Санаторий «Сказка» предлагает развлечения на любой вкус и кошелек, и даже если вы не располагаете достаточной суммой для того, чтобы покупать возможности, вы легко можете обойтись впечатлениями. Они у нас гораздо доступнее. Возьмем недорого. Как вам незаконные бои на территории заброшенной подземной автостоянки? Боевые петухи, собаки, женщины?

Толпа расступилась передо мной, пропуская меня в большой круг, внутри которого уже творилось что-то жуткое – повсюду кровь, куски шерсти, вырванные вместе с кожей, а в самом центре один пес рвал на части другого. Двое парней пытались оттащить пса от окровавленного трупа, но сделать это не могли – пес намертво вгрызся в шею. Наконец, в последний раз попытавшись оторвать одну собаку от другой, один из парней схватил мертвого пса и потащил из круга вместе с живым, что тащился следом, упираясь всеми четырьмя лапами, не разжимая челюстей.

А потом появилась она.

Светку втащили в круг так же грубо и бесцеремонно, как меня. Её тащил Херувимчик. Точнее, он пихал её в спину, а она переступала, почему-то босыми ногами. Я, в отличие от неё, была обута. Но это не самое жуткое, что пугало в ней. Самым жутким было лицо – ни единого живого места, кроме левого глаза. Под нарастающий гам толпы я разглядывала её и не узнавала. Под маской не было видно разбитого носа, который уже пустил два огромных синяка под глаза, разбухших губ и запекшейся на них крови, и заплывший правый глаз. И лишь мгновения спустя, я поняла, что боюсь не того, как она выглядит, а того, как смотрит. Смотрит на меня. Под злобное гудение толпы я вижу – с моим уходом ничего не кончилось. Они сделали это. Отымели её прямо на глазах у двух сотен таких же нелюдей, похожих на тех, что окружили нас сейчас, но побогаче и поленивее. Очередное вранье, очередной блеф. История повторяется, только раньше была инквизиция, костры и ведьмы, а теперь – кучка привилегированных зверей, старый сталелитейный завод и шлюхи. Нет и не будет равноправия, и дело здесь не мужчинах и женщинах – всегда были сильные и слабые, и всегда будут. Люди не только не рождаются равными, но и не проживают на равных жизнь. И прямо сейчас, в это самое мгновение, окруженная толпой сумасшедших, я понимала – они жаждут моей смерти не потому, что я заслуживаю этого, а потому, что они не придумали, что же им делать со своими несчастными жизнями. Все, что им остается – тешить свое самолюбие, кормить свою ненависть моими потрохами, просто потому, что их собственные жизни ненавистны им еще больше, но все они слишком трусливы и ленивы, чтобы признаться себе в этом. Я подохну здесь, прямо на их глазах, а после они разойдутся по домам, вылакают свою норму пива и лягут спать. А завтра наступит новый день. Они пойдут на работу так, словно бы ничего и не случилось, или, что еще хуже, будут мастурбировать на мой труп в своих сумасшедших фантазиях о чужой смерти и бесценности жизни. Люди, которые ненавидят меня за то, что презирают самих себя.

Я повернулась и посмотрела на Максима – он стоял за моей спиной в самом первом ряду и смотрел на меня. Среди беснующихся мужиков, чьи лица кривило от ненависти, чьи налитые кровью глаза выкатывались из орбит, чьи кулаки сжимались добела, его хладнокровное, сосредоточенное выражение лица выглядело, как нечто нереальное, абстрактное, как полотно импрессиониста, где вещи не такие, как им положено быть, и не на своих местах. И чего же ты ждешь от меня? Что тебе нужно от меня, мелкий ублюдок? И тут он говорит мне, перекрикивая толпу за своей спиной:

– Надо было идти со мной, Кукла. Надо было идти с тем, кто уже прошел через это. Сейчас ты бы спала в моей постели, вместо того, чтобы торчать на вонючей стоянке.

Я смотрела на него и чувствовала, как по лицу бегут слезы, такие горячие, что мне больно. Весь мир съежился до двух серо-стальных глаз, которые смотрели на меня с жадностью и вожделением, но оставались холодными и злыми. В отличие от всех остальных в этой толпе, он ненавидел меня за то, что хотел.

Ненависть многолика и многогранна.

Я повернулась и снова посмотрела на Светку в тот момент, когда Херувимчик, наклоняясь к самому её уху, сказала её что-то. А в следующее мгновение он распрямился и подтолкнул её в спину.

Светка сорвалась с места резко и быстро. Толпа взревела. Я взвизгнула и попятилась, но кто-то пихнул меня в спину, выталкивая на середину круга. Светка еле держалась на ногах и движения её были слишком резкими и размашистыми, но одного страха, горящего в ней, было достаточно, чтобы убить. Она рванула ко мне, я отпрыгнула в сторону, и та повалилась на землю позади меня. Под оглушительный крик толпы она поднялась на ноги и невидящим взглядом повела вокруг себя. Её глаза нашли меня, и она снова кинулась, словно это было единственное, что она умела делать.

– Делаем ставки! – кричал Низкий, бегая в толпе. – Кто из них поедет домой, а кто в морг? Давайте, давайте, ребятишки, делаем ставки!

Светка сделала выпад, и на этот раз ей удалось зацепить меня – она вцепилась в рукав левой, а правой рукой схватила меня за запястье. Быстро перехватив меня, она мертвой хваткой вцепилась мне в волосы и потянула вниз. Я упала на пол, она следом за мной. Повалилась прямо на меня и принялась лупить меня кулаками везде, где придется. Толпа мгновенно завелась – посыпались нечленораздельные крики, реплики матом и истеричные возгласы, подстрекающие её бить меня сильнее, по голове или слева. Я закрывала лицо руками и чувствовала, как удары сыплются на меня один за другим, и чем сильнее был град её кулаков, тем отчетливее я понимала, что мне не больно – я чувствую их, понимаю, что она бьет меня, но боль от её ударов ощущается, словно под новокаином. И лишь потому, что до этого меня били гораздо сильнее. Тело мое еще не до конца пришло в себя, но несмотря на это, я сейчас была вменяемее, чем Светка. Я сжалась в комок и слушала сквозь рев толпы, как она, не понимая, что делает и для чего, молотит по мне что есть силы, дыша словно паровоз, слабея с каждым ударом, теряя драгоценные силы и остатки разума. Я даже чувствовала боль, но тело мое слишком хорошо помнило, как меня били всего десять минут назад и в сравнении с тем, что вытворял со мной Молчун, Светка казалась надоедливым комаром. Мне было больно, но голова моя была чистой. Боль не затуманивала, а злила меня, чего раньше со мной никогда не бывало. Я лежала на холодном полу, вжимая голову в плечи, слушая толпу, которая что-то скандировала и злилась. Злилась на Светку, которая отчаянно, но совершенно безрезультатно лупила меня. Ты что, идиотка, и правда, надеешься забить меня до смерти? Ты же не огромный мужик, чтобы выбить из меня жизнь одним лишь весом своей руки, и не тренированная баба, которая полжизни и все здоровье положила на алтарь муай-тай, самбо или еще какой-нибудь разновидности легального нанесения увечий. Ты уже еле дышишь, хрипишь и брызжешь слюной. На потеху публике. На потеху этим шавкам, что забросили нас сюда. Вокруг нас полторы сотни здоровых мужиков и они смотрят, как две бабы мутузят друг друга, делают ставки и подначивают нас, как собак. Трусливые ублюдки. Стая вонючих гиен. Моральные импотенты. И все мы, включая толпу из зевак и нас со Светкой, пляшем под дудку четырех несовершеннолетних извращенцев, место которым в исправительной колонии. Она выбирают, кому жить, а кому подохнуть и делают это так же легко и просто, как сходить в толчок по маленькому. И возможно, двое из четырех нелюдей, что притащили нас сюда, глядя на двух сцепившихся крыс, дерущихся в пыли, думают даже не о нас с тобой, а о том, какая же блокировка межколесного дифференциала лучше – механическая, гидравлическая или электронная? Как больные бездомные псы, они разносят бешенство, только уже воздушно-капельным путем, стирая границы между табу и нормой. Сколько поколений межродственных браков сменилось прежде, чем на свет появились вы? Венец вседозволенности, апогей эгоизма, победный клич безразличия и полной моральной атрофии.

Либо я, либо Светка подохнем здесь и сейчас. Кому-то придется, потому что так решили четверо сопливых мальчиков, прогнивших внутри до самого костного мозга. Самопровозглашенные палачи, скучающие при виде смерти – слишком медленной, слишком долгой. Я могу все прекратить прямо сейчас. Просто сбросить её с себя, встать коленом на шею и задушить её к чертовой матери. Светка окончательно вымоталась, наверное, поэтому я была совершенно уверена, что смогу это сделать. И не просто физически сумею, но и морально не побрезгую. Получу билет на волю, помилование за шаг до плахи. А что еще мне остается, если единственный выход отсюда – смерть? Максим подарил мне преимущество, от всего своего члена желая моей скорейшей победы