Некоторое время мы сидели в мучительной тишине, прежде чем Трент опустил руки и сказал:

— Вот, что я скажу вам. Вы приготовите блюдо на мой выбор за ограниченное количество времени прямо сейчас, и если я буду сражен тем, что вы мне представите, тогда мы можем продолжить обсуждение вашей идеи. Как вам такое?

Все это звучало просто ужасно не потому, что я сомневалась в собственных кулинарных способностях, или потому, что я не была готова принять вызов. Все это было ужасно потому, что исход всего зависел только от меня. Не было никаких су-шефов или ресторанных критиков, чтобы обвинить меня в том, что я допустила ошибку в приготовлении определенного блюда. Но я уже достаточно набегалась по чужим кухням, воплощая в жизнь мечты других людей. Теперь настала моя очередь.

— Я готова, — сказала я, мой голос был ровным и уверенным, тогда как в животе порхали бабочки.

— Прекрасно, — сказал он, отодвигая кресло и поднимаясь на ноги. — Вы можете оставить свои вещи здесь. Нам сюда.

Трент повел меня к лифтам, и мы спустились на третий этаж. Стальные двери разъехались в стороны в вестибюле ICE.

Словно внезапное наводнение воспоминания о днях в моей кулинарной школе нахлынули с поразительной силой — боль в мышцах и онемевшие руки после нарезки сотен луковиц морковок и сельдерея на кубики одинакового размера, что было направлено на то, чтобы улучшить мои навыки в обращении с ножом; бесчисленные часы, потраченные на разделывание рыбы и правильную нарезку ребрышек; раз от раза охватывающее тебя разочарование после провала в приготовлении пяти основных французских соусов, когда подгорело молоко или передержал на огне муку, и то чувство эйфории, которое охватило меня, когда я, наконец, освоила их все.

Я помнила это так, словно все было только вчера.

Трент разговаривал с девушкой за стойкой регистрации. Она кивнула, посмотрев на меня, стоявшую неловко в стороне, и нырнула за угол. Через несколько минут она вернулась и вручила мне новый поварской кафтан, фартук, колпак и набор ножей.

— Я часто арендую здесь место для демонстраций или проверок, — сказал мне Трент, когда проводил через сеть коридоров. — Наличие кулинарной школы в такой непосредственной близости является одной из основных причин, почему моя штаб-квартира находится в Брукфилде, а не в центре, как у других.

Через стекла закрытых дверей я видела классы в середине занятия, студенты в белых куртках и повара-любители в фартуках, которые с одинаковой внимательностью слушали своих наставников. Трент провел меня в зону проведения частных мероприятий, которая выходила прямо на Нижний Манхэттен, это была чистая промышленная кухня в одном конце комнаты, а в другом находился стол.

— Хорошо, Гвен. У вас есть два часа, чтобы приготовить самый лучший в моей жизни сэндвич с арахисовой пастой и желе, — сказал он.

Моя спина оставалась прямой, а выражение лица ничего не показывало, несмотря на то удивление, которое я испытала, услышав его слова. Я ожидала, что Трент попросит какое-то более изысканное и утонченное блюдо, или что это будет нечто вроде стандартного теста из кулинарной школы на приготовление идеального омлета. Но сэндвич с арахисовой пастой и желе? Грандиозный по своей простоте, неограниченный по вкусовым комбинациям — соленый и сладкий, хрустящие и мягкий, традиционный или по оригинальному рецепту — я понятия не имела, какой из них он предпочитал.

— В вашем распоряжении полностью оборудованная кухня и кладовая. Удачи, — сказал он, потом извинился, оставив меня с моим заданием наедине.

Я прислонилась к прилавку из нержавеющей стали, мой разум стремительно работал на то, чтобы найти правильный рецепт, способный впечатлить Трента, но ничего не шло на ум. «Возьми себя в руки, Гвен», — сказала я самой себе. — «Это то, чему ты училась. Просто делай все по порядку».

Вздохнув, я переоделась в поварскую куртку, повязала фартук поверх своей юбки-карандаш и спрятала волосы под колпаком. Я помыла руки, заточила ножи и направилась в кладовую.

Когда я изучила ассортимент продуктов передо мной, то в памяти всплыл тот момент, когда я будучи еще маленькой, сидела за кухонным столом с кровоточащим носом и рассеченной губой, после того как Крис случайно попал футбольным мячом прямо мне в лицо, а мама соорудила для меня сэндвич с арахисовой пастой и желе, только в ее исполнении клубничное варенье было заменено на яблочное чатни из банки [77] , дополнив это поджаренным беконом. Она утверждала, что это лучше, чем куриный суп и подходит для того, чтобы оживить тебя, но я всегда подозревала, что она сказала это только потому, что сэндвич нужно было просто собрать и еще мой отец запретил в нашем доме консервированные супы с нитратами.

Но сейчас я вспомнила, как соленые и сладкие нотки сочетались в арахисовой пасте, подкопченная и жирная текстура бекона, а еще имбирь и кардамон в чатни наполняли меня теплом и спокойствием. Вместе они сделали так, что мои раны причиняли не так много боли. Это воспоминание было таким особенным, почти священным. Только я и моя мама, объединенные одним скромным и простым сэндвичем.

Я поняла, что очень часто существовали какие-то совершенно простые блюда, которые вызывали эмоции, воспоминания и детали, практически полностью забытые, но которые всегда были там, прямо у вас под носом, готовые ворваться, принеся с собой самые тонкие ароматы или самый лаконичный вкус. И я надеялась, что мой ответ на рецепт собственной мамы подействовал бы на Трента точно так же.

Посмотрев на часы — осталось полтора часа — я быстро собрала все необходимые мне ингредиенты, предварительно разогрев духовой шкаф на 375 градусов, и начала все подготавливать для чатни. Я очистила и порезала яблоки и груши на одинаковые кусочки по дюйму, нашинковала желтый лук, натерла свежий корень имбиря и отмерила необходимое количество яблочного уксуса, специй и сахара.

Я поставила сотейник на сильный огонь и положила в него все ингредиенты. Пока я ждала, когда чатни начнет кипеть, я разложила сырые орешки кешью и арахиса на противень толщиной не больше четверти дюйма, сбрызнув все это оливковым маслом, посыпала солью и свежим розмарином, а затем отправила все это на самый верх духового шкафа для обжарки. Вытерев руки о полотенце, я нарезала бекон ломтиками и уложила их на холодную сковороду, стоявшую на плите, и включила самое маленькое пламя до тех пор, пока мясо не отдаст часть собственного жира.

Как только содержимое сотейника закипело, я уменьшила пламя до среднего и накрыла его, чтобы чатни продолжало кипеть, а затем вытащила орехи из духового шкафа, переложив их в комбайн, добавила туда еще оливкового масла и включила на самую высокую скорость, чтобы перетереть арахис и кешью в мягкую пасту.

Я снова посмотрела на часы. Неужели уже прошло пятнадцать минут? Я не могла беспокоиться о времени — мне нужно было сфокусировать все у себя в голове и полностью сконцентрироваться.

Жир появился на сковороде, бекон подпрыгивал и скручивался, и я прожарила кусочки до коричневого цвета с другой стороны, поливая каждый из них кленовым сиропом. Я выключила кухонный комбайн и переложила кремообразную ореховую пасту в миску, опустила сотейник в ванночку со льдом, чтобы быстро охладить смесь из груш и яблок, затем переложила бекон из сковородки на бумажное полотенце, чтобы он немного подсушился.

Меня наполнило нечто вроде спокойствия Дзен, мои движения были быстрыми, размеренными и четкими. И когда я пробовала каждый отдельный компонент, все запахи были явно различимы, на замену моей нервозности пришла уверенность.

Когда осталось пять минут, я выложила на разделочную доску два кусочка самого пушистого белого хлеба, который я видела — есть свое место и время для грубого деревенского мультизлакового или пышного хрустящего батона, но не в этот раз — я намазала самодельный чатни на один ломтик и ореховую пасту на другой, посыпала каждый из них хрустящим беконом и прижала их друг к другу.