— Хватит, — резко прервал Лексен отца. Я даже не заметила, что Роланд продолжал говорить.

Я вскочила, стул отлетел в сторону. Терпеть больше не было сил. Я выбежала на улицу под ровный теплый свет драконьего пламени и свернула в ближайший сад. Нужно было как-то отвлечься от этой ужасной мысли: страшный пожар — не стечение обстоятельств и не несчастный случай.

А убийство.

Папа с мамой, которые, как выясняется, врали мне всю жизнь, были хладнокровно убиты. Они прятали какой-то секрет даже от меня, чтобы защитить. Похоже, я многого о них не знала и даже не подозревала, что они связаны с этим миром. Но они по-настоящему любили меня. Эту любовь они доказали страшной жертвой, о которой я бы ни за что никогда не попросила.

Ноги подкосились.

— Зачем? Для чего вы спасли меня? — кричала я, — Уж лучше умереть, зато с вами!

Всхлип шел за всхлипом, сотрясая все тело, слезы текли ручьем. Сильные руки подняли и поставили меня на ноги. Неизвестно сколько времени я валялась в саду, оплакивая родителей. Как и тогда, на балконе, Лексен, молча, был рядом, а я рыдала у него на груди.

— Зачем они спасли меня? — все бормотала я, не в силах остановить слезы и жуткую боль.

Рука легла на мой позвоночник и начала двигаться вверх и вниз. Хоть иногда он и вел себя странно, но успокаивать меня Лексен точно умел!

— Они спасли тебя всего лишь потому, что ты — самая важная часть их жизни, Эмма Уолтерс. Они так гордились бы, увидев, какая ты сильная.

От удивления я даже отстранилась, вытерла слезы:

— И что, ты действительно думаешь, что я сильная? Ведь я постоянно только и делаю, что реву у тебя на плече.

Темные глаза вспыхнули. Искорки, пробежавшие по зрачкам, зачаровывали.

— Ты воюешь со мной с самой первой встречи. Изо всех сил стараешься найти своих опекунов. Ты очень упрямая и яростная. Хоть я тебя еще мало знаю, но чувствую, ты достойна носить старлайт.

Что это было? Лексен только что сделал мне комплимент? Мне — человеку?

— Спасибо, — голос охрип, — тяжело знать, какой ценой я выжила. Выходит, я многого о них не знала… А кто такие хранители тайны?

Хранители тайны хранят тайну — это ясно. Но вот какую тайну? Какое отношение папа с мамой имели к Надмиру?

Мы все еще стояли рядом, но уже не соприкасались.

— Земные правители понимали, что наша раса гораздо сильнее, — медленно начал он, — поэтому хотели гарантий, что в случае войны, например, мы не передумаем и не заберем камень. По условиям соглашения Дрэго поместил камень в нужное место. Было решено создать тайное общество из людей, тоже знавших местонахождение камня. Таким образом около сотни самых образованных землян узнали о договоре. Четверо беременных женщин из их числа были выбраны отдельно. Их дети родились в Надмире. Каждый из четырех новорожденных был связан с одним из домов. Им было известно местонахождение камня.

— Откуда? — спросила я. — Это ведь практически невозможно.

Лексен пожал плечами.

— Я не знаю всего. Договор был заключен до моего рождения. И известно о нем немногое, потому что все должно было держаться в секрете. Но отец рассказывал мне, что первая семья хранит подсказку, как найти вторую семью.

— Которая подскажет, как найти третью, — догадалась я.

— Да, — кивнул он, — и четвертая хранит карту, по которой можно найти камень. Эта карта соединена с Дрэго. Так что если камень спрячут в другом месте, она изменится. Это значит, что от людей утаить камень не получится.

— Моих родителей убил тот, кто хочет найти камень? — Все эти факты начали складываться в единую картину, от которой стыла кровь.

— Так считает совет.

— И кто же из моих родителей был рожден в Надмире?

Лексен едва заметно пожал широкими плечами.

— Вряд ли мы это теперь узнаем. Но кто бы из них ни был, он мог хранить секрет нахождения второй семьи. А это означает лишь то, что у нас возникнут большие проблемы.

Где-то в глубине моей памяти мелькнуло одно далекое воспоминание, хранившееся там годами. И я попыталась восстановить его как можно полнее.

— Мама рассказывала мне эту сказку, — начала я, чувствуя, как голос набирает силу, — каждую ночь на протяжении многих лет. Она перестала лишь тогда, когда мне исполнилось шесть или семь. Потому у меня лишь смутные воспоминания об этом. Но я уверена, что она рассказывала мне о мальчике, который смог оседлать дракона. Она называла его «особенный». Нет… «избранный». Я точно не помню, но, кажется, его лучшим другом был мальчик-русалка. Втроем, вместе с драконом, они могли плавать в озере.

Я вновь перевела взгляд на Лексена, который продолжал хранить молчание.

— Звучит так, словно она была неплохо осведомлена о нашем мире, — наконец сказал он.

— Это ведь был ты, да? Избранный? Мальчик, оседлавший дракона?

Он протянул руку и коснулся пальцами моей щеки, смазав большим влажную дорожку, оставленную слезами.

— Когда я был младше, — сказал он, — еще до метаморфозы, мы с Кенитой могли путешествовать по разным участкам. А Ксандер Роял — один из моих старых друзей — тот самый мальчик-русалка, о котором она рассказывала.

— Так сколько же тебе лет?

— Шестьдесят пять, — быстро ответил он.

Подумать только.

— Да ты чертовски старый! — воскликнула я со смехом, — но… ты был мальчиком, когда мои родители здесь были.

Как такое возможно? Моим родителям было немногим больше сорока, когда они умерли. И снова математика отказывалась здесь работать.

Лексен сложил руки на груди и прислонился к ближайшей садовой колонне. Только тогда я заметила раскинувшийся перед нами лабиринт, созданный из живых изгородей. В таком можно потеряться на долгие часы.

— В Надмирье наш возраст… отличается, — пояснил он, задумавшись над выбором последнего слова, — мы долгое время остаемся детьми. Намного дольше, чем вы. Мы медленно взрослеем, а затем, когда наши тела готовы к росту, у нас происходит метаморфоза. Мы не взрослеем год за годом.

— А ты уже окончательно вырос? — удивительно как быстро я привыкла к нашим различиям.

Он пожал плечами:

— Более-менее да. Моему отцу, например, уже сотни лет, и, как выражается мама, «вспышек роста» у него больше нет. Хоть однажды мы и перестаем расти, но мозг никогда не останавливается и, в отличие от землян, не деградирует.

Лексен протянул руку:

— Пойдем. Нужно отдохнуть. Отец сказал, собрание состоится завтра рано утром. Выясним, кем были твои родители и где, по мнению Совета, держат твоих опекунов.

Я подала руку. С ним было так спокойно. Думала, он отпустит, как только я пойду за ним, но он крепко сжал руку и даже притянул к себе поближе. Так, молча, мы и шли: маленькая я на фоне огромного Лексена. Совсем не помню как попала в этот лабиринт, из которого мы сейчас выбирались.

— Хорошо, что ты меня нашел, — шепнула я, когда мы подходили к входной двери, — ни за что бы не выбралась из лабиринта сама.

В ответ он, молча, легонько сжал мою руку. Мы поднялись на третий этаж и, пройдя длинный коридор, наконец, оказались возле череды спален.

— Мама приготовит для тебя комнату, а пока поспи здесь. — Он отпустил руку. Я изо всех сил постаралась не очень расстраиваться и не чувствовать себя брошенной. Пусть это и пресловутый стокгольмский синдром, но, благодаря Лексену, этот сумасшедший мир стал чуть безопаснее и надежнее.

Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская меня. Одного взгляда хватило, чтобы голова закружилась от красоты этой комнаты: пол был устлан чем-то белым, похожим на ковер, но более мягким; пышные, будто парящие шторы; кровать с сиреневыми простынями; белые стены. Благодаря этим розовым и фиолетовым акцентам комната выглядела праздничной. Повсюду располагались украшения из местного камня.

— Спасибо тебе за все, — сказала я, шагнув в комнату. При взгляде на кровать сердце екнуло: вряд ли удастся нормально поспать, ведь сегодня мы столько раз говорили о папе с мамой… Плюс, выяснилось, что они родились тут, в Надмире, и были какими-то хранителями тайны.