Да. Проще не искать виноватых, не ворошить прошлое, гнать прочь сомнения и угрызения совести. Если мы хотим и дальше идти со всеми, нам ни к чему слава предателей и никчемной обузы.

И мы промолчали.

Убедившись, что никто больше не решается спорить с ним, Феанаро объявил о дальнейших своих намерениях. Он собирался вести нас всех на север, туда, где наш берег отклонялся к востоку, приближаясь к Серединным Землям. Путь через море был там короче, судам требовалось меньше времени, чтобы одолеть его. Все разом не поместятся на кораблях, потому корабельщики будут переправлять народ по очереди. Плавание через море и обратно займет около недели, переправить всех можно будет за три-четыре раза. Значит, с учетом дороги до переправы, через месяц-другой мы водворимся в Серединных Землях… и там наконец исполним свой долг!

Сейчас же нам следовало встать лагерем, чтобы в течение одного круга звезд отдохнуть и подождать отставшие корабли. Феанаро надеялся, что не все они погибли, и хотя бы еще несколько вернутся к нам из бескрайних просторов открытого моря.

Вскоре лагерь на берегу разросся. Сегодня не страшно было оставаться под открытым небом — оно сияло и переливалось звездными огнями, серебряными искрами отражаясь в безмятежной водной глади. Море колыхалось покойно, будто грудь спящего; неторопливые валы едва приподнимали его атласную поверхность и набегали на берег ласковыми, хрустально-прозрачными волнами.

У самой кромки воды, забыв об усталости, резвились дети. Они играли в догонялки с прибоем, собирали мелкие ракушки и самоцветные окатыши, состязались, кто дальше запустит по воде плоский камень… Айвенэн я тоже нашла у воды. Но она не забавлялась с детьми — стояла неподвижно, вперив в морскую даль жадный, напряженный взор. Она не замечала, что волны лижут ей башмаки, а подол платья намок почти до колен. Напрасно я уговаривала ее пойти к огню, обогреться, поесть, выпить укрепляющего отвара. Она только молча качала головой. Я напомнила ей о детях, но она лишь досадливо отмахнулась. Уж не повредилась ли она рассудком от неизвестности и тревоги?

Тогда мне тем более нельзя в бездействии предаваться беспокойству! Я поймала Сулиэль и Соронвэ, отвела их к костру, разула и вылила воду из сапожек, накормила. Заставить их обсушиться мне не удалось — поев, они тут же натянули мокрую обувку и снова помчались к воде. Я проводила их взглядом и вдруг вдалеке, у самого края окоема, заметила на мерцающей глади моря темную точку.

Точка постепенно приближалась, росла…

Это парусник!

Айвенэн тоже заметила его. Едва дыша, судорожно сцепив руки, она следила за кораблем. Вскоре стало видно, как сильно он потрепан бурей — снасти оборваны, рея болтается кое-как, паруса повисли клочьями. Но и на веслах он легко и гордо, словно лебедь, скользил по воде.

Вот на носу появился знакомый нолдо. Наклонился, всматриваясь. Айвенэн со слабым вскриком простерла к нему руки…

Кормчий повернул корабль вдоль берега, к остальным судам. Ингор не стал ждать, пока бросят якорь и спустят лодку — он прыгнул за борт. Айвенэн кинулась ему навстречу прямо в волны. Стоя по пояс в воде, они обнялись, жарко поцеловались, а потом Ингор на руках вынес жену на берег. Тут же прибежали дети, принялись с радостными визгами скакать и носиться вокруг родителей. Мешать им не стоило.

С легким сердцем я вернулась к нашему костру. Ингор жив и воссоединился с семьей — разве это не хороший знак? Быть может, вопреки недоброму началу и дурным предчувствиям, дела наши мало-помалу пойдут на лад?

К нашей радости, до завершения круга звезд в бухту вошли еще три корабля. К нашему горю — только три. Но все же возвращение товарищей, которых считали погибшими, ободрило и укрепило нас.

Только память об Альквалондэ терзала по-прежнему. В наших душах битва оставила болезненный, кровоточащий, подобный ране след. Страшно было касаться его. Мы не говорили о битве вслух и старались лишний раз не думать о ней. Она поистине стала черной страницей нашей истории. Быть может, если мы заполним чистые листы повестью о славных и достойных деяниях, наша память смягчится?

С этой надеждой мы выступили на север.

Большая часть народа — Второй и Третий Дома — шли по берегу. Первый Дом двигался по морю на кораблях — то на веслах, то под парусами. Переход занимал половину звездного круга. Потом корабли приставали в какой-нибудь бухте, бросали якорь, Первый Дом сходил на берег. Пешие путники подтягивались туда же. Пока одни обустраивали лагерь, другие отправлялись на охоту — дорожные хлебцы и корабельные припасы мы берегли для долгого морского путешествия. Потом готовили пищу, ели и спали… С началом нового звездного круга начинался новый переход. Такой уклад быстро разделил наше время на «день» и «ночь».

Поначалу поход казался тяжелым. На гористом побережье то и дело приходилось карабкаться на кручи или пробираться под скалами вдоль воды по крупным, неровным камням. Ниэллин и Алассарэ разделили поклажу Тиндала, но даже налегке он с трудом поспевал за ними. Другие раненые тоже еще не восстановили силы, и некоторых приходилось нести.

Воинство наше продвигалось медленно. Но к концу перехода плечи у меня ломило от тяжелой сумки, ноги деревенели от непрерывной ходьбы вверх-вниз. Мы с Арквенэн уставали так, что нам не хотелось ни есть, ни пить, ни шевелиться. Тиндал чувствовал себя не лучше, Ниэллин на каждой стоянке был занят с тяжелоранеными, и Алассарэ приходилось одному хлопотать, устраивая ночлег, да еще и нас обихаживать.

Другое дело Сулиэль и Соронвэ! В дороге они не забывали хныкать, жаловаться и при первой возможности залезали на плечи к мужчинам. Но, едва мы останавливались, дети принимались шалить и резвиться, затевали игры с камушками и щепочками, с огнем или водою. Права была Айвенэн, когда говорила, что ее ребятишкам никакой поход не страшен!

Ингор думал иначе. Желая облегчить семье путешествие, на второй переход он взял жену и детей на корабль. Как назло, ветер снова засвежел, море пестрело белыми барашками пены. Чтобы не налететь на рифы, корабли под парусами удалились от берега.

Они вернулись, когда мы уже стояли лагерем.

Сулиэль и Соронвэ, мокрые насквозь, с раскрасневшимися щеками и сверкающими глазами, прибежали к костру и затараторили наперебой, рассказывая, как весело было на корабле.

— Он так здорово качается! Как большие качели — вверх-вниз, вверх-вниз. И мне было ни капельки не страшно! — похвасталась Сулиэль.

— Только батюшка не разрешил нам влезть на мачту. И трогать снасти. И править кораблем, — вздохнул Соронвэ. — А потом взял и привязал меня на веревку… Нечестно!

— Очень даже честно! Он хотел поймать рыбку и чуть не упал в море! — тут же наябедничала его сестренка.

Жену Ингор принес на руках — идти сама она не могла. Бледная до синевы, Айвенэн сначала только отмахивалась от наших расспросов, потом слабым голосом вымолвила:

— Ноги моей не будет на этой посудине… То взлетает, то падает. Кренится, будто уже тонем. И никуда не денешься! Ох, как мне плохо… а тут еще дети. Лезут всюду, никак за ними не уследишь…

— Но, милая, к качке можно привыкнуть, — мягко сказал Ингор.

— Только не мне.

— Как же ты поплывешь через море?

— Не знаю. Перетерплю как-нибудь. Но сейчас, умоляю, не мучай меня... не мучай!..

Ингор отступился. Сам он не мог оставить корабль — он умел обращаться с парусом и кормилом, а таких в Первом Доме было немного. Айвенэн же с детьми продолжила путь по суше, невзирая на бурное огорчение Сулиэль и Соронвэ.

Через несколько кругов звезд походная жизнь стала как будто легче. Мы привыкли к долгой ходьбе и уставали гораздо меньше. Рана Тиндала совсем затянулась, он окреп, больше не отставал от нас и забрал обратно свою сумку и оружие. Остальные пострадавшие тоже оправились — все, кроме нолдо из Второго Дома, которого ударили ножом в живот. Целители не отходили от него, пытаясь облегчить его страдания. Но на третью ночь путешествия он умер, и Лальмион с Ниэллином были при этом. Ниэллин вернулся к нашему костру, когда кроме меня все уже спали. Я окликнула его, но он только пробормотал: «Тинвэ, не могу…» — и, рухнув на свое одеяло, сразу провалился в забытье.