Слова подруги задели Эльму за живое. Каждое из них было правдой. Живя на острове, среди пиратов и негодяев, Эльма, невольно, переняла их порядки и приняла обычаи. Если бы она была подневольной и угнетённой рабыней, возможно, осталась бы такой, какой была прежде – чистой и честной девушкой. Но, став всесильной госпожой, она начала позволять себе многое из того, чего никогда бы не сделала прежде.

– С кем поведёшься, того и наберёшься, – буркнула Эльма.

– Ты права, со своими правилами в чужой дом не приходят, – кивнула Лайта. – Кому служишь, того и песни поёшь. Но тогда не надо отделять себя от тех, среди кого живёшь. Если мы среди пиратов – значит, мы пираты. А будем служить жрецам – станем святыми, – усмехнулась девушка.

– Да ты прямо философ, – подколола подругу Эльма. – Вот уж не ожидала от тебя таких мудрых речей.

– Когда-то у меня был умный любовник – учитель философии. Наверное, от него я нахваталась всяких глупостей, – засмеялась девушка.

Глава 8

После Месяца Бурь наступил период покоя и прекрасной тихой погоды. Этот период продолжался, примерно, два месяца и считался самым удачным временем для мореплавания. Морские просторы просто кишели спешащими наверстать упущенную выгоду торговцами. Для морских разбойников это было самое урожайное время, и они, после долгого безделья в укрытиях и тайных убежищах, гурьбой вываливали на морские просторы. Словно оголодавшие после зимнего поста горные волки, они гонялись за любым парусом, и даже друг за другом, вступая в яростные стычки из-за богатой добычи. В это же время учащались набеги пиратов на прибрежные селения морских держав и беззащитные острова.

Комендант Мюррей, сам бывший пират и помощник Глая в недалёком прошлом, из-за ранения списанный на берег, в это время испытывал сильную тоску по былым временам и становился злым и раздражительным. Но он не забывал свои обязанности и усиливал береговую стражу, зная повадки бывших «коллег» по ремеслу, которые были не прочь поживиться добром ближнего своего, особенно, если того не было дома.

Эльма всецело доверяла опыту коменданта Мюррея и не вмешивалась в его дела, влезая с необдуманными советами, которые могли разозлить и так озлобленного коменданта. Она занималась исключительно своими делами, а именно: смотрела за порядком в замке и на островах, следила за строительством и предавалась удовольствиям.

Девушка не на шутку увлеклась Брайтом, и проводила с ним почти всё свободное время. Сначала она донимала его расспросами о прошлой жизни, о странах, в которых он побывал и в которых торговал, просила подробно рассказать об их обычаях, нравах их жителей, о царивших там законах. Когда эта тема иссякла, они просто болтали о всяком разном, шутили, рассказывали смешные истории из своей или чужой жизни, вспоминали древние предания и сказки своих стран. Они могли часами не покидать постель, предаваясь изощрённым любовным утехам или просто нежным взаимным ласкам. Брайт оказался прекрасным любовником: пылким, выдержанным и пластичным. Он мог быть чутким и нежным или настойчивым до грубости; он тонко чувствовал настроение партнёрши и всегда давал ей то, что она хотела. Чтобы показать Брайту, что она его ценит и любит, Эльма, одаривала мужчину щедрыми подарками, содержала, как господина, а не как раба: он одевался в прекрасные одежды, жил в хорошей комнате, ему прислуживали два мальчика, ел он ту же пищу, что и госпожа, часто обедал за её столом. Он пользовался относительной свободой, правда, в пределах замка. За ворота выходить ему строжайше запрещалось. Казалось, мужчину подобная жизнь вполне устраивает, и он смирился со своей участью наложника и забавы. Тем более, что не сильно утруждался: хотя Эльма могла потребовать его в любую минуту для утех или просто поболтать, ночи она проводила в своей роскошной постели одна, то ли из соображений безопасности, то ли потому, что не любила, когда ей кто-то сопел над ухом.

Как-то утром Анила, личная служанка, разбудила её в неурочное время. Она сообщила, что комендант Мюррей настойчиво просит его принять.

– Что случилось? – недовольно спросила девушка, взглянув на едва брезжившее рассветом окно.

– Он говорит, это касается вашего любимца.

– Брайта? – удивилась Эльма. – А что с ним?

– Он сбежал…

Эльма резко встала и запахнула услужливо наброшенный на плечи халат. Покинув спальню, прошла к комнате наложника и увидела, что та пуста. Тогда она вышла в приёмную, где её с нетерпением ожидал Мюррей.

– Доброе утро, госпожа, – слегка поклонился он. – Простите за ранний визит, но у меня неприятная новость: ваш раб пытался покинуть остров, убив стражника и украв лодку. К счастью, его вовремя заметили и перехватили. Он оказывал сопротивление, поэтому его немного помяли… Что прикажете с ним сделать?

– Где он?

– За дверью.

– Приведите.

Мюррей открыл дверь и приказал:

– Тащите его сюда.

Двое стражников втолкнули в комнату связанного Брайта. Лицо его было сильно избито, прекрасные волосы всклокочены и испачканы грязью и кровью, один глаз заплыл, а губы разбиты. Великолепный атласный костюм измят и порван.

Эльма окинула наложника тяжёлым взглядом с головы до ног, затем взглянула в глаза.

– Что случилось, Брайт? Чем ты был недоволен? Почему решился на этот безрассудный поступок?

Брайт молчал, не глядя на госпожу.

– Я думала, что была хорошей хозяйкой… Что взбрело в твою глупую голову? Отвечай! – в голосе Эльмы появились угрожающие нотки.

Раб разлепил распухшие губы и с трудом выговорил:

– Мне надоело быть игрушкой…

– Игрушкой?! – в голосе Эльмы послышался лёд. – Я думала, у нас сложились особые отношения… Разве я играла с тобой? Я относилась к тебе, как к товарищу, совсем забыв об украшении на твоей шее.

– Зато я постоянно помнил о нём…

– Ну что ж… Если тебя не устраивала твоя предыдущая жизнь, я забираю её вместе с этим ненавистным тебе украшением… – Эльма приблизилась к рабу и сняла с его шеи серебряный ошейник. – Посадите его в клетку на хлеб и воду. Пусть узнает, чего он лишился.

Железная клетка из толстых прутьев, без крыши и пола, вместо которых были те же прутья, находилась наверху сторожевой башни, и её использовали для наказания строптивых рабов или несговорчивых пленников. Она была такого размера, что узник не мог выпрямиться во весь рост ни стоя, ни лёжа. В ней можно было или сидеть, или стоять на коленях либо согнувшись, или лежать скорчившись, при этом прутья впивались в тело, а сверху несчастного обжигали беспощадные лучи солнца или поливали холодные струи дождя, с боков продувал ветер, особенно сильный и пронзительный на такой высоте. Кормили заключённого раз в день куском сухого заплесневелого хлеба, а поили кружкой затхлой дождевой воды. Не многие выдерживали в клетке даже несколько дней, не говоря уже о более длительном сроке. Спустя три-четыре дня они просили пощады и были согласны на всё, лишь бы покинуть ужасное узилище, ведь мучения жертвы, заключённой в клетке, усиливало непрерывное покачивание тюрьмы и противный тоскливый скрежет цепей, на которых она была подвешена.

Когда стражники поволокли Брайта из комнаты, раб обернулся и выкрикнул:

– Не жди, что я запрошу пощады! У меня тоже есть гордость!

– О гордости нужно было вспомнить, когда я предложила тебе выбор, – холодно ответила Эльма.

– С вашего позволения, я тоже уйду, – с низким поклоном, чтобы скрыть невольную довольную усмешку, от вида бледного от ярости лица госпожи, сказал Мюррей, и поспешно вышел.

– Ладно, посмотрим, умник, сколько ты там выдержишь, – обронила в пустоту виолка, и, сердито поджав губы, вернулась в спальню. Громко хлопнув дверью и послав Анилу ко всем демонам, приказав больше не тревожить её, она заперлась в комнате.

Новость мгновенно облетела весь остров. Её обсуждали на кухне и в казармах, в прачечной, на конюшне и в рабских бараках. Прислуга в замке и приближённые госпожи Эльмы ходили на цыпочках, и старались без надобности не приближаться к господским апартаментам, чтобы не попасть под горячую руку. Взоры всех, проходивших по двору, невольно обращались к башне, на вершине которой покачивалась клетка, со скорчившимся внутри телом.