Алексей Петрович надел пальто, жена протянула ему пушистый коричневый шарф.

— Новый?

— Специально заказывала у одной тут мастерицы. Носи на здоровье.

— Спасибо, киска.

Он поцеловал жену в лоб.

— Все-таки это счастье, что у нас не дочь, а сын, — с грустью вздохнула Вероника Павловна.

— Не вижу разницы. Воспитание есть воспитание, — повторил вслух свою мысль Алексей Петрович. — Уверен, что и дочь мы смогли бы так же отлично воспитать… Сын или дочь, не вижу разницы.

На лестничной площадке он сразу увидел Лидию Яковлевну. Крохотная женщина с бледным, горестным, каким-то козьим лицом. Вязаная серая шапочка с помпоном, такие шапки носят лыжники, лохматый лисий воротник. Суетилась у своей двери, позвякивала ключами, замок, видно, заело. Алексей Петрович, не раздумывая, направился прямо к ней.

— Лидия Яковлевна! — громко заговорил он. — Что же это творится?

Женщина прошептала что-то вроде «здрассте», кивнула, виновато улыбнулась.

— Вы получили от меня рекомендацию, воспользовались, так сказать, моим авторитетом, и вот, пожалуйста… Как же вам не стыдно! Ведь, если разобраться, это черт знает что такое! Единственная дочь, и ту не сумели как следует воспитать. С таких лет… Спрашивается, где вы были?

Слова его раскатывались в лестничных пролетах. Лидия Яковлевна втянула личико в облезший воротник. Обоими кулачками вцепилась в авоську с картошкой, так что суставы побелели. На пальце — старое, потертое обручальное колечко.

— Алексей Петрович!

Она подняла глаза.

Щеки его пылали, массивные суконные плечи громоздились, застилали свет.

— Ведь я не виновата, ведь вы тоже отец, Алексей Петрович, можете понять…

— Да! Я отец и горжусь этим, — отрубил Алексей Петрович. — Немало сил положил, и недаром! Сына вырастил, друга, можно сказать, воспитал, единомышленника! Вы думаете, что все просто, что все само собой делается? Нет, уважаемая, нет! То, что у вас произошло, позор!

Алексей Петрович перевел дух. Лидия Яковлевна заплакала, и это окончательно разозлило его. Слез он не выносил. «Плачут, страдают, мошкара этакая. Слабые, видишь ли. А отдуваться за вас нам, так сказать, сильным!»

— Во всяком случае, не рассчитывайте на меня, если неприятности на работе начнутся, — добавил он, нажимая кнопку лифта. — С меня довольно.

— Господи, да кто же вас потревожит! — всхлипывала Лидия Яковлевна. — Побойтесь бога! Счастье ваше, таких сыновей, как ваш Юрик, и не бывает нынче. Ангельский мальчик. Так это же вам повезло просто, повезло! Зря вы этак обижаете, не ожидала от вас!

Он вошел в лифт, захлопнул дверь.

«Во всяком случае, я честно высказал то, что думаю, — размышлял Алексей Петрович, спускаясь. — Я не остался в стороне. В случае чего я беседовал, я в курсе. Какая-то доля ответственности лежит и на мне. Ведь я же все-таки рекомендовал…»

Вероника Павловна тем временем приняла ванну и занялась туалетом.

Она любила эти утренние часы, когда оставалась одна в квартире, а за окнами еще сумерки, осенняя распутица или косой снегопад… Включила плафон у туалетного столика, начала одеваться. Неплохо бы, конечно, поваляться еще немного в постели с книжкой, но сегодня, пожалуй, некогда. Вечером приедет Юрик, надо купить чего-нибудь вкусного к столу… Можно свежайшие антрекоты, фрукты… Обязательно сыр, его любимый.

Она застегнула на все крючки полукорсет, натянула чулки. Все это не отрывая взгляда от зеркала. Белье было персикового цвета — любимый цвет Вероники Павловны.

Взглянула в зеркало: в электрическом свете лиф почти не отличался от персиковых плеч — еще держался южный загар. «Для своих сорока лет хороша, — подумала Вероника Павловна. — Хороша, только никому это не нужно…» Усмехнулась, провела ладонями по лицу, шее… Легкий утренний массаж.

«А кому вообще мы нужны? Нужна производительность труда или еще там какая-нибудь польза. А женщина не нужна. Хотя бы и Алексей Петрович, ну что он понимает? А еще доктор наук, кафедру ведет…»

Она включила плафон с другой стороны зеркала, вгляделась в свое лицо. Все-таки нижняя часть того… Чего доброго, скоро двойной подбородок наживешь. Ничего! Усилить массаж… Зубы. Ах, эти золотые пломбы… Их многовато. Любовь к сладкому не прошла безнаказанно… А эта новая пара — лиф и полуграция — очень ловко сидит. Превосходно! Туго, но удобно. И цвет… Ну все! Кончено. Накинем этот простенький халатик, никто и не догадается, что под ним такой шик. Маленький секрет. Так. Вот и молодцом.

Вероника Павловна причесалась, повозилась еще немного с флаконами, баночками на подзеркальнике, затем выключила оба плафона.

Пора и завтракать. Правда, утром пила кофе и что-то ела вместе с мужем, но это не в счет… Вероника Павловна любила покушать в одиночестве, не спеша, смакуя любимые лакомства: ломтик заливной осетрины, кусочек сыра, шоколадку, чашечку кофе по-турецки, ложечку орехового варенья.

Но довольно лакомиться. Стоп!

Пора, пожалуй, и в магазин.

Убирать квартиру дважды в неделю приходила работница, она же приносила картошку и другие овощи, но остальные продукты покупала сама Вероника Павловна, это служило ей и прогулкой и спортом.

Раздвинула шторы… Дневной свет, густой снегопад. С удовольствием прошлась по своему четырехкомнатному царству. Квартира блестела чистотой. Темно-зеленый ворсистый ковер на блестящем паркете всегда напоминал ей дремучий лесной мох. Она гордилась своим умением расставить вещи так, что было и оригинально и просторно. Ничего лишнего, но все нужное есть. Комфорт. Изящество.

Вероника Павловна подошла к окну. На улице сейчас немного народу, пусто, бело. Вот пораньше, часа два-три назад, совсем другая картина: черный поток людей, все спешат на работу. В метро, должно быть, давка. Ужас.

Иногда она вставала на рассвете, специально чтобы посмотреть сверху на этот кошмар: холодно, дождь… Вероника Павловна плотней куталась в теплый халат. Внизу вереницы озабоченных, торопливых женщин. Есть и совсем девочки. Сумерки, морось. Бр-р… А если недомогание? Ну, обыкновенное, женское. Все равно бежать, висеть на подножке автобуса? Боязнь опоздать на работу. Ужас. Какое счастье, что она догадалась в свое время выйти замуж за Алексея Петровича. Она была студенткой второго курса, он читал у них лекции по истории Древней Руси. Алексею Петровичу было сорок один, ей — двадцать… Ну и что же. Необходимая разница в годах, ценз устойчивости и обеспеченности… Ничего не поделаешь, удел красивой женщины быть женой обеспеченного человека. Алексей Петрович был, без сомнения, именно таким. Солидный перечень печатных трудов, ученая степень, положение в обществе. Конечно, кое-чем пришлось пожертвовать. Ничего не поделаешь, надо уметь приносить жертвы… Как и у любой девушки, у нее тогда был свой Гриша… Ну и что же? Она бросила и Гришу и институт. Нет, нет, это было бы ни на что не похоже. Достаточно вспомнить маму: корыто, ругань с отцом из-за каждой копейки, огрубление нравственное и физическое. Уродство. Чем уродовать так любовь, лучше уж сразу отказаться от нее. И потом: разве она не любит Алексея Петровича? Любит и уважает. По крайней мере, есть за что. Да. Каждый по-своему понимает счастье. Она — именно так. Любовь и уважение, достоинство и комфорт. А Юрик? Разве это не счастье, иметь такого сына? Она старательно взращивала его, ограждала от всего плохого. И результат налицо!

Вероника Павловна оделась для выхода «по магазинам». Для этого у нее было специальное пальто, скромное, но отлично сшитое, с маленьким норковым воротником. Шапочка тоже из норки.

На лестничной площадке к перилам жался какой-то паренек. Он зажимал под мышкой большой бумажный сверток. Вероника Павловна сразу заметила уголок стеганого голубого одеяла — бумага лопнула под тугой бечевкой. «Ага! — поняла Вероника Павловна. — Вот и наш пастушок, виновник переполоха. Дело проясняется…» Она хотела сказать парню, что Лида Яковлевна, вероятно, на службе и вернется только к вечеру, но сдержалась. Как-то не к месту. Еще испугаешь своей осведомленностью.