Несмотря на то, как я ненавидел, что меня трогали, толкали и тыкали, это было намного лучше того, где я был сейчас, изолированный в отдельной комнате, пересчитывавший плитку на потолке, отчаянно пытавшийся снять неудобный бандаж со своей шеи, и размышлявший над тем, смогу ли я досмотреть этот сезон, не говоря уже о том, чтобы продолжить свою карьеру. По крайней мере, было еще немного времени в запасе — команда завладела инициативой, мое падение гарантировало это и дало им отрыв на оставшуюся часть игры.

The Blizzards выходили в Суперкубок против команды the Saints. Это должно было принести мне чувство эйфории — это было всем, чего я всегда желал — но все, о чем я мог думать, это то, как я смог бы пережить шестьдесят минут против самой жесткой и сильной защиты в лиге. Я не был уверен, что у меня были моральные силы, не говоря уже о физических возможностях, чтобы принять те удары, которых требовала победа.

Но я выясню это. Я должен был, если у команды был хотя бы один шанс на победу.

Меня отвлек стук о дверной косяк. Зашел доктор, державший в руках планшет, а вместе с ним были мой отец и тренер Уоллес.

— Привет, Логан. Я доктор Эванс, — сказал он, выражение его лица было добрым, но решительным. — Как ты себя чувствуешь?

— Как будто меня протаранил автобус, — мой голос был похож на колючий шепот, но, по крайней мере, мой взгляд, в конце концов, сфокусировался, а звон в ушах прекратился.

— Этого следовало ожидать после того, что ты перенес, — он опустил взгляд в планшет, а потом посмотрел на меня вновь. — Ты знаешь, что произошло с тобой сегодня вечером?

Я попытался кивнуть, но шейный фиксатор ограничивал движение. Я застонал от тупой боли, которая пронзила меня.

— Постарайся пока не двигать своей шеей. Только говори, — доктор Эванс подошел к моей постели, снял стетоскоп со своей шеи и приложил к моей груди.

— Да, я знаю, — сказал я. Было ощущение, что лезвия бритвы кромсали мое горло, таким оно было сухим.

Доктор Эванс накачал воздух в манжету, чтобы проверить мое давление.

— По шкале от одного до десяти, насколько ты ощущаешь боль? Десять это мучительно, а один — прекрасное самочувствие.

Если бы я знал, черт возьми.

— Пять?

Синяки покрывали мои руки сверху донизу, и я мог только представить, как выглядели мои ребра и бедра. Многочисленные капельницы закачивали обезболивающее и разные растворы в мои вены с регулярной частотой, и я был подключен к устройству, которое измеряло уровень кислорода у меня в крови. Подключенный ко всему этому оборудованию, я ощущал себя словно автомобиль в автомастерской.

Доктор Эванс сделал отметки в моей карте, а потом повозился с одним из приборов позади меня.

— Давай посмотрим, возможно, это поможет. А сейчас я рад сообщить тебе, что полученная томограмма нормальная, поэтому я могу снять этот фиксатор, — сказал он, расстегивая бандаж на моей шее.

Меня охватило облегчение, и я заметил напряжение, сковавшее лицо и плечи моего отца. Если томограмма была чистой, тогда это означало, что в моем мозге не было никаких кровотечений. Тем не менее, с огромным списком различных болей, я знал, что док начал с хороших новостей, чтобы немного смягчить боль от менее радужных перспектив.

— Но? — спросил я, мои мышцы были напряжены, а моя подвижность лишь слегка увеличилась после снятия фиксатора.

— Но у тебя сотрясение мозга и небольшой разрыв в передней крестовидной связке левого колена, — сказал доктор Эванс, закрывая мою карту и убирая ее под мышку.

Облегчение сменил страх. Я мог справиться с сотрясением мозга, у меня было время на восстановление, время на то, чтобы восстановить опору. Но травма моего левого колена в дополнении к старой в правом колене, которое я реанимировал и оберегал на протяжении всего сезона, со времен колледжа, если быть честным, это меняло дело. Я не мог позволить себе этого сейчас, особенно, когда я был так близок к призу.

— Насколько серьезен этот разрыв? — спросил тренер Уоллес, наконец, отступив от стены, его лицо было мрачным от беспокойства. — Он сможет выйти на поле через две недели?

Ни грамма беспокойства за меня — не то чтобы я осуждал его за это. Главный офис требовал от него победы в чемпионате — что, по сути, было практически невозможно, если ему пришлось бы делать такую серьезную замену в стартовом составе в последнюю минуту. Если я выбывал, это означало, что вся линия нападения должна была перестроиться, чтобы приспособиться к иному стилю игры, к иному настрою. Если бы я не имел возможности справиться с болью и собрать все свои силы ради команды, то из-за этого должны были пострадать все.

— Я бы не советовал этого, — сказал доктор Эванс, качая головой. — Логан настоящий везунчик. Частичные разрывы случаются реже и легче поддаются лечению, как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе.

— Отлично, — хмыкнул тренер. — Тогда лечите его и давайте вернем его на поле.

— Это не так просто — это не то, что можно было бы поправить за пару недель, а игра с поврежденным коленом резко увеличивает риск разрыва.

— Насколько большой риск мы обсуждаем? — спросил я, уставившись в потолок, не обращая внимания на ругань тренера, на вздох доктора и полнейшую тишину со стороны своего отца.

— Вам нужны прогнозы? — спросил доктор Эванс.

Мои челюсти напряглись еще больше.

— Мне просто нужно знать то, что может произойти, — уголком глаза я заметил, как доктор пожал плечами.

— Возможно, что вы придете в себя, все будет по-вашему, ваше колено не будет повреждено и мы залечим травму в период межсезонья.

Тренер хлопнул в ладоши дважды.

— Это именно то, что нам нужно было услышать, док.

— Я сказал: возможно, — продолжил Эванс. — А теперь давайте поговорим о том, что, скорее всего, вероятно. Есть вероятность, что кто-то применит силу к частично разорванной коленной связке, что грозит полнейшим разрывом. Прибавьте к этому историю Логана с подобными травмами, и вот тут его риски резко возрастают.

— Старая травма на другом колене, — сказала мой отец, вставая и подходя к моей койке, его голос был спокойным и уверенным. — А травмы — это часть того, за что мы платим, получая возможность играть — Логану известно об этом.

Конечно, я все знал. Я слышал разные интерпретации этого утверждения, по крайней мере, тысячу раз с тех пор, как зашнуровал свою первую пару бутс. Хотя это не означало, что натягивая свои щитки, носить название the Blizzards на своей футболке не являлось порой, чем-то вроде битвы силы и желания — по крайней мере, до недавнего времени. Но мне платили за то, чтобы я сражался, не смотря на все, что бы мне не подкидывала игра, не обращая внимания на сомнения.

— Возможно, я мог бы опустить это, если бы у меня перед глазами не было истории болезни Логана, в силу того, что его правое колено никогда не было так сильно или стабильно, и навряд ли его достаточно компенсировало левое колено, и есть огромная вероятность необратимой травмы, — доктор Эванс нагнулся ко мне, устанавливая зрительный контакт. — К тому же ты должен учитывать свой уже не столь юный возраст, — он говорил со мной, как с кем-то, кто готовился заменить свой тазобедренный сустав, а не с кем-то в возрасте, приближавшемся к тридцати. — Восстановление будет долгим, сложным, и ты никогда не восстановишься на все сто процентов. Логан, тебе нужно подумать о том, как отзовется эта травма через десять, пятнадцать, двадцать лет.

Только я не мог этого сделать. Ни один профессиональный атлет не мог беспокоиться о цене, о том, сколько он должен заплатить, чтобы его тело было на пике, было лучшим изо дня в день. Победителей заботит только одна единственная вещь — это победа. И конечно, черт возьми, не было сомнений в том, чтобы у меня было право перечеркнуть все те страдания, что я переносил каждую секунду, ради того, чтобы заполучить кольцо. Все бросить, потому что мне было больно. Я бы пошел на риск — я бы лучше прожил жизнь с травмированным телом, чем задавался бы вопросом «а что могло бы быть». Это был тот путь, который был мне предначертан, как бы сказала моя мама.