такой же вероятностью, как и до любого находившегося рядом человека, в том числе и до нас с Аней.

Анна не стала останавливать Антона, а тихонько застыла, внимательно следя за каждыми его действиями и настоятельно наказав мне ни в коем случае не высовываться, если не приблизится опасность. Но в последнем не было особого смысла: чуть ли не до смерти перепуганная, я и без того не собиралась присоединяться к Антону, являя себя уродливым пылающим сознаниям.

И все бы так и продолжалось, если бы неожиданно Аня не дернула меня, приказав срочно убегать. Опутываемая паническим страхом, я вовремя не услышала её указание и тут же поплатилась: чья-то грязная холодная рука крепко схватила меня, потащила за собой.

Уже ничего не видя, я закричала во все горло, упираясь от неприятных толчков, но это не помогло. Кажется, Аня выстрелила, однако не попала в цель, даже не навредив неизвестному. Какие-то люди, преодолевая всякие мои попытки вырваться, куда-то поволокли меня, разрывавшую горло отчаянными криками и просьбами о помощи…

Глава 21. Рабство

Что произойдёт с человеком, попавшим в плен к ярым сторонникам и безумным фанатам таких прелестных птичек, как голуби? Что он будет делать? Что чувствовать? Сможет ли выжить, найдёт ли способ обмануть своих новых хозяев? Вывернется ли из их цепкой хватки, выбежит ли на свежий воздух, вдохнёт ли аромат пресвятой свободы?

Раньше я никогда над этим не задумывалась. Иначе в лучшем случае поразилась бы собственной чудаковатости, а в худшем — принялась бы за активные поиски психиатра, который решил бы столь важные и злободневные задачи.

Но теперь, когда голуби, порабощающие людей, перестали быть редкостью, вопрос напрямую меня касался. Потому что меня поймали люди, поклонявшиеся голубям и добровольно выполнявшие их приказы, кажется, начиная от банальных бытовых просьб и заканчивая парадоксальными поручениями.

Сначала мы сочли их рабами, но это оказалось не так. Не рабы, не пленники, не слуги — добровольцы. Которые по собственному желанию исполняли голубиные капризы.

А вот мне, похоже, предстояла именно участь жалкой рабыни, вынужденной под угрозой мучительных пыток и кровавой гибели осуществлять непонятные поручения.

Подавляя сопротивления, они крепко связали меня и куда-то потащили за собой, стараясь причинить как можно больше боли. Я не теряла надежду и пыталась бороться. Я вырывалась и царапалась, звала и кричала, но окружающим было не до меня. Они в панике метались по улицам, не смея смотреть на небо, моля о пощаде и помощи. Окружённые, обречённые, измученные.

А Аня, наверное, просто не уследила за этими гадами или тоже подверглась нападению кого-то из адской армии. Или предала — этому я тоже бы уже не удивилась.

Завязав мне глаза, «добровольцы» долго тащили меня по, наверное, глухим местам города, пропитанным гнилостными запахами. Мерзко. Отвратительно. Долго.

Под конец мне стало казаться, что, может, они и вовсе собирались уйти за пределы города, укрывшись в каких-нибудь жутких трущобах, затерянных в беспробудной тиши и мраке.

Я неустанно морщилась, мысленно считая секунды, чтобы хоть немного успокоиться и сократить мерзкую дорогу. На середине пути что-то начало меня неприятно скручивать. Холодная липкая рука, словно игравшая со мной изнутри, принося омерзительные ощущения. Рука гнева и ярости, рука отвращения и ненависти.

Я ждала, когда всё закончится, но оно продолжалось, долго, томительно, нудно. Упорно и беспрестанно.