Глай позвал Эльму, и они, в лодке, переправились на берег. Когда прибывшие оказались на суше, к ним тут же приблизился возчик с лёгкой двухколёсной повозкой. Капитан и девушка забрались в повозку, и она покатила по узкой каменистой дороге вверх.

Замок оказался новым, кое-где ещё велись строительные и отделочные работы. С гордостью глядя вокруг, Глай произнёс:

– Всего десять лет назад здесь были дикие безлюдные места, а теперь есть селения, живут люди и возвышается моя крепость… Я строю своё королевство собственными руками. И пусть я пират, разбойник и убийца, но после меня останется не только недобрая память, но и целое государство!

Девушке выделили одну из комнат, неподалеку от личных покоев Глая. Рядом находился гарем, где обитали более двух десятков наложниц, а также комнаты пленниц, участь которых зависела от щедрости их родственников. Если женщину не выкупали в течении определённого срока, она становилась собственностью капитана, и он поступал с ней по своему усмотрению. Если была молода и красива – могла пополнить гарем или отправиться на работорговый рынок. Если была не первой молодости – становилась простой рабыней или служанкой, или пополняла бордель, обслуживавший матросов и солдат. Эльма возносила хвалу богам, что ей уже не грозит подобная участь, благодаря заключённой с капитаном сделке.

Отношение Глая к Эльме оставалось для неё загадкой. Он обращался с ней, не как со служащей или пленницей, а скорее, как с родственницей – сестрой или дочерью. Он ни разу не попытался соблазнить её, не унижал и не оскорблял, держался ровно и приветливо. Хотя с остальными членами команды, как успела заметить девушка, был строг и холоден. Когда они оставались наедине, Глай преображался: в его мрачном взгляде появлялась теплота, в голосе мягкость и ирония, а твёрдо сжатые губы расслаблялись и улыбались. За время, проведённое рядом с этим человеком, Эльма привыкла к его изуродованному шрамами лицу, к слепому глазу и спокойному, размеренному, словно ленивому, хрипловатому голосу. Её восхищали его ум и проницательность, воинское искусство и сила, обходительность и умение вести беседу. Он знал множество забавных и смешных историй, обычаев разных народов, исторических хроник. И во время совместных ужинов щедро делился этими знаниями с девушкой. Но никогда не рассказывал о себе и своей прошлой жизни. Эльма не знала, кто он и откуда, как его настоящее имя (так как Глай было, скорее всего, прозвищем), даже не догадывалась о том, что у него есть владения.

Первые дни Эльма просто бродила по замку и окрестностям, знакомилась с обитателями, заводила друзей и наживала врагов. Все в замке, как и на корабле, считали Эльму очередной любовницей господина, его временной прихотью и игрушкой, и относились соответственно: кто равнодушно, кто с пренебрежением, кто с презрением, а кто и с завистью.

Хотя в замке ей принадлежал целый сундук роскошных нарядов, Эльма продолжала одеваться в свой старый потрёпанный и заштопанный виольский костюм. Глай не требовал, чтобы она выглядела, как леди, Эльма тоже не стремилась к этому. Хотя к остальным милым безделушкам, украшающим быт женщины, относилась благосклонно. Она не отказывалась от милых вещичек в виде серёжек, перстеньков, браслетов, кулонов и подвесок, заколок и брошей. Умело пользовалась косметикой: краской для подводки глаз, духами и притираниями. Благодаря броской красоте, Эльма привлекала взгляды многих мужчин, но никто не пытался с ней сблизиться, опасаясь гнева господина.

Прошло ещё две декады. Эльма полностью освоилась в замке и на острове, куда выезжала вместе с Глаем. Они часто осматривали селения, выезжали на другие острова, отправляясь туда на небольшой яхте, стоявшей в укромной бухте. Глай показывал то, что уже сделал, и рассказывал о том, что собирался сделать. Девушке всё было интересно, проделанная работа восхищала, а планы захватывали воображение, но она не понимала, почему капитан делится всем этим с ней. За то короткое время, что она его знала, Эльма успела понять, что Глай никогда ничего не делает просто так, от нечего делать, а всегда с каким-то тайным или явным умыслом. Но она не приставала к нему с расспросами, ожидая, пока капитан сам объяснится.

В замке поведение девушки было таким, как ей приказал Глай в самом начале: тихим, скромным, послушным и покорным. Она никогда ему не возражала, не перечила, не спорила; никому не грубила, даже если чьё-то поведение не нравилось ей. От невозможности проявить себя и насилия над собственной натурой, в душе девушки копилось раздражение. И однажды она не выдержала и сорвалась.

Эльма сидела на кухне и болтала с кухаркой Маргой, с которой успела подружиться. Марга всегда была в курсе событий, слухов и сплетен, происходивших в замке. Женщины шептались и хихикали, обсуждая новости и перемывая косточки знакомых, когда в помещении появился Аторис – один из стражников с очень скверным характером. Его не любили за нахальство и боялись из-за бездушной жестокости. Даже товарищи-стражники сторонились его, так как у него были крепкие кулаки и злобный нрав. Эльма не раз встречалась с Аторисом прежде, и каждый раз он отпускал в её адрес гнусные замечания и похабные шуточки. Однако, рук не распускал, поэтому девушка отвечала ему лишь холодным презрительным взглядом. Другим же рабыням и служанкам он, буквально, не давал прохода, и не одна уже пострадала от его похоти и мощных кулаков.

Сегодня Аторис отчего-то был не в духе, и, увидев двух, по его мнению, бездельничающих рабынь, начал орать, грязно бранясь и обзывая всеми непотребными словами, какие смог вспомнить. Марга испуганно втянула голову в плечи, а Эльма удивлённо приподняла брови и посмотрела на беснующегося стражника с насмешливым презрением. Того и раньше раздражало, что Эльма, единственная из всех женщин, не боялась его, свободно разгуливала по замку, такая вся высокомерная и недоступная. Он не мог дождаться часа, когда она надоест господину и тот «спустит её вниз», то есть, отправит в солдатский бордель или барак для рабочих рабынь.

– А ты какого… здесь расселась, девка?! – переключился он на Эльму, видя, что Марга уже дрожит от страха. – Ступай наверх и займись своим прямым делом – ублажай господина! Ходишь везде, как хозяйка, трясёшь задом, словно шлюха, дразнишь солдат!

Эльма подождала, пока Аторис хоть на мгновение заткнётся, переводя дыхание, и спокойно ответила:

– Отвали, гнида. Иди и воняй где-нибудь в другом месте!

Аторис побагровел от такого неслыханного нахальства и просипел:

– Ах, ты, сучка… Да я тебе… Да я тебя… Ты думаешь, если служишь подстилкой капитана, то можешь безнаказанно разевать рот?! Да знаешь, сколько у него было таких, как ты? Не думай, что ты первая или последняя!

– Мне это не интересно, – холодно отрезала Эльма. – И мне надоели твои вопли. Если сейчас же не уберёшься с моих глаз, я выбью тебе все зубы и сломаю нос!

– Ты кому угрожаешь, шийна?!.

Дальше полился поток грязных ругательств, в которых упоминалась мать Эльмы и все её ближайшие родственники.

Девушка встала и молча ступила к негодяю. Тот не опасался женщины, поэтому нападение оказалось для него полной неожиданностью. Когда нога Эльмы врезалась ему в пах, а кулак в челюсть, поток ругательств прекратился, и Аторис уже не смог ничего сказать или сделать. Эльма, в которой скопилась долго сдерживаемая ярость не только на Аториса, но и на ему подобных, с холодной жестокостью начала избивать ошеломлённого стражника. Её мягкие, но с жёсткой подошвой и металлическими набойками на носках сапоги били в самые болезненные и уязвимые места, работали и кулаки, разбивая лицо стражника в кровь и кроша гнилые зубы. Через несколько минут физия Аториса превратилось в кровавое месиво, а на теле не осталось живого места. Он уже давно потерял сознание и валялся на полу, как окровавленная отбивная. Вряд ли ему суждено выжить, так как удары стальных женских кулачков и тренированных ног сломали почти все рёбра, обе руки и нос, кости которого вошли в череп. Он хрипел, конвульсивно вздрагивая и захлёбываясь собственной кровью.